И как на иголках сидел, подсовывая ему документы, Соломон Иванович Барнгольц и чувствовал, что на сей раз опять уготовано ему падение после взлета… Ах, Миша, Михаил Спиридонович, что же ты раньше-то ничего не узнал, ведь все бы по-хорошему было…
Но не слышал Михаил Спиридонович мыслей своего бухгалтера Соломона Ивановича, своего министра финансов, своего главного референта-советчика. Мило беседовал он с Петром Евдокимовичем Нестеренко, Львом Борисовичем Гецем и Нефедовым, и, хоть скребли у него на душе кошки, думал он, что ему удалось расположить к себе этих троих, самых главных. Думал. И ошибался.
Поддался Нефедов на психологическую приманку, понравился ему объект, показанный Михаилом Спиридоновичем, принял он это за чистую монету, поверил, что в этой красоте — большая доля заслуг его, Михаила Спиридоновича, начальника СУ, но вот Петр Евдокимович даже на этом, лучшем объекте Бахметьева, образцово-показательном, сумел сделать себе отметку.
А то ли еще будет?
ГЛАВА V
Уже к вечеру первого дня весть о комиссии разлетелась по участкам и прорабствам Управления по озеленению.
И, конечно, люди управления тоже по-разному встретили эту весть.
Главный инженер Галина Аркадьевна Нечаева, молодая женщина тридцати одного года, подвижная кареглазая блондинка, вдруг испугалась. Вдруг — потому что пугаться ей, как она думала, вовсе нечего, она вся на виду, и работу ее хорошо знают, а потому есть ли комиссия, нет ли — ей все равно. Конечно, она понимала, что есть в СУ кое-какие неувязки: страдает иногда качество, нарушают технологию на отдельных участках, не всегда правильно распределяют премии и жилье, но ведь где таких нарушений нет?
И все же, когда Уманский, начальник второго участка, позвонил ей на объект и сказал, она вдруг почувствовала себя не в своей тарелке.
— Спасибо, что сказали, — преувеличенно вежливо поблагодарила она Уманского. Она не любила его, всегда чересчур вежливого, внимательного, лощеного и противного.
…Да, она знала, конечно, о слухах, которые ползли по управлению, собственно, и немудрено, она ведь вовсе и не скрывалась, и вообще-то плевать она хотела на всякие разговоры, и ведь не будет же комиссия копаться в ее личной жизни.
И все же… С чего это вдруг комиссия? Зачем? Ведь их управление лучшее в городе, они получили знамя, они из квартала в квартал перевыполняют план, они…
…Да, конечно, она слишком молода для своего поста, и опыт у нее слишком мал, но ведь она действительно старается, она ведь тоже добивалась кое-чего. Конечно, злые языки сколько угодно могут намекать на ее отношения с Бахметьевым, но какое это, собственно, имеет отношение к делу?.. Кто-то сказал ей, что она бюллетенит слишком часто, — кто-то из рабочих упрекнул, — но разве можно упрекать за это? Она ведь и сама знает, но разве она виновата, что у нее так плохо с горлом?.. Зато ведь она так задерживается на работе, не жалеет себя, вот и эта «группа науки» — тоже ведь ее инициатива, они поставят все на научную основу…
Нет, не стоило ей беспокоиться. Разве что за Михаила Спиридоновича? За него-то уж тем более не стоит — он сильный, он выдержит все…
А сердечко ее все-таки тук да тук…
Заместитель начальника управления Илларион Генрихович Лисняк, узнав о комиссии, очень забеспокоился. Он знал все и понял, что прислали комиссию неспроста. Надо было бы, конечно, выяснить, что у них на уме, что они, собственно, желают установить. Но с чего начать? Что сделать сейчас, сегодня? Он заглянул к Омельченко и Фомушкину, предупредил их, обзвонил начальников участков, кого смог застать, — надо ж ведь, совсем без предупреждения нагрянули, что за порядки? — дал знать кое-каким прорабам. Но он отлично понимал, что ничего стоящего сейчас уже сделать нельзя.
Тем не менее сделав все срочное и обдумав, он пришел к выводу, что, может быть, все это не так страшно. Особенно для него, Иллариона Генриховича. Может быть, это даже и не так плохо, а? Ведь все Бахметьев, в основном Бахметьев, и все это знают, а кто заместитель Бахметьева, кто скорее всего попадет на его место, если снимут Бахметьева, а? То-то и оно…
Начальнику планового отдела СУ Феофану Власьевичу Фомушкину все это было «до фени», он сам так считал: «до фе-ни»… Что они ему могут сделать? Что он без Бахметьева? Аппендикс без кишки, дырка без бублика?.. Кто фактически составляет планы, кто их визирует, кто поправляет без конца Феофана Власьевича Фомушкина, кто взял его на работу как уважаемого специалиста, бывшего начальника этого самого управления, кстати! А сделал так, что Феофан Власьевич теперь уж и сам себя не уважает? А, кто?.. Кто плюнул в лицо Феофану Власьевичу, сказав на собрании при всех, при всем честном народе, что он, Феофан Власьевич, ничего к работе озеленителя не понимает и держит его здесь он, Бахметьев, новый начальник управления, исключительно из уважения к возрасту Феофана Власьевича и его прошлым заслугам? Кто?.. А кто перед этим же расписывался в любви к начальнику планового отдела, кто водил его в ресторан, и не в какой-нибудь, а лучший в городе, кто умолял Феофана Власьевича остаться, когда брали его в Горстрой-2 и на хорошую, спокойную работу?
Вот то-то и оно.
Так что с нас, с Феофана Власьевича, взятки гладки, как вы ни вертите. Вовсе даже мы ничего и не боимся.
Да и Омельченко, начальник производственного отдела, тоже ничего не боялся. Что ему? Он свою работу знает и выполняет. А что до качества и разных там процентажей — так ведь это все начальники участков и прорабы делают, а ему что? Что ему-то? Ему наплевать — вот что. Он свое дело знает. И делает.
Прораб четвертого участка Леонид Николаевич Авдюшин тоже узнал о комиссии. Для него это было как внезапный подарок.
Он был в прорабской и там услышал — перекатывался слушок… Комиссия! Приехали к Бахметьеву, ни звонка, ничего! В бухгалтерии роются… Самого Соломона врасплох взяли!
От радости перехватило дыхание. Но нет, не показать… Неудобно — мало ли что! Хотя и другие, другие тоже… Агафонов… Может быть, вот оно? Наконец-то… Заняться делом, настоящим делом… Честно работать! Смотреть в глаза и не бояться, говорить правду. К чертям липу и показуху!
— Давай-ка выпьем по этому поводу, Леонид Николаевич! А? Давай! Есть за что.
— Слушай, да не кричи ты так. Еще неизвестно ведь, чем кончится…
— Брось! Они разберутся, не могут не разобраться. Там ведь и дурак поймет, не знаешь, что ли… И еще внезапно приехали — слыхал? То-то и оно…
Леонид Николаевич в этот день шел домой пешком. «Люди, товарищи, — как заклинание повторял он про себя, — разберитесь же наконец, не закрывайте глаза, не отворачивайтесь, откройте правду, нельзя же так, ну сколько можно… Установите наконец справедливость, дайте вздохнуть свободно…»
ГЛАВА VI
И у «великолепной шестерки» дела шли полным ходом.
Первый день дал много — недаром Нефедов так тщательно разработал свой план, рассчитанный на внезапность и на одновременную быструю работу на всех фронтах. Его несколько выбила из колеи поездка в красавец дом отдыха, однако, когда они к вечеру вновь собрались все вместе, он понял, что дела совсем не так плохи, как ему показалось после поездки.
Самый большой успех, конечно, выпал на группу Сыпчука — Старицына и присоединившегося к ним во второй половине дня Геца. Они, правда, не разобрались во всем окончательно — времени мало, да и в документах какая-то неувязка, — однако с полной уверенностью можно было сказать, что сигнал послан вовсе не без основания. А ведь работа только еще начата.
Выложил и Нестеренко свои маленькие козыри — весь вечер он был в благостном расположении духа и даже ничего не имел против сутяги Нефедова. Рассказал о своих наблюдениях и Петя.
Решили: завтра с утра всем быть на месте — всем, кроме Пети. Петя пусть пока не раскрывает своего инкогнито — пусть еще поездит, посмотрит. Дали ему еще несколько адресов.
