Теодорих вздохнул.
— Она права, Аталарих. Отношения в нашем молодом обществе сильно напряжены.
Аталарих знал, это была правда. Новые варварские правители жили в соответствии со своими традиционными законами, которые они считали частью своей индивидуальности, тогда как их подданные цеплялись за римские законы, которые они со своей стороны рассматривали как свод универсальных правил. Споры по вопросу о различиях в стиле управления, порождённых этими двумя системами, были обычным делом. В то же время браки между их приверженцами запрещались. Хотя обе стороны были христианами, готы следовали учению Ария и были враждебно встречены своими преимущественно католическими подданными. И всё в том же духе.
Это было препятствием для ассимиляции, которую так успешно использовала Римская империя на протяжении многих веков — для ассимиляции, которая вела к стабильности и социальной долговечности. Если бы это место по-прежнему оставалось под римским управлением, то у Теодориха был бы превосходный шанс стать полноправным римским гражданином. Но сыновей Галлы готы никогда не приняли бы как равных, что навсегда исключало бы их вхождение во власть.
Аталарих серьёзно выслушал всё сказанное.
— Это трудно, но Гонорий учил меня, что ничто не продолжается долго, и что всё меняется в своё время. Возможно, эти барьеры, в конце концов, рухнут.
Теодорих кивнул.
— Я и сам полагаю, что это так. Я послал тебя учиться в римскую школу, а потом к Гонорию, — он захихикал. — Мой отец никогда бы не позволил себе такого. Он не верил в школы! Если сейчас ты научишься бояться учительской порки, то никогда не научишься смотреть без дрожи на меч или на копьё. По его меркам мы в первую очередь были воинами, а всем прочим — потом. Но в эти дни мы — это уже иное поколение.
— И лучше всего то, — добавила Галла, — что империя никогда не вернётся. Но я всерьёз полагаю, что однажды союз наших народов здесь и по всему континенту даст начало новой крови, новым силам и новому видению мира.
Аталарих вопросительно поднял брови. Что-то в её тоне, к несчастью, напомнило ему Папака, и он задал себе вопрос: что она пробовала всучить его дяде? Он сухо ответил:
— Но пока ещё наступят эти чудесные дни…
— Пока ещё я беспокоюсь за своих детей.
— Почему? Им угрожает опасность?
— По правде говоря, да, — ответила Галла, позволяя проявиться своему раздражению. — Ты слишком долго пробыл вдали отсюда, молодой человек, или же слишком плотно забил себе голову наставлениями Гонория.
— Были нападения, — сказал Теодорих. — Ущерб собственности, пожары, воровство.
— Они были направлены против римлян?
— Боюсь, что да, — вздохнул Теодорих. — Памятуя о том, как это было, я хотел бы сохранить всё лучшее, что было в империи — стабильность, мир, систему обучения, хотя бы свод законов. Но молодые ничего из этого не знают. Как и их предки, которые вели более простую жизнь на северных равнинах, они ненавидят всё, что знают об империи: владение землями, людьми и богатствами, которых они были лишены.
— И потому они желают наказать тех, кто остался, — сказал Аталарих.
Галла произнесла:
— Совершенно неважно, почему они так себя ведут. Важнее другое — что следует сделать, чтобы остановить их.
— Я создал народное ополчение. Беспорядки можно подавить, но они снова возникают в другом месте. Что нам нужно — так это долговременное решение проблемы. Мы должны восстановить равновесие, — Теодорих улыбнулся. — Как ни странно это звучит, но я пришёл к убеждению, что наших римлян нужно снова сделать сильными.
Аталарих фыркнул.
— И как же? Дать им легион? Воскресить Августа из мёртвых?
— Всё проще, чем это, — ответила Галла, не отреагировав на его насмешку. — У нас должен быть епископ.
Теперь Аталарих начал понимать.
— Помнишь, именно папа римский Лев убедил самого Аттилу повернуть прочь от ворот Рима, — сказала Галла.
— Так вот, значит, почему я здесь? Вы хотите, чтобы Гонорий стал епископом. И вы хотите, чтобы я убедил его сделать это.
Теодорих довольно кивнул.
— Галла, я же тебе говорил, что мальчик проницателен.
Аталарих покачал головой.
— Он откажется. Гонорий — не от мира сего. Он интересуется своими старыми костями, а не властью.
Теодорих вздохнул.
— Но кандидатов слишком мало, Аталарих. Прости меня, госпожа, но слишком многие из римской знати показали себя дураками — высокомерными, жадными и властолюбивыми.
— И мой муж среди них, — ровным голосом ответила Галла. — Сказав правду, ты не нарушил никаких правил, мой господин.
Теодорих сказал:
— Лишь Гонорий вызывает истинное уважение — возможно, из-за того, что он не стремится к мирским благам, — он поглядел на Аталариха. — Если бы это было не так, я бы никогда не смог отдать тебя под его опеку.
Галла подалась вперёд.
— Понимаю твои предчувствия, Аталарих. Но ты всё же попробуешь?
Аталарих пожал плечами.
— Я попробую, но…
Рука Галлы протянулась вперёд и схватилась за его руку.
— Пока жив Гонорий, он единственный кандидат на этот пост: никто другой не сможет играть эту роль. Пока он жив. Я полагаю, что ты очень сильно постараешься убедить его, Аталарих.
Внезапно Аталарих увидел в ней силу: силу древней империи, силу рассерженной, угрожающей матери. Он высвободился из её хватки, встревоженный её напором.
Гонорий готовился к последнему отрезку эпического путешествия, которое он впервые задумал, встретив скифа на краю пустынь Востока.
Партия путешественников сформировалась. Её ядро составляли Гонорий, Аталарих, Папак и скиф, как и было раньше. Но сейчас с ними путешествовала часть ополчения Теодориха — вдали от городов страна была далеко не безопасной — и вдобавок немного более любознательных молодых готов, и даже некоторые члены старинных римских родов.
И вот они отправились в путешествие на запад.
И так получилось, что они заново проделывали путь, по которому двигалась партия охотников Руда примерно за тридцать тысяч лет до них. Но лёд уже давно отступил к своим северным форпостам — по правде, настолько давно, что люди уже забыли, что он был здесь. Руд не узнал бы эту богатую землю с умеренным климатом. И он был бы удивлён большой плотностью поселения людей, которые живут здесь сейчас — так же, как был бы изумлён Аталарих, доведись ему взглянуть на стада мамонтов Руда, величественно движущиеся по земле, где не было людей.
Наконец, земля закончилась. Они прибыли на меловой утёс. Разрушенный временем утёс был обращён в сторону беспокойной Атлантики. Травянистое плато на его вершине было выдуто ветром и бесплодно, лишь короткая трава была усеяна кроличьим помётом.
Пока носильщики выгружали вещи путешественников с повозок, скиф в одиночку подошёл к краю утёса. Ветер трепал его странные белокурые волосы и хлестал ими по его лбу. Аталарих подумал, что зрелище было великолепным. Здесь человек, который видел великий песчаный океан Востока, теперь попал на западный край мира. Он беззвучно аплодировал прозорливости Гонория: как бы ни отнёсся скиф к загадочным костям Гонория, старик уже устроил ему замечательные мгновения.
Хотя члены группы утомились после долгой поездки из Бурдигалы, Гонорию не терпелось устроить прогулку. Он разрешил им лишь короткую задержку ради мяса, питья и необходимого внимания к мочевым пузырям и кишечнику. Затем, устало прыгая по камням, Гонорий повёл их к обращённой к морю стороне утёса. За ним последовали все остальные члены партии, кроме двоих носильщиков Папака, которые, как заметил Аталарих, намеревались поставить силки на кроликов, которыми кишела вершина этого мелового утёса.
Пока они шли рядом, Аталарих вновь попробовал поговорить с Гонорием о предложении ему епископства.
Это не было лишено смысла. Когда старая гражданская администрация империи распалась, церковь, выдержавшая эти перемены, доказала свою силу, а её епископы приобрели общественное положение и власть. Очень часто эти церковники были выходцами из числа землевладельческой аристократии империи, которые обладали учёностью, административным опытом, полученным в ходе управления своими крупными поместьями, и традицией местного лидерства: их теологические воззрения могли быть шаткими, но это было не так важно, как дальновидность и практический опыт. В неспокойные времена эти мирские церковники доказали свою способность защищать уязвимое римское население, призывая его на защиту городов, управляя обороной, и даже возглавляя людей, идущих в бой.
