Фелисити принялась обследовать комнату. Прелестные букеты цветов, „Вог“, „Татлер“, „Брэквуд мэгэзин“, „Роял джеогрэфикал“ и „Филд“ разложены на столике подле дивана. Чаши с ароматными смесями из сухих цветов. Из французского окна открывался пасторальный вид — лужайка, наклонно спускающаяся к низкому заборчику, окружающему имение, поля, простирающиеся до реки, кедр справа от дома, деревья, а дальше — пляж, дуб и липа.

Дворецкий вернулся с полным графинчиком, огляделся, подошел к французским окнам, закрыл их и удалился.

Фелисити снова распахнула створки, чтобы выветрить дух Нигела. „Что мне надо, — думала она, — так это фотографии на пианино: собаки, подростки, члены королевской семьи, пэры в мантиях для коронации“. Но ничего кроме нерезких снимков под стеклом. Мэбс в двенадцать лет с собакой, Космо в мешковатых шортах, без зубов, с забинтованными коленками и еще одной собакой, потом еще фотографии — с другими псами. Она выдвинула ящичек столика рядом с диваном. А, вот они леди времен Эдуарда VII, в серебряных рамках, с высокими прическами, с бюстами, выпирающими из платьев, с тонюсенькими талиями. Ангус и Милли перед свадьбой, мрачная Мэбс-подросток, в платье со шлейфом, Ангус в форме штабного офицера, увешанный медалями. И в самом дальнем углу ящика — личность, в которой она признала второстепенного члена королевской семьи. Никаких пэров. Фелисити задвинула ящичек и пересекла комнату, чтобы изучить содержимое застекленного книжного шкафа.

— Довольно скучное собрание, — сказал Космо, незаметно вошедший. — Наша семья не слишком много читает… А что вы ищете?

— Мне нужна атмосфера загородного дома, — сообщила Фелисити. — Я задумала роман.

— Да тут ничего особенного не происходит.

— Нет?

— Ничего, все, как везде. Никаких ссор, никаких скандалов…

— А ваш отец?

— Ну, генералы в отставке обычно вспыльчивы.

Откуда-то из глубины дома раздался девичий голос:

— Космо, ты где?

— Извините, — заторопился Космо и вышел. Фелисити пошла к письменному столу. Кто-то совсем недавно пользовался промокашкой. Над столом висело зеркало в духе Регентства, она поднесла к нему промокашку и прочитала: „Ждите меня рано или поздно“, „Я еще попадусь на вашем пути“.

— Одно из посланий — на русском, — сказал входя Хьюберт. — Я не очень уверен в том, что там написано. Можно ли Флоре доверять? А другие письма — на немецком, французском, итальянском и так далее.

— Игра? (Когда тебя поймали на неприличном поступке, будь наглой.) А я вот выслеживаю, вынюхиваю, шпионю.

Но именно Хьюберт, а не она, казался смущенным.

— Немного глупо, конечно, но я собираюсь послать письмо. Я не часто так делаю, — словно извиняясь, объяснил он.

— Хьюберт! Где ты? — кричала сверху Джойс. — Давай тащи поскорее, если собрался.

— О, простите, мне надо идти. Они ждут вот эту бутылку. — Он держал шампанское. — Джойс придумала, девочкам. Я должен…

— Спешить, — подсказала Фелисити.

— Да. — Хьюберт ушел.

Фелисити вернула промокашку на место и вышла на террасу.

Из открытых окон неслись девичьи голоса.

— Ты потрясающе выглядишь, никто даже… ах, здесь Бланко. Давай, давай, открывай… — раздался хлопок. — Флора первая. Это ее праздник. Пей. Нет, нет, оно тебе нравится. Ох, Нигел, какой же ты жадный, никому не останется! Нет, нет, Флора, это нельзя надеть, линия будет испорчена. Идея в изяществе. Ну постой спокойно минуту, а я… Вот так лучше. О, вкусно!

Фелисити вдохнула запах жасмина, вдруг подумав с надеждой, что девочка Тревельян не будет болтать в машине и она в дороге продумает главу, потом, вероятно, переночует в Линкольне и на следующий день приедет в Лондон. Там она может посадить девочку на поезд, если та станет ей докучать. Имеет эта миссис Лей хоть малейшее представление о том, что она такое ей навязала? За ужином она расскажет генералу о планах немцев по строительству новых дорог, он из того сорта людей, которым это может понравиться, так же как и поезда Муссолини. Вообще-то эти отставные военные имеют хотя бы отдаленное понятие о том, как опасны диктаторы? Да, сегодня наверняка случится неприличная ссора. Эта сонная атмосфера как раз та, которая ей нужна.

— О, правильно, вы сами себе налили, — сказала Милли, входя в гостиную через террасу. — Какой прекрасный вечер. Могу я вам налить еще? Вы пили шерри, так ведь?

— Виски.

— О!

— Не надо, благодарю.

— О? Ну, я налью себе немножко шерри. Должна признаться, люблю конец лета. Через несколько дней мы собираемся в Пертшир, надо прийти в себя перед свадьбой Мэбс. Пожалуй, будет забавно, если я посажу вас справа от Ангуса, а слева — Джойс.

„Милли очень элегантна сегодня“, — заметила Фелисити.

— Я воздержусь от спорных тем, — пообещала она.

— Ах, вы об этом. Да это все чепуха!

Фелисити подошла к камину, оттуда она видела, как Ангус, весело улыбаясь, вошел в комнату, за ним — Космо и Хьюберт, а следом — Нигел и Генри, которые встали возле стола с напитками, но не пили. Хьюберт подошел к ней и принялся объяснять, какие сложные отношения у него со старшим родственником, которому он должен что-то написать. Из-за стесненных средств он вынужден играть.

— Я поддерживаю себя в Оксфорде тем, что играю в бридж и триктрак. Я не слишком доверяю лошадям и собакам. А вы?

— Я думала, все деревенские доверяют лошадям и собакам, — Фелисити слушала его вполуха.

— О да, мы доверяем, но нет… — „Черт бы побрал эту женщину! Простая, как булка с изюмом, и даже не притворяется, что слушает“.

— А кто помолвлен с Мэбс — Генри или Нигел? — Фелисити наблюдала за Нигелом. — Они такие похожие.

— Генри помолвлен с Таши, Нигел — с Мэбс. Они похожие, потому что учились в одной школе, работают в одном банке, у них один портной и одинаковые политические взгляды.

— Да, один пьяный, а другой трезвый, — заметила Фелисити.

— Не может быть. У нас была всего одна бутылка шампанского на восьмерых.

— Виски с шампанским не мешают.

Хьюберт уставился на Нигела.

— О Боже, — сказал он. — Боже, Боже.

Дворецкий распахнул двери гостиной и объявил, что обед подан.

— А почему девочки задерживаются? — спросила Милли.

Ангус посмотрел на свои карманные часы.

— Разве они не знают, во сколько у нас обед? Мы разве когда-то начинали в другое время, а не в половине девятого? — Он с треском закрыл крышку часов.

А Космо что-то пробормотал матери в ухо.

— Очевидно, это из-за того, что у Флоры сегодня последний вечер, — сказала Милли, оглядевшись.

— Как будто ты про это не знала, — сварливо пробурчал Ангус.

Милли оставила без внимания его слова.

— Девочки ее наряжают, чтобы сегодня она выглядела по-особенному… и… они ей дают свои лучшие платья. — Она повернулась к Фелисити: — У нее нет ничего своего. Я удивляюсь, как, мисс Грин…

— Называйте меня Фелисити, — сказала она.

— …Фелисити, — и Милли возвысила голос, — а если вы будете проезжать через Лондон, вы не сможете остановиться у нашей маленькой портнихи на Бошам-Плейс? Это отнимет у вас несколько минут, это по дороге. Мы с Ангусом хотели бы подарить Флоре вечернее платье, ее собственное…

— Разве? Впервые?..

— Да, — сказала Милли. — Мы хотим.

— Гм, — хмыкнул Ангус. — Проклятые деньги.

„А у нее есть характер, — подумала Фелисити и начала размышлять, у кого какое сейчас настроение в этой большой комнате. — Дворецкий, несомненно, жертва подавляемого раздражения, Милли — почему-то слегка испуганная, упрямая и задабривающая, Ангус — подозрительный, Нигел изо всех сил пытается казаться трезвым, Космо и Хьюберт — в нетерпеливом ожидании. В ожидании чего?“ (Так, иллюзия мирного загородного дома рассеялась.)

Поскольку общая беседа угасла, Милли решила взять все в свои руки:

— Ах, мне кажется, наконец-то я слышу, что они идут. Гейдж, — обратилась она в дворецкому, — мы идем, как только они совершат свой „выход“. Девочки сделали все, чтобы Флоре здесь было хорошо. Она еще такой ребенок.