— Это мисс Грин. — Он предложил шерри, Флора отказалась, но почувствовала себя так легко, что спокойно могла наблюдать за появлением других гостей, которых встречали очень добродушно и Ангус, и Милли.

Это был большой прием — девять обитателей дома и одиннадцать, приехавших на ужин.

— Я думаю, тебе понравится игра в сардины или в убийцу, поиграешь после обеда, эти игры, кажется, сейчас самые модные, — сказала Милли. — А может, все захотят танцевать. Ангус не против того, что молодежь делает, если это не слишком шумно. В гостиной мы ничего такого не позволяем, здесь — граница. Если хочешь избежать чего-то, знай, что есть такое место. Но я думаю, ты не захочешь. Хотя…

„Она как будто не со мной говорила, — думала Флора. Дворецкий объявил ужин. — Милли смотрела поверх моей головы“. Она еще никогда не играла в убийцу или сардины, но в школе девочки говорили про эти игры. Впервые она оказалась в гостях в загородном доме, и контраст со школой и ее обитателями опьянял. Она не хотела ничего пропустить. А за ужином чутко прислушивалась к разговорам.

Мэбс и Таши дружески поддразнивали Нигела и Генри, за столом обсуждали фермерские дела, дискутировали о судебных порядках. Какой-то гость сказал:

— Отчет в „Таймс“ прекрасен, и я думаю, он совершенно честный. Кто-нибудь знает автора? Надо последить за этими журналистами, никто не знает…

— А ты читаешь газеты? — Нигел вдруг вспомнил о хороших манерах и внимательно-ласково повернулся к своей соседке Флоре. — Ты вообще следишь за тем, что происходит?

Флора сказала:

— Мы в школе не читаем газет. У нас бывает что-то вроде „Текущих событий“, но это так скучно, что я никогда не слушаю.

— Но, я думаю, за каникулы ты наверстаешь упущенное, — добродушно сказал Нигел.

— А я провожу каникулы в школе.

Нигел попал в затруднительное положение.

— О? — Флора почувствовала, что ей следовало бы извиниться за эту весьма эксцентричную выходку, но Нигел опередил ее: — Тогда один из способов это обойти — самой покупать газету. Когда я учился в Итоне, я читал „Таймс“ и никогда не выглядел глупо в каникулы.

Флора пожала плечами:

— Да, я себя чувствую глупо.

Нигел признался:

— Вообще-то мой главный интерес — скачки. Слушай, а что такое там происходит? — Флора проследила взглядом за Нигелом, во главу стола. Ангус Лей все свое внимание сосредоточивал на леди справа. А сейчас он обратился к мисс Грин, что слева. Мисс Грин, как и Флора, надеялась промолчать весь ужин, она заикалась, была незамужем, но далеко не глупа. Она дружила с Вардами и гостила у них.

Когда перед ужином ее представляли Хьюберту, Флора слышала, как она сказала:

— Ф-фредди с-сказал, что я должна с-сидеть рядом с нашим хозяином. О ч-чем я буду г-говорить с ним? Ты можешь мне п-предложить тему? В-вообще ненавижу все эти разговоры.

— Попытайтесь поднять тему Лиги Наций или Стэнли Болдуина, — посоветовал Хьюберт. — Обычно это производит приятное впечатление.

Сейчас наступила полная тишина, как в середине ветреной ночи перед настоящей бурей. Мисс Грин, воспользовавшись советом Хьюберта, взглянула на хозяина.

Флора почувствовала, что сейчас никто не будет смотреть в ее сторону, и наконец рискнула поднять глаза. Все обедающие затихли. Напротив сидел Хьюберт с вежливым видом. За стулом хозяина стоял дворецкий, обратив глаза к потолку, а генерал Лей с пылающим лицом вопрошал:

— Что-о? — и смотрел на мисс Грин, которая почти неслышным, невнятным голосом повторяла:

— Н-неужели, г-генерал Лей, вы не считаете, что Л-лига Н-наций это хорошо? И ч-что вы д-думаете об отношении к ней Болдуина?

— Это клуб французов и восточных коммунистов, — громко заявил Ангус. — И от нее ничего хорошего ждать не приходится. Она способна только ввергнуть всех в катастрофу. А этот Болдуин притворяется, что он с нею, а сам втайне презирает ее. Я презираю ее открыто. Лига так называемых Наций — международная мафия с дурной репутацией, в ней сошлись завсегдатаи дансингов и коммунисты, которых содержат за чей-то счет. И кто собирается платить по счету за всю эту чушь и надувательство, мисс Грин? Скажите мне?

— Ангус, дорогой, — обратилась Милли со своего места, которое было в середине стола, рядом с Фредди Вардом, — пожалуйста.

— Британские налогоплательщики платят. Вы и я. — Ангус не обращал внимания на жену. — Я думаю, вы платите налоги, мисс Грин?

— Конечно, — кивнула та.

— Тогда, мисс Грин, или вы в ответе за то, что эти невыносимые большевики-иностранцы строят Дворцы мира в Женеве на ваши деньги, или никогда больше не приходите в мой дом.

— Я не приду, — тихо проговорила мисс Грин.

— Ангус! Извинись! — голос Милли перекрыл шум бури. — Немедленно!

— Я извиняюсь, — сказал Ангус неизвиняющимся тоном.

— Ты ведь знаешь, это кто-то из детей выставил ее на это, посмотри на их лица! — кричала Милли. — Мисс Грин — наша гостья, ты ее оскорбил, это злая шутка, дорогой.

Ангус посмотрел на жену.

— Кто-то из детей? Я думал, они уже достаточно взрослые. Они что — большевики? Все большевики выйдите отсюда!

Космо и Хьюберт оттолкнули свои стулья и поднялись. Мэбс, Таши, Генри, Нигел и Флора тоже встали. Девушка, сидящая между Космо и Хьюбертом, смутилась. Дворецкий дал сигнал горничной открыть дверь.

— А вы слышали об Адольфе Гитлере? — на этот раз мисс Грин не заикалась.

— Нет. А он тоже из Лиги Наций? — подозрительно спросил Ангус.

— Нет. Он немец.

— Тогда расскажите мне об этом разумном парне. О, возвращайтесь все, не смешите! — закричал Ангус вслед удаляющейся молодежи. А потом повернулся к мисс Грин. — Вы должны простить меня, мисс Грин.

— Какой спектакль! — восхитилась девушка между Космо и Хьюбертом, когда они снова уселись на свои места.

Хьюберт перехватил взгляд Флоры и улыбнулся. Нигел и Генри наклонились к ней.

— А что ты думаешь о Лиге Наций, Флора?

Но Флора отвечала улыбкой Хьюберту и вспоминала встречу на реке.

— А этот малый, Гитлер, из того сорта парней, о котором мы еще услышим? — выспрашивал Ангус у мисс Грин.

— Вполне возможно, — ответила мисс Грин.

— Ну как, ты уже почувствовала атмосферу Коппермолта? — Мэбс и Флора лежали под кроватью на четырех ножках. Молодежь выбрала игру в сардины, пока старшие засели за бридж. Мэбс легла поудобнее. — Ложись между мной и наружной стороной, если Нигел найдет нас, он не сможет… — дальше Флора не расслышала.

— Что? — прошептала она.

— Да он немного недотепа, вот и все. Ну, а теперь, давай, расскажи мне, что…

— Как же платье… — Флора сомневалась, устроиться ли ей рядом с Мэбс.

— Не обращай внимания на платье. Тише.

Флора легла, как ей велели.

Кто-то, в темноте невозможно понять кто, открыл дверь, крадучись прошел по комнате, бормоча:

— Нет, здесь нету, — и снова закрыл дверь.

Флора расслабилась.

— Ну, я спрашивала тебя о первых впечатлениях, — снова начала Мэбс. — Какие они?

— О, любовь, доброта, доброжелательность, щедрость, все такие…

— Кто это? — подпрыгнула Мэбс. Кто-то рассмеялся.

— Всего-навсего я. Я был за занавеской. Двигайся, Мэбс. — Хьюберт прополз по ногам Флоры и лег рядом с Мэбс. — А кто тут у тебя? — Он протянул руку через Мэбс и нащупал голову Флоры, прошелся пальцами по волосам. — Я думаю, это Флора.

— Конечно. И заткнись, Хьюберт! Флора, продолжай. Все такие — какие? Какие мы, кроме того, что любящие, добрые, доброжелательные, щедрые? Продолжай.

— Ну вот отец твой за обедом…

— Я так и подумал, что вы здесь, — Космо отогнул подзор кровати и втиснулся к ним. — Я же не выходил отсюда, когда закрыл дверь.

— Хитрая бестия, — сказала Мэбс. — Это же мошенничество.

— Я бы ушел, но вы начали разговаривать. Двигайся, — он толкнул Хьюберта. — Давай, Флора, выкладывай первые впечатления. Что ты собиралась сказать об отце?

— Говори, — велела Мэбс, — говори.