— Да, так и должно быть. Давайте, кладите ее. Может, сейчас очнется.

— Я не позволю причинить ей боль, — упрямо повторил он.

— Отлично, — сказала старуха, — тогда пусть умрет.

Мистрис Меган отвернулась и принялась собирать свои вещи. Броган свирепо смотрел ей в спину.

— Скажите хотя бы, кто вы такая? — спросил он. — Я не знаю вас ни по имени, ни в лицо.

Старуха обернулась с грустной улыбкой:

— Я самая старая повитуха в этих краях. Через мои руки прошли сотни младенцев, в том числе и ваш отец.

— Но моего отца принимала та же самая повитуха, которая принимала и нас с Ксантье.

— Именно, это я помогала вашей матери родить вас с братом.

— Вас же прогнали?

— Да.

— Как же тогда получилось, что вы сейчас здесь?

Женщина пожала плечами:

— Я ведь знала, какой крест наложил на вас отец. Знала, что ваши жены должны скоро родить. Мне хотелось узнать, чем окончится эта трагедия, прежде чем я покину бренный мир. — И мистрис Меган умоляюще вскинула руки. — Простите меня, лорд Броган! Умоляю, простите! Я любила вашу мать. Она была добрейшей женщиной, такой мягкой, такой преданной женой... И в тот момент я думала не столько о вас, сколько о ней, и поэтому сгубила не только вашу жизнь, но и жизнь всех О’Бэннонов. Простите меня, милорд! И позвольте мне спасти эту женщину. Позвольте мне загладить свою вину и помочь ей.

Броган ошеломленно кивнул. Он всматривался в глаза повитухи, в ее губы, пытаясь уловить хоть какой-нибудь проблеск воспоминания, но конечно, не мог ее вспомнить. Если бы не оплошность этой женщины, его жизнь была бы совсем иной — спокойной, упорядоченной и предопределенной. Ему не пришлось бы бороздить моря в поисках золота и сокровищ. Не пришлось бы воевать с родным братом. Но, с другой стороны, он не был бы похищен длинноволосой лесной феей и не прислушивался бы сейчас к тихому гуканью новорожденного сына.

Броган опустил Маталию в лохань с крапивой, не обращая внимания на мягкие ворсинки, которые немедленно обожгли ему ладони. Маталия ахнула, широко раскрыв глаза, и забилась в воде, пытаясь встать. Подоспевшая мистрис Меган надавила ей на плечи, силой удерживая в воде, и так они с Броганом держали Маталию наполовину погруженной в лохань, пока боль не вывела ее из забытья.

Молодая женщина обхватила Брогана за шею, пытаясь встать, и мистрис Меган сжалилась и позволила ей подняться. Броган вытащил жену из воды. К ее телу прилипли пахучие листья, которые немедленно промочили насквозь его одежду.

Поморщившись от болезненных уколов, он отнес ее в постель, Меган уже стояла наготове с мягкими простынями.

Броган осторожно уложил жену и пояснил:

— Ты больна. У тебя горячка, и кровотечение еще не остановилось. Мы пытаемся тебе помочь.

— А ребенок? — спросила Маталия, лихорадочно оглядывая комнату.

— Он здоров.

— Ксантье! Берегись Ксантье!

— Не бойся, любовь моя. Я буду с тобой и пригляжу за вами обоими. Твои волки тоже здесь. Здесь ты будешь в полной безопасности.

— Я не хочу оставаться здесь, — прошептала Маталия. — Я хочу уехать отсюда куда-нибудь в другое место. Ты сможешь уехать? Сможешь оставить Керколди?

— Да, любимая моя. Мы уедем. Я оставлю Керколди Ксантье. Ты для меня — самое главное на свете. Как только поправишься, мы немедленно уедем.

Два дня спустя Броган сидел у окна, прижимая к груди ребенка. Он потер ладонью воспаленные глаза и поскреб заросший подбородок, когда его внимание привлек шорох. Оглянувшись, он увидел, что на него сонно смотрит Маталия. Она протянула к нему руки, и Броган моментально поднялся и дал ей малыша, с обожанием глядя, как мальчик сосет грудь.

— А ты, кажется, преодолел свою застенчивость, муж, — произнесла Маталия хрипловатым от долгого молчания голосом.

— Да, я много чего узнал про младенцев и родильниц за последние несколько дней. Думаю, ты будешь сильно удивлена.

Маталия нежно улыбнулась.

— Надо придумать ему имя, — сказала она.

— И вправду, — кивнул Броган. — Жду не дождусь, когда смогу назвать его не «ребенок», а по имени.

— Мне бы хотелось назвать его Мэнган. Мой маленький медвежонок.

— Как пожелаешь.

Маталия широко улыбнулась:

— Ты теперь всегда будешь таким покладистым?

— Сомневаюсь. Так что на твоем месте я бы воспользовался случаем. Давай я позову мистрис Меган...

— Нет! Хватит с меня этих пыточных ванн! С меня и десяти хватило, — торопливо перебила его Маталия.

— Откуда же десяти? Всего-то трех, — засмеялся он. — Да и вряд ли она заставит тебя принимать еще одну. Лежи, я ее сейчас приведу.

Маталия вздохнула, снова занявшись сыном, а Броган подошел к двери и кликнул повитуху. Мистрис Меган тщательно осмотрела родильницу и вышла. Вскоре она вернулась с большим подносом еды. Следом за ней вошли Пейджи и Ева. Они пришли в восторг, увидев, что госпожа идет на поправку.

— Вам лучше? — улыбнулась служанка, воочию видя ответ на свой вопрос.

— Да, хотя я чувствую некоторую слабость. Пожалуйста, помогите мне подняться. Я хочу уехать отсюда как можно скорее.

— Ну что вы, миледи! — принялась увещевать ее Ева. — Сейчас вы никуда не поедете. Вам нужно полежать еще несколько дней, чтобы окончательно поправиться и...

Но Маталия затрясла головой, прежде чем швея успела договорить.

— Я хочу уехать сейчас, пока не случилось еще что-нибудь ужасное. Я не хочу, чтобы мой ребенок пострадал.

В этот момент в комнату вошел Броган.

— Мы уедем через два дня, любовь моя. Я уже послал гонца в Роузнит.

— Мы поедем домой? — восторженно переспросила Маталия, и короткие кудряшки запрыгали вокруг бледного лица, как у маленького ребенка. Броган с улыбкой склонился над ней и запустил пальцы ей в волосы.

— Я же обещал вернуть тебя через год. И намерен сдержать свое слово.

Маталия улыбнулась, прижавшись щекой к его ладони.

— Мы погостим у моих родных, а потом построим свой собственный дом.

В это время в другой башне разворачивалась прямо противоположная семейная сцена. Ксантье мерил комнату большими шагами, грозно сдвинув брови. Малышка в кроватке громко плакала, но на нее никто не обращал внимания. Изадора сидела на кровати и кричала на мужа:

— Ты не позволишь им обокрасть меня! Мой ребенок родился первым! Графиней должна стать я!

Ксантье в ярости обернулся к ней:

— Неужели ты возомнила, что раздосадована больше, чем я? Это мое наследство, мой дом и мой титул, если ты уже успела забыть!

— И мой тоже! — завопила Изадора. — Ты обещал мне все это в обмен на приданое! Без моей помощи ты бы никогда не накопил достаточно богатств, чтобы получить отцовское одобрение. Я свои обязательства выполнила. Теперь очередь за тобой!

— И что ты предлагаешь делать?

— Избавься от них. — Изадора внезапно понизила голос, и взгляд ее стал холодным. — Твоя жалкая попытка провалилась. Я не в состоянии постичь, почему ты просто-напросто не перерезал ей глотку. Зачем оставил ее там? Да еще и о еде позаботился!

Ксантье брезгливо отшатнулся от постели:

— Я не мог ее убить.

Изадора хрипло захохотала.

— Неужели ты надеялся очистить свою жалкую совесть, просто оставив ее умирать? Ты уже забыл, что натравил брата на Сутбери в расчете на то, что его там убьют? Неужели ты возомнил, что если не сделаешь зла собственными руками, то меньше запятнаешь свою душу? Ты еще больший дурак, чем я думала. Ты и так уже прогнил насквозь, до самых глубоких тайников своего холодного сердца. Так что смирись с этим и не пытайся цепляться за нравственные принципы, которых не существует.

Ксантье смотрел на жену с бешено колотящимся сердцем. Из ступора его вывел крик ребенка, и он раздраженно ткнул пальцем в сторону кроватки.

— Успокой дитя, — процедил он сквозь зубы. — Ты ее мать, так и веди себя подобающим образом.

Брови Изадоры поползли вверх:

— За кого вы меня принимаете, милорд? Ребенком займется кормилица.