Бюро было не настолько велико, чтобы я не справился с ним один, и, отдуваясь, я втащил его в одну из двух витрин. Темно-синий бархат, на котором стояло бюро, эффектно контрастировал с мерцающим деревом насыщенного медового цвета; сверху, между парой барочных подсвечников, я поставил серебряную суповницу. Выйдя на улицу, я оценивал плод своих трудов. Время шло к закрытию, летнее солнце зашло за высокие фасады домов узкой улочки, и я добавил две боковые лампы, освещавшие бюро с противоположных сторон. Серебро засверкало, дерево ожило в мягком свете. С улицы, через стекло витрины, в соблазнительном освещении не было заметно мастерство Леонардо Пичи. Картинка в витрине создавала иллюзию многовекового барокко, и это бюро было бы не стыдно поставить в любых, самых шикарных апартаментах на Страндвэгене. Я оказался не одинок в этом суждении. Рядом со мной остановилась пожилая пара.

— Какое восхитительное бюро, — сказала она, и он ее поддержал. — Может, зайдем, спросим, сколько оно стоит?

Они вошли в оставленную открытой дверь и удивленно посмотрели на меня, последовавшего за ними.

— Сам стоял и восхищался. Бюро выставлено в витрину пять минут назад, поэтому еще не продано, — пошутил я.

Она, в своих круглых очках похожая на мудрую сову, улыбнулась, и оба подошли к витрине. С некоторым усилием я снял бюро и поставил его на пол.

— Оно выглядит как старинное, но на самом деле совсем новое. Мой знакомый в Венеции, невероятно умелый ремесленник, делает такого рода вещи вручную. Поэтому я их не так много получаю, и все разные. Это не какое-нибудь там серийное производство.

Они заинтересованно слушали; мужчина выдвинул ящик, осмотрел дно и удовлетворенно констатировал, насколько умело и тщательно были слажены стороны. Он присел рядом с бюро на корточки и ласково гладил шелковистую изогнутую поверхность дерева.

— Мы ищем подарок для нашей дочери на оглашение обручения, — объяснил мужчина, похожий на отставного майора, и улыбнулся. — Ходили, смотрели, но так нам ничего особенно и не приглянулось. Кроме того, мебель, что чуть получше, безумно подорожала. Буковски и Бейере, и как они там еще зовутся, так взвинтили цены, что простым людям теперь не угнаться. А вот эта вещь нам нравится.

Вскоре они ушли, радостные и удовлетворенные. Я тоже был доволен: не каждый день продажа идет так лихо. Иногда, прежде чем удается избавиться от товара, дело затягивается на месяцы и даже годы, а сегодня понадобилось всего полчаса. И никто не остался внакладе, даже покупатели. Потому, что качество отменное. Мастера Леонардо под его бдительным оком скрупулезно скопировали оригинал, а цена была совсем невысокой с учетом вложенных ими трудов и усилий. Через несколько поколений таких мастеров вообще будет не найти. Вымирающий род.

Я вышел в небольшую кладовую, отгороженную в дверном проем от помещения магазинчика индийской шалью, и только присел, чтобы заняться счетами, как над входной дверью с улицы звякнул верблюжий колокольчик из Тибета. Около застекленной витрины с орденами и медалями стоял человек в светлом плаще с завязанным узлом поясом. Пряжка, что ли, сломалась, или ему хочется выглядеть слегка небрежным? У него были темные волосы и черные, почти колючие глаза на бледном лице. Лет ему было около сорока. И что-то нездоровое проглядывало в его бледности, сохранившейся несмотря на летнее солнце и свежий ветер, его как будто точила болезнь. Он кашлянул, приложив руку ко рту. Затем быстро улыбнулся, но как-то без теплоты, скорее для формальности.

— Вот это бюро, — сказал он и указал в сторону витрины. — Я уже несколько лет такое ищу.

— Увы, оно продано.

— Продано? — Он изумленно посмотрел на меня. Изумление было смешано со злостью.

— Да, быстрая сделка, — сказал я сдержано. Мне не понравилось, что он мог позволить себе зайти в лавку и рассердиться только за то, что не получил товар, ткнув в него пальцем. — Я не успел выставить бюро в витрину, как подошла пара и тут же его приобрела.

— Пара, — быстро повторил он. — Как они выглядели?

Я посмотрел на него с удивлением. Какое ему дело?

— Я не привык обсуждать своих клиентов. Могу только сожалеть, но вещь не продается. Впрочем, я, кажется, могу помочь. Бюро, конечно, выглядит как старинное, но оно сделано совсем недавно. Оно из Венеции, а у меня хорошие связи с поставщиком. Если бы вы могли подождать несколько месяцев, я могу попробовать заполучить еще одно такое же.

— Несколько месяцев? — Он расхохотался, но это было больше похоже на кашель, чем на смех. — Вы не понимаете. У моей жены завтра день рождения, а как раз в этот день пятнадцать лет назад мы поженились. Я уверен, что ей понравится это бюро. Она занимается историей искусства, написала диссертацию как раз о рококо. Вы не знаете, как их звали, тех, что купили бюро? Я бы с ними поговорил — вдруг они мне его продадут.

Я смотрел на него и не думал исправлять его ошибку. Покупатель всегда прав, даже когда валит в кучу стили и эпохи. И потом, если завтра день рождения его жены и юбилей свадьбы, он мог бы пошевелиться и заранее. Но будучи хорошо воспитанным, я всего этого не сказал.

— К сожалению, никаких имен я вам дать не могу, — сказал я вместо этого. — Но вечером я это бюро буду отвозить. Если оставите мне свой номер телефона, я могу их по крайней мере спросить.

Он задумчиво смотрел на меня.

— Да нет, — протянул он. — Не стоит беспокоиться. Но, конечно, хорошо бы вы спросили. А я могу завтра сам позвонить и узнать о результате.

— Я не стал бы питать большие надежды, — сказал я. — Им, судя по всему, бюро очень понравилось. Они хотели подарить его дочери на обручение.

Когда он ушел, я про себя улыбнулся. Не каждый день покупатели дерутся из-за мебели. Хотя, когда речь шла о вещах от Леонардо Пичи, торговля шла на удивление бойко и быстро. Надо мне закупать побольше и не волноваться из-за недостатка помещения. Не успеваешь получить, а мебель уже продана.

Вечером я припарковал мой старенький «Опель» рядом с лавкой, завернул бюро в потрепанное одеяло и с помощью Эрика Густафсона, моего коллеги напротив, погрузил его в машину. Слава богу, у меня пикап. Открываешь заднюю дверцу, и места для груза полно. Именно поэтому я не меняю машину, хоть ей лет немало. На такой удобнее ездить на аукционы или на продажу вещей, доставшихся по наследству.

Как я и думал, сова и майор и слушать не хотели о продаже бюро, даже наоборот.

— Видишь, Густав, — улыбнулась сова своему мужу. — А я что говорила? Какую удачную мы сделали покупку. И домой-то прийти не успели, а кто-то уже захотел перекупить наше бюро.

Несколькими днями позже я сидел, закинув ноги на стол, в своей конторе и читал «Свенска Дагбладет». Окно во двор было открыто. В листве старого каштана трещали воробьи, после короткой и сильной грозы свежо благоухало. Рядом со мной, дымясь, стояла кружка горячего свежесваренного кофе. На моих коленях урчала Клео, а радио тихонько наполняло звуками комнату. В это время зазвонил телефон. Я поднял трубку, не отрываясь от фельетона Кар де Муммы.

— Хуман слушает.

— Добрый день, господин Хуман. Это Луиз Гран. Да, это мы на днях купили бюро. Случилось нечто ужасное.

— Что вы говорите?

— Его украли. Нас обокрали в выходные. Мы с Густавом уезжали на дачу в Даларе, а когда вернулись в город, бюро уже не было.

На следующий день я позвонил в Венецию Леонардо Пичи. Однако мне не удалось застать этого маленького добродушного итальянца. Ответивший мужской голос пытался объяснить что-то на ломаном английском, но я не совсем понимал его. Господина Пичи нет, с ним говорить нельзя. Напрасно я допытывался, как я могу его разыскать. Зато когда я представился и рассказал о своем деле, тон отвечавшего изменился.

— Господин Хуман из Стокгольма? Теперь понимаю. Нет, господин Пичи нет. Больше не знать.

Однако он понимал английский язык достаточно хорошо, чтобы уловить: я хочу купить мебель. Тут меня ждала удача. Они только что получили отказ на партию, которая направлялась в Нью-Йорк. Заказчик разорился и прекратил платежи. К счастью для фирмы, поставляемый товар еще не успели погрузить на корабль. Так что, само собой разумеется, мне они готовы помочь. Наконец мы договорились о двух письменных столах, одном — эпохи Людовика XV и другом — эпохи Людовика XVI, или в стилях рококо и густавианском, если переводить на понятный шведский. Бюро в этот раз у них не было, с этим мне придется обратиться попозже.