Утро было ясным, солнце — жарким, а воздух — полным запахов соли и озона. Когда дети мчались, значительно опережая его собственную тяжёлую поступь, и Гладкая быстро опередила своего брата, Камешек почувствовал прилив радости за энергию их юности. Это место никогда не станет его домом, но здесь были и свои радости.

Ко-Ко, Рукастый и Тюлень делали своего рода плот. Гарпунщица тоже была здесь, держа руки на животе, который уже явно выпирал. Когда подошёл Камешек, она бодро усмехнулась.

Люди срубили две крепких пальмы в лесах вдали от берега, срубили с них листву и связали их вместе лианами и сплетённой лозой. И сейчас Рукастый и Тюлень тянули эту грубую постройку по песку к воде. Это сопровождалось недюжинными усилиями и бормотанием:

— Толкай, толкай, толкай!

— Назад, назад, нет, назад, назад…

— Эй, эй!

Камешек взялся за работу вместе с Рукастым и Тюленем. Даже для них троих это была тяжёлая работа, и Камешек вскоре вспотел, как остальные, а его ноги увязли в жгучем горячем песке. Ко-Ко пробовал помогать, но в применении грубой силы в чистом виде массивному народу не было равных. И им и помогали, и мешали эти двое детей и ручной волк Гарпунщицы, который бегал у них под ногами и лаял.

Волк, выращенный из пойманного щенка, был почти диким. Это было только начало отношений, более долгих, чем между людьми и любыми другими животными — отношений, которые в итоге окажут влияние на оба этих вида.

Камешек никогда не забывал о своём намерении добраться до острова. Наконец, когда он сидел на своём пляже и размышлял, он увидел молодёжь стройных, играющую с кусками плавающего в воде дерева — и в его уме замкнулась цепочка.

В своих мангровых болотах предки Гарпунщицы, которые были не лучшими пловцами, чем Камешек, вынуждены были искать способы преодоления вод, кишащих крокодилами. После многих проб и ошибок — когда каждая ошибка наказывалась увечьем или смертью — они нашли способ использования брёвен мангровых деревьев. На таком бревне можно было передвигаться, если лечь на него сверху и грести руками. На протяжении всего своего пути худощавые не забыли этот базовый способ. Именно так пробовали плавать дети на своих кусках дерева, когда их увидел Камешек. Наконец, он нашёл способ добраться до острова.

Но грести руками на бревне, переправляясь через стоячую воду мангрового болота — это было одно. Укротить неспокойную поверхность океанских просторов — это уже совсем другое дело.

После нескольких эффектных неудач изобретательный ум Ко-Ко придумал такую вещь, как связывание двух брёвен вместе. По крайней мере, таким образом можно было добиться большей устойчивости. Но эти миниатюрные плоты всё ещё слишком легко опрокидывались.

Наконец, они столкнули брёвна в воду. Они поплыли, связанные вместе для создания устойчивой поверхности.

Ко-Ко и Рукастый бросились вперёд, громко шлёпая. Они оба легли на брёвна, вытянув ноги, и начали грести. Они медленно отплыли от берега. Но волны качали брёвна вверх и вниз — и в итоге перевернули их, сбросив обоих мужчин в воду. А потом крепления брёвен ослабли.

Рукастый, шатаясь, выбрался на берег, шлёпая по воде и рыча. Вместе с Ко-Ко он вытащил брёвна из воды обратно на пляж.

Камешек знал, что опасности не было, потому что вода была достаточно мелкой, чтобы можно было выйти на берег. Но дальше дно быстро углублялось — и именно в ту сторону они должны были отправиться в путешествие, если им нужно было добраться до острова.

Поэтому они продолжали работать, раз за разом пробуя различные комбинации.

За семь лет в жизни Камешка изменилось многое.

Постепенно те, кто пришёл с ним из деревни Плосконосого, покинули этот мир. Гиена так и не смог поправиться после раны от удара, и они зарыли его в землю. А вскоре после этого им пришлось положить туда же и Пыль. Мать Камешка, похоже, постепенно начинала любить Гарпунщицу, эту необычную чужачку, которая лежала с её сыном. Но, в конце концов, её бренность взяла верх над силой воли.

Но там, где одна жизнь завершается, возникает новая жизнь. Его двое детей были близки по возрасту — шесть и семь лет — но они весьма сильно различались.

Закат был младше, ему было шесть лет. Мальчик был плодом не слишком желанного союза Камешка и Плаксы, которая ещё долго продолжала преследовать его после того, как оформилась его связь с Гарпунщицей. Закат был приземистым и округлым, шаром из энергии и мускулов, и над его толстыми, затеняющим глаза надбровными дугами волосы по-прежнему оставались такого же удивительного рыжего цвета, какими были в момент его рождения — цвета заката ледникового периода.

Но Закат не принёс никакой радости бедной Плаксе. Она умерла, рожая его, и до последнего мгновения возражала против присутствия среди них новых людей.

Другой ребёнок Камешка, Гладкая, родилась у Гарпунщицы. Хотя она обладала отдельными чертами отцовской массивности, внешне она больше напоминала вид, к которому принадлежала её мать. Она уже была выше, чем Закат. Каждый раз, глядя на неё, Камешек поражался плоскому лицу Гладкой и бровями без надбровных дуг, которые взмывали вверх над её ясными глазами.

У Камешка не было причин удивляться тому, что его половая связь с Гарпунщицей закончилась рождением ребёнка. К тому же сейчас она снова была беременна. Изменения, произошедшие за время перехода от предковой формы до поколения Гарпунщицы, хотя и сильно бросались в глаза, были ещё не настолько фундаментальными, чтобы два вида людей не могли скрещиваться между собой — и действительно, их гибридные дети не будут чем-то вроде мулов. Они будут плодовитыми.

Так изменённые гены Гарпунщицы, её новый план строения тела и образ жизни начали распространяться по более многочисленной популяции массивного народа. Таким образом нить генетической судьбы протянется в будущее через Гладкую, дитя от двух существ — человеческой и массивной форм.

Тянулись долгие послеполуденные часы, и они, побуждаемые намерениями Камешка, продолжали попытки заставить брёвна служить их целям.

Это доставляло им сплошное расстройство. Они никак не могли обсудить свои мысли. Для этого их язык был слишком прост. И даже новый народ не был особо изобретательным на технологии, поскольку преграды в их высокоспециализированных умах препятствовали полному пониманию ими того, что они делали. Они не могли продумать свою затею. Это было в чём-то похоже на попытку выработать у тела новый навык, например, умение ездить на велосипеде: сознательное усилие здесь не помогало. И, кроме того, работа не была скоординирована и продвигалась вперёд лишь тогда, когда у кого-либо находилось достаточно энтузиазма, чтобы заставить остальных делать, что нужно.

Но наконец, весьма неожиданно, Ко-Ко нашёл решение. Он плюхнулся в воду. «Йя, йя!» Яростными воплями и ударами он заставил пловцов держаться за одно бревно, позволяя ему плыть. Затем он направился к дальнему концу и поплыл, держась за бревно и прикладывая значительные усилия, направляя бревно через неспокойные прибрежные волны в более спокойные воды дальше от берега.

Поражённый Камешек наблюдал за этим. Это сработало. Вместо того, чтобы плыть на бревне, они использовали его как поплавок, чтобы помочь плыть тем, кто не умел этого делать. Вскоре бревно было так далеко от берега, что единственным, что он мог разглядеть, был ряд голов, движущихся вверх-вниз, и чёрная полоса бревна между ними.

Если цепляться за бревно и дружно грести изо всех сил, даже люди тяжёлого сложения, слишком тяжёлые, чтобы плавать, могли преодолеть водную преграду вне зависимости от её глубины. Всем было ясно, что они, наконец, нашли способ пересечь пролив, который так много лет удручал Камешка.

Камешек издавал триумфальный вопль. Его дети бежали к нему. Он поднял Гладкую и кружил её, визжащую, в залитом солнцем воздухе, а в это время Закат тянул его за ноги, требуя внимания.

Участники набега высадились на небольшой серповидной косе из усыпанного ракушками песка, которая тянулась под отвесным обрывом, сложенным изъеденной эрозией голубовато-чёрной породой. Они выбрались из воды и лежали на берегу, тяжело дыша. Камешку было видно, что до берега добрались все — и мощные, и худощавые.