Этот каменный нож был просто отломанным осколком камня. Но его изготовление, включающее понимание материала, с которым предстояло работать, и использование одного инструмента для изготовления другого, было подвигом в познании, который лежал далеко за пределами возможностей Капо.

Питек посмотрел на Дальнюю. Он знал, что Дальняя находится в сознании, но в любом случае собирался начать разделку своей добычи.

Его рука мелькнула в воздухе. Каменный отщеп воткнулся в плечо Дальней.

Внезапная резкая боль и тёплый поток её собственной крови вывели Дальнюю из состояния пассивного шока. Она завизжала. Питек заревел в ответ и снова занёс свой отщеп. Но так же, как она раздавила скорпиона, Дальняя врезала нижней частью ладони ему в лицо. Она почувствовала приятный её слуху хруст кости, а рука покрылась кровью и соплями. Он отшатнулся, залитый кровью.

Испуганные питеки отступили, вопя в знак тревоги и хлопая своими большими ладонями по земле, словно заново оценивая силу и опасность этого большого злого животного, которое они притащили к себе в лес.

Но вот один из них оскалил зубы и начал надвигаться на неё.

Усилием воли она поднялась на ноги и побежала, глубже во мрак леса.

Она ударялась об стволы деревьев и пролезала сквозь густые сплетения ветвей; лианы и корни цеплялись за её ноги. Её длинные ноги и сильные лёгкие, предназначенные для часов бега по ровной открытой местности, были почти бесполезны в этих густых зарослях, где она не могла шагу супить, не споткнувшись обо что-нибудь.

А тем временем питеки, словно тени, двигались вокруг неё, лопоча и вопя, легко лазая по стволам и по веткам, прыгая с дерева на дерево. Это было их место обитания, но не её. Когда они решили переселиться в саванну, вид Дальней выгнал их обратно в лес — ставший, словно в отместку, не убежищем, а царством опасности и клаустрофобии, населённым этими питеками, которые, словно сказочные лесные человечки, каких они сильно напоминали, ещё долго будут населять кошмары грядущих времён.

Вскоре питеки настигли её с обеих сторон и начали сближаться друг с другом.

Внезапно она наткнулась на сумрачную полянку — где перед ней с рёвом возникло новое чудовище. Она завизжала и с размаху шлёпнулась в грязь.

Чудовище какое-то мгновение стояло над Дальней. Поодаль от него сидели какие-то приземистые существа; к ней повернулись широкие безразличные лица, а огромные челюсти продолжали жевать.

Чудовища были другими гоминидами: фактически, другим видом питеков, массивной формой. Этот большой самец с огромным вздутым животом был выше и значительно тяжелее, чем поймавшие её существа грацильного типа. Его поза, даже когда он стоял вертикально, была скорее обезьяноподобной; у него были наклонная спина, длинные руки и согнутые ноги. Его голова обладала необычным рельефом, крупными скулами, огромной, похожей на камень челюстью, в которой росли стёртые короткие зубы, и большим костным гребнем, который тянулся вдоль всего черепа.

Истощённая, больная, с сильно кровоточащим плечом, Дальняя сжалась на земле, ожидая, что эти огромные кулаки прихлопнут её. Но ударов так и не было.

Массивные существа, сидевшие на земле за большим самцом, придвинулись немного ближе друг к другу. Все они были самками с тяжёлыми грудями, лежащими на гигантских животах; уставившись на Дальнюю, они прижали к себе своих упитанных детёнышей. Но Дальняя увидела, что они всё равно сидели и продолжали есть. Одна самка взяла прочный орех — такой прочный, что Дальней пришлось бы воспользоваться камнем, чтобы расколоть его скорлупу — сунула его между зубами, и, нажав на челюсть рукой, легко расколола его. Потом она начала пережёвывать его — прямо вместе со скорлупой.

Но вот на полянку выскочили худые питеки. Увидев Толстопузого, они с шумом остановились, спотыкаясь друг об друга, словно клоуны. Они тут же устроили демонстрации, бегая туда-сюда с вздыбленной шерстью; они стучали ладонями по земле и швыряли в своего нового противника прутья и кусочки высохшего помёта.

В ответ Толстопузый зарычал. В действительности этот горилло-человек был вегетарианцем, который из-за низкого качества своей пищи был вынужден проводить значительную часть своего дня сидя и не двигаясь, пока обширный кишечник пытался обработать пищу. Но этот здоровяк со своими притупленными зубами и мускулистым телосложением, окружённый собственным гаремом, выглядел гораздо более пугающим, чем поджарые питеки. Он опустился на костяшки пальцев с таким тяжёлым ударом, который, казалось, заставил землю вздрогнуть, и его огромные кишки заколыхались. Он расхаживал взад-вперёд перед своими небольшими владениями, вздыбив шерсть и отвечая рёвом дерзким грацильным питекам.

Питекам пришлось убраться прочь, вопя от досады.

Дальняя сбилась с дороги и брела дальше, по-прежнему в глубину чащи этого, наверное, бесконечного леса. Но сейчас её никто не преследовал.

Ей не было видно само солнце; лишь рассеянный пятнами свет с зеленоватым оттенком освещал ей путь. Она понятия не имела, сколько она уже бродила по лесу и насколько далеко зашла в него. Глубокий порез в её плече покрылся корочкой, однако она потеряла много крови. Её голова болела от ударов, которыми награждали её питеки, а грудь и спина были одним большим синяком. А шок и замешательство от потери матери и небольшой группы людей, которые составляли её мир, начали подтачивать её силы.

Наступало истощение.

В конце концов, она споткнулась об корень. Она упала к подножию древовидного папоротника в мягкую, усыпанную листьями почву.

Она попробовала подняться, но её руки, казалось, были бессильны. Она встала на четвереньки, но краски мира померкли, его насыщенный зелёный цвет превратился в серый. А потом ей показалось, что земля наклонилась — глинистая земля завертелась и сильно ударила её в лицо.

Земля под её щекой была прохладная. Она закрыла глаза. Боль от ушибов и падений, казалось, исчезала, гремела вдали, словно гром грозы. Её голову наполнил шум — монотонный и громкий, но в любом случае успокаивающий. Она позволила себе погрузиться в этот звук.

После Капо произошёл великий раскол с шимпанзе. Новые виды человекообразных обезьян, появившиеся после этого события, были гоминидами — то есть, были ближе к людям, чем шимпанзе или гориллы.

В великой драме эволюции гоминид научиться ходить прямо оказалось легко. Миллионы лет лазания по деревьям в характерной для человекообразных обезьян манере способствовали этому. Теперь, когда потомки Капо приспособились к новой жизни на стыке между лесом и саванной, стать ещё более двуногими фактически означало претерпеть меньше изменений тела, чем было бы нужно для возврата к передвижению на всех четырёх конечностях.

Их ступни, которым больше не требовалось хватать ветки под самыми неожиданными углами, упростились и превратились в компактные опоры, которые потеряли значительную часть былой гибкости, а их большие пальцы больше не работали как большие пальцы рук, но их новая сводчатая ступня служила амортизатором, что позволяло им без ущерба ходить на большие расстояния. Коленный и бедренный суставы видоизменились, чтобы принимать на себя новую вертикальную нагрузку. Позвоночник прямоходящих существ удлинился и изогнулся, чтобы сдвинуть центр тяжести вперёд, поэтому он оказался над их ступнями и на средней линии вертикально поставленного тела. Возник новый, специализированный тип бедренного сустава — конструкция, которая позволяла им оторвать одну ногу от земли, не теряя равновесия в противоположность шимпанзе, поэтому они могли ходить, не раскачиваясь в стороны. Их рукам больше не приходилось совмещать манипуляцию с опорной функцией, поэтому они стали более гибким: костяшки пальцев стали более гладкими, большой палец освободился для более продвинутого и точного захвата. При равном весе они стали слабее, потому что теперь им не требовалось всё время скакать с дерева на дерево.

Двуногое прямохождение помогло новым обезьянам саванны — оно позволяло им проходить или пробегать большое расстояние между разбросанными далеко друг от друга источниками пищи и укрытиями, и давало возможность доставать плоды и ягоды, растущие выше. Со временем они приобрели более выпрямленное положение тела и стали выше, попав под воздействие тех же факторов, которые придали жирафам их облик. Фактически, двуногое прямохождение оказалось настолько важным преимуществом, что оно уже появилось в процессе эволюции в других родословных линиях обезьян — хотя все эти существа станут жертвами вымирания задолго до того, как появятся настоящие люди.