— Мы с Евой почти уже дошили платья, но ни одно еще не закончено, — горестно сказала Пейджи, разглядывая груду перепачканной одежды, которую Маталия скинула. Она сидела, закутанная в одеяло, перед кухонным очагом, тщательно расчесывая спутанные волосы.

— Я что-нибудь придумаю, — беспечно ответила Маталия, не отвечая на вопросительный взгляд Пейджи. Наконец справившись со своими локонами, она поднялась и неуклюже направилась к двери. — Если только ты попросишь Джейми, чтобы он хоть на одну минуту отвернулся...

Пейджи бросилась вперед своей госпожи и просунула голову за дверь.

— Отвернитесь, — приказала она, — и закройте глаза!

Джейми немедленно повиновался, повернув лицо к стене и закрыв глаза ладонями. Пейджи знаком показала Маталии, что можно идти. Она осторожно вышла на цыпочках на круглую площадку, распахнула дверь в опочивальню и плотно затворила ее за собой.

Оставшись одна, освеженная и оживленная, Маталия принялась украшать комнату.

Броган стоял на нижней площадке лестницы, чувствуя, как ноет каждая его клеточка. Он глубоко вздохнул и радостно отметил, что это не причинило ему острой боли. Его страшила встреча с женой. Она наверняка там сейчас рвет и мечет. Приказ держать ее в башне был продиктован эгоизмом: ему была отвратительна сама мысль о том, что она увидит его в синяках и ссадинах.

Он презирал себя за собственную жестокость: брат против брата. Броган сплюнул кровью на пол, кинув взгляд на половину отца, исполненный ледяной ненависти. И отец против сына.

Прошло три дня. Он уже мог относительно безболезненно стоять, однако при любом лишнем движении каждая его мышца кричала от боли, поэтому ему совсем не улыбалось уворачиваться от чашек и режущих предметов.

Он поправил одежду, удостоверившись, что большая часть ушибов надежно скрыта от цепкого взгляда Маталии, и сделал первые несколько шагов. Звук шагов со стороны южной лестницы заставил его оглянуться, и он увидел спускающегося по ступенькам Ксантье. Братья молча смотрели друг на друга, пока вслед за мужем не спустилась Изадора. Броган не понял, о чем она говорила, но слышал, как она тихонько хнычет. Ксантье кинул в ее сторону раздраженный взгляд и направился дальше в большой зал. Фыркнув, Изадора последовала за ним.

Джейми открыл дверь и посторонился. Заметив его безучастность, Броган расправил плечи и сделал глубокий вдох.

— Добро пожаловать в логово повелительницы волков, — пробормотал он себе под нос со сдержанным юмором. После чего решительно открыл дверь и вошел в опочивальню.

В комнате было темно. На столе, рядом с шахматной доской, были зажжены свечи, на тумбочке возле кровати горело еще несколько свечей. Он закрыл дверь, и от слабого дуновения затрепыхались ленты на затененной кровати. Броган шагнул вперед и увидел, что ленты повязаны повсюду. Над каминной полкой колыхались банты. Ленты были разбросаны по полу радужными переливчатыми волнами. Они свисали с балдахина кровати и, медленно кружась, поблескивали в свете свечей.

Броган сделал еще шаг и увидел, что окно тоже задрапировано кружевными лентами. Они преломляли свет и роняли на кушетку сетчатый узор. Тихий шелест шелковой ткани вновь привлек его внимание к кровати, и все его чувства мгновенно обострились. Он позабыл про боль, приготовившись защищаться и нападать. Неслышно, как шотландская рысь, он подкрался к постели и склонился, глядя сквозь пелену лент на настоящее чудо.

Маталия смотрела на мужа, чувствуя, как болезненно бьется в груди сердце. Она лежала на роскошном королевском пурпурном шелке, в беспорядке рассыпав по подушкам свои черные кудри. У Брогана перехватило дыхание, он буквально окаменел при виде этого великолепия.

Ленты, ленты... Шелковые и атласные ленты извивались по постели. Ленты в волосах Маталии мерцали филигранным золотом. На ее шее был скромный голубой бант с амулетом, лентой того же цвета она крест-накрест опоясала себя, не прикрыв груди и завязав ее на пупке таким же соблазнительным узлом.

Ее ноги утопали в лентах всевозможных цветов. Мерцающая текстура ткани, выхваченная светом свечей, обострила его чувства. Ее лодыжки, ее изящные хрупкие лодыжки были схвачены бледно-зелеными лентами, которые спускались на пол, к его ногам. Наконец, с трудом переведя дыхание, Броган посмотрел на ее запястья. Они были повязаны широкими черными лентами, черными как ночь, благородно соблазнительными, и подтянуты к столбикам кровати в знак изысканной покорности.

Броган отступил на шаг, принуждая себя дышать медленно — вдох-выдох. Он обошел вокруг постели и запустил пальцы в свисающие ленты. Потом двинулся к другому краю кровати, где горели свечи, взял одну ленту и провел ею по телу Маталии. На ее коже появился мягкий оранжевый отсвет и ее сливочная плоть окрасилась в медовый оттенок. Другая его рука порхала над ее телом, повторяя полосу бликов, как бы убеждаясь, что это — настоящая женщина, погруженная в ворох украшений.

Наконец он поднял взгляд и встретился с ее исполненными страха глазами. Она была так беззащитна, что у него сжалось сердце, и в то же время так доступна, что у него уже начало пробуждаться желание.

— Если это — попытка извиниться за то, что ты связала меня во время нашей первой встречи, то мне более чем приятна подобная любезность.

Броган и сам слышал, каким хриплым голосом говорит, но даже не попытался прочистить горло. Вместо этого он лишь улыбнулся обольстительной мужской улыбкой, и страх на лице Маталии постепенно уступил место уверенности в том, что он понял и оценил ее подношение.

Он переставил свечу, запустил руки в ворох лент и отодвинул его в сторону, чтобы сесть рядом с ней. Он перебирал струящийся шелк, понимая, что теперь при виде банта на женском платье всегда будет вспоминать этот момент, всегда будет думать о том, не украшалось ли им обнаженное тело. Он прикоснулся к лентам, обмотанным вокруг ног Маталии, медленно провел пальцем по атласной нежности, чувствуя, как горит под тканью ее тело.

Внезапно его пронизал жар, и он впился взглядом в ее плоть потемневшими до цвета жидкой ртути глазами. Опасение, которое она испытывала поначалу, исчезло, и она целиком отдалась во власть его пламенного взора, успокаивающего, утешающего, завораживающего. Ей уже хотелось ему отдаться, предоставить свое тело в его полное распоряжение. Она жаждала снова ощутить близость, хотела, чтобы этот момент навсегда их связал.

Броган взялся за конец ленты, обмотанной вокруг ее левого бедра, алой атласной ленты, и осторожно потянул, легким движением развязав узел. Скользкие концы с шорохом упали. На колене Маталии остался розоватый отпечаток, и, наклонившись, Броган подул на него и поласкал языком.

Маталия вздохнула, и в этом вздохе послышалось то огромное томление, под тяжестью которого изнемогало ее тело. С улыбкой на властном лице, в которой читались сила и страсть, он потянулся к следующей ленте, развязал ее и медленными размеренными движениями размотал.

— Ты такая... — прошептал он, и Маталия затрепетала от восторга, когда его лицо договорило то, о чем умолчал язык. Он наклонился и принялся дергать банты зубами, посасывая кожу и дуя на увлажненные места, остужая испепеляющий жену огонь. Помедлил, взявшись за голубую ленту, обвивавшую ее грудь, и вместо того чтобы развязать ее, передвинул так, что она обхватила и приподняла ее груди, слегка их сдавив.

Удивленная, изнемогающая от страсти Маталия изогнулась дугой, чувствуя, как набухают ее соски. Она откинула голову, подставив ему шею, и Броган послушно провел языком по неясной коже, сняв бант вместе с амулетом. Он резко поднялся, срывая с себя одежду, и Маталия раскрыла рот при виде ссадин и ушибов, сплошь покрывавших его красивое тело.

Она протянула руку, чтобы погладить его, но остановилась при виде вспыхнувшего в его глазах властного огонька. Броган уселся на нее верхом, потянулся к концам бархатных лент на ее запястьях и потуже привязал концы к кроватным столбикам. Маталия покорно лежала, чувствуя полное блаженство. Ее глаза приняли фиолетовый оттенок, когда он привязывал ее руки.