Она тяжко вздохнула.

— Опасный человек — это самое мягкое для вас определение.

Чтобы проверить алиби сенатора, я снова отправился к Каите. Поговорил с соседями. Все в один голос утверждали: в тот час, когда убили Сусанну, сенатор убеждал их в том, насколько для них выгодно проголосовать за него на предстоящих выборах. По-видимому, Рамиреса придется вычеркнуть из списка подозреваемых.

Около десяти вечера я приехал в контору. Не успел войти, как зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал: «Если не прекратишь заниматься делом Сусанны — ты мертвец. Даю тебе срок до завтра». Голос был резкий, но вероятнее всего звонивший говорил через носовой платок. Я повесил трубку и задумался. Неожиданно грохот выстрела прервал мои размышления. Выстрел напоминал оружейный. Мне даже показалось, что от грохота обрушатся стены кабинета. Пока я пытался обнаружить откуда стреляли, прозвучали почти одновременно еще два выстрела. Я вскочил словно подброшенный пружиной и, выхватив «люгер», бросился в приемную. Там я наткнулся на Вертьентеса. Тяжело дыша, с выпученными глазами, он пытался что-то сказать. Лицо его было белым как мел и вдруг изо рта у него хлынула кровь. Глаза Вертьентеса закатились, и он замертво рухнул на пол.

Перепрыгнув через лежащее тело, я выглянул за дверь. Никого. Слабоосвещенный коридор был пустынен и тих. Лифта в здании не было. Прямо от подвала начинался коридор. Я понял намерения убийцы. Выйти через главный вход опасно, недаром коротышка тогда следил за окнами моей конторы. Я быстро смекнул, что все складывается против меня и пожалел, что не запер дверь, ведущую к соседнему зданию. Не выпуская из рук «люгер», я выскочил на улицу. Прохожие с удивлением смотрели на меня, но не особенно приглядывались.

Заметив низкорослую фигурку, я кинулся следом, но было поздно — человечек с коротенькими ножками, оттолкнув какую-то женщину, шедшую по тротуару ему навстречу, уже садился в автомобиль, стоящий на 25-й улице. Когда я туда выскочил, догнать его было уже невозможно.

Вернувшись в контору, внимательно осмотрел лежащего Вертьентеса, распростертого посреди комнаты. Безжизненные глаза неподвижно уставились в потолок. Я в своей жизни видел множество смертей, и сразу понял, что медицинской помощи не требуется. Все и так было ясно. Но, несмотря на пережитое волнение и стремительную погоню за коротышкой, я моментально разобрался в ситуации и понял, что правильно поступил, выбрав такой путь. Если б я выбежал через главный вход, возможно…

И тут я кое-что увидел, от чего мой пульс учащенно забился. В руке Вертьентеса была зажата записка. Это могло означать одно — в последний момент перед смертью он пытался написать то, что хотел мне сказать. Я взглянул на лицо мертвеца — черты его заострились, члены начали холодеть.

Я разжал кулак убитого. Но прочитать записку не успел — в коридоре послышались громкие шаги. Мне хватило времени лишь на то, чтобы спрятать записку. Выпрямившись, я увидел, как дверь медленно отворилась, и на пороге возник полицейский.

Через полчаса прибыл Гастон с неизменной усмешкой на своей рябой физиономии. Он переводил взгляд с меня на Вертьентеса и обратно. Затем в приемную ввалился непременный сержант Гонсалес. Оба склонились над мертвецом. Оба молчали. Стояла тишина — слышно было лишь поскрипывание плохо прикрытой двери.

Холодным профессиональным взглядом Гастон изучал тело. Он извлек из кармана убитого документы на имя Вертьентеса, но казалось, не удовлетворился этим. Затем кончиками пальцев для чего-то пощупал его муслиновую рубашку и скорчил недовольную гримасу. После поднял глаза и угрюмо спросил:

— Кто это?

Я чуть не рассмеялся. Чтобы лейтенант местной полиции не знал самого известного в городе владельца игорного дома?! Гастон явно разыгрывал комедию.

— А вы не знаете? — ехидно спросил я. — Это — Вертьентес, содержатель игорного притона.

Гастон почувствовал скептицизм в моем вопросе и, невзирая на угрожающий взгляд, улыбнулся. Вертьентес, так же как и его притон, был достаточно хорошо знаком всем полицейским, однако они делали вид, будто не обещают особого внимания на всякие противозаконные вещи, которым там творились. Все, или почти все получали свою долю, соответственно их чину. И, судя по всему, недурную.

Прекратив сверлить меня взглядом, Гастон сконцентрировал свое внимание на погибшем. Перевернув тело, он снова скорчил гримасу. На спине убитого виднелись три аккуратных отверстия.

— Отличная работа, Арес. Лучше некуда, — сказал Гастон, криво усмехнувшись. Оторвавшись от трупа, он повернулся к сержанту. — Как вам, Гонсалес? Красивая работка, не так ли?

— Что правда, то правда, — ответил тот. — Думаю, на сей раз сеньору Аресу многое придется нам объяснять.

Я пожал плечами. Фараоны ошибаются и сами это знают. Видать, держат меня за простака.

— Как вам будет угодно, — сказал я насмешливо. — Вы — хозяева положения, вам и карты в руки.

Гастон плюхнулся в кресло, стоящее возле стола. Гонсалес поступил так же. Я в ожидании вопросов сел на стул. Они смотрели на меня. Я закурил сигару и продолжал ждать.

— Мы с удовольствием выслушаем вашу очередную историю, Арес, — проговорил Гастон, не сводя с меня глаз. — Не думаете же вы, что мы намерены проторчать всю ночь в вашей конторе.

— Боже мой! — с отвращением в голосе воскликнул я. — Вы что, и в самом деле считаете, будто я убил этого типа? — Вытащив свой пистолет, я протянул его Гастону. — Взгляните, стреляли ли из него недавно.

Гастон понюхал дуло «люгера» и бросил пистолет на стол.

— Это еще ни о чем не говорит. Вы могли использовать другое оружие.

— Конечно, мог! — вскричал я. — Но я этого не делал. Обыщите контору. Вы найдете там другой пистолет. Но из него тоже не стреляли.

— Но в таком случае, что все это значит, Арес? — спросил Гастон, указывая на труп.

— Вертьентес — один из любовников Сусанны, — объяснил я. — Когда на меня навесили ее убийство, я вышел на него и допросил, но у него оказалось отличное алиби. Я уж и забыл о нем, как вдруг нахожу его здесь, всего изрешеченного пулями. Похоже, он хотел что-то рассказать, да не успел. Я преследовал его убийцу до 25-й улицы, но тому удалось скрыться. Его ожидала машина.

Гонсалес двусмысленно хмыкнул.

— Как выглядел убийца? — спросил он. — Полагаю, вы сможете его описать.

— Лица его я разглядеть не смог. Это — человек очень маленького роста, почти карлик.

— Вы говорили об алиби, — перебил Гастон. — В чем оно заключалось?

— Когда убили Сусанну, Вертьентес находился в Мексике.

Гастон задумался, затем надел шляпу, снял трубку, позвонил в управление и начальственным тоном приказал прислать следователя и врача. Назвав адрес конторы, он положил трубку.

— Ладно, Арес, — произнес он. — Мы еще вернемся к этому вопросу. А сейчас поедем с нами.

Они мне до того уже надоели, что я едва не послал их ко всем чертям. Но вовремя сдержался. Надев шляпу, я вышел вслед за Гастоном. Гонсалес остался в конторе, наблюдая за колечками дыма, которые он старательно выпускал изо рта.

В управлении Гастон не терял времени даром. Меня отвели в лабораторию и снова взяли отпечатки пальцев. Эту ночь мне пришлось провести на неудобном диване управления, и я абсолютно не выспался, а на утро меня без всяких церемоний оттуда выпихнули.

В полдень я уже сидел в своей конторе. Понимал, что есть от чего волноваться. В записке Вертьентеса неровными каракулями было написано два слова. Всего два. «Билеты, Арес». Я напряг все свои умственные способности, но это ничем мне не помогло. «Ничего, черт побери, это еще ни о чем не говорит», — подумал я и мне вспомнился доктор Фауст с его вечными поисками истины. Скатав из записки шарик, я выкинул его в корзину для бумаг.

В четыре часа дня я остановил машину на 12-й улице. Молодой человек передал мне шифрограмму от Вессона и Дуггана, детективов из Сан-Франциско. Открыв ее, я прочитал следующее: