— Воровать, не воровать, — сказал я. — Маргарета рассказала на днях, что хочет пожертвовать Слагсту и все коллекции на благотворительные цели. Ты ведь могла задуматься, справедливо ли это? Что все должно остаться в роду. И что ты сама, по меньшей мере, должна что-то получить.

— Откуда Юхану знать, что она ничего не получит? — резко спросила Маргарета. — Тебя это не касается, но с пустыми руками она не останется.

— Элисабет об этом знала?

— Ну, как сказать… — протянула Маргарета. — Я хотела сделать ей сюрприз. Небольшой post festum, так сказать. — Она улыбнулась.

— Ты хотела сказать post mortem, — сказал Эрик, и все рассмеялись, сбрасывая накопившееся напряжение. Но вскоре снова стали серьезными.

— Теперь, если отвлечься от того, Рубенс ли написал картину и кто такая эта Анна или как ее там, я хотела бы знать: я-то какое отношение имею к смерти бедного Андерса? И как сюда попал кокаин? — Маргарета испытующе смотрела на меня.

— Кокаин попадал в Швецию через мой магазин.

— Ты что, в своем уме? — Эрик Густафсон был шокирован. — Не хочешь ли ты сказать, кто занимался контрабандой наркотиков?

— Разумеется, нет. Но меня использовали. В Венеции есть фирма, владельцем которой был Леонардо Пичи. Там изготавливают точные копии старинной мебели. Я познакомился с ними через Андерса, и продажа этой мебели шла как по маслу. Зачастую вещи покупались в тот же день, когда поступали. И только, потом я понял, почему, мебель была специальным образом оборудована. Во всех бюро и письменных столах были потайные ящики, куда упрятывался кокаин. Судя по всему, это был новый и безопасный метод.

— Откуда ты все это знаешь? — Элисабет напряженно смотрела на меня.

— Мне рассказал один из работников Пичи. И, как это ни странно, Пичи тоже утонул, пропал в одном из каналов, возвращаясь с позднего ужина в ресторане. Он обнаружил, что его мебель используется для пересылки наркотиков. Он не хотел ввязываться в это и угрожал сообщить в полицию. А попал в несчастный случай. Точно так, как Андерс. В этой связи утопление, похоже, отличительная черта.

— Я теперь начинаю понимать, — заинтересованно сказал Свен. — Андерс ввозит кокаин, чтобы выкупить Бакку. А те типы в Венеции боятся, что он может их разоблачить. Они решают убить Андерса, и это делается настолько искусно, что полиция считает происшедшее несчастным случаем.

— Не попал, — сказал я. — Андерс не имел никакого отношения к наркотикам.

— Но ты ведь сам сказал, что именно он познакомил тебя с тем самым Пичи?

— Да, но использовал все это кое-кто другой. Я думаю, что кокаин использовался для оплаты картины Рубенса.

— Чем дальше, тем хуже, — рассмеялся Гунпар Норман. — Сначала — вновь обнаруженный Рубенс. Затем двойное убийство и контрабанда наркотиков.

— Я не думаю, что убийца занимался наркотиками, — спокойно сказал я, глядя на него. — Они поступали через мой магазин, приходили с мебелью. И уже в Стокгольме ими занимался какой-то крупный торговец, а деньги скрытно переводились на счет продавца. Вполне возможно, что на разные многочисленные счета в разных банках. Денег ведь было очень много.

— А сколько, собственно, может стоить картина Рубенса такого формата? — с любопытством спросила Маргарита.

— Трудно сказать, но если она была хорошего качества и такого размера, то я мог бы предположить сумму в несколько сот миллионов. Может, и больше. Это зависит от многих факторов.

— Это ты сделал! — неожиданно крикнула Элисабет. Она вскочила. Мерцающие отблески свечей придавали ее лицу неведомое драматическое измерение. Словно трагический актер из античной драмы, она обличающе указывала на своего мужа.

— Ты ревновал к нему, и ты ненавидел его! Вы ругались. Ты никогда не смирился бы с тем, что я тебя оставлю, никогда не отпустил бы меня. — И она заплакала, села и спрятала лицо в ладони. Рыдала она отчаянно и судорожно.

Маргарета села рядом с ней, обняла Элисабет, словно маленькую девочку, и погладила ее по голове.

— Ну что ты? — тихо говорила она, — ну что ты? — И она покачала Элисабет в своих объятиях. — Ну не надо плакать.

Мы сидели безмолвно. Гроза все еще гремела где-то в отдалении, но дождь утих и уже не стучал в окна так сильно, как прежде.

Свен медленно поднялся. Он стоял молча с опущенной головой.

— Да, — сказал он после паузы. — Элисабет права. Я ненавидел Андерса, терпеть его не мог. За его высокомерие и талант. За его манеры. Он всегда напоминал мне, что его происхождение отличается от моего. И Элисабет не устояла перед ним. Мне следовало понять это с самого начала. Подобная ситуация так долго продолжаться не могла. Собственно, довольно классическая ситуация, — иронично заметил он. — Старый муж, молодая жена. Сценарий для многих постельных фарсов, не так ли?

Он огляделся, но никто не отреагировал, никто не произнес ни слова.

Тогда он вновь уселся, будто силы его покинули. Он обхватил лицо ладонями и долго сидел молча. Наконец поднял голову.

— Но Андерса я не убивал, — тихо произнес он. — Не убивал я его.

— Можешь ты объяснить мне одну вещь? — я взглянул на Свена, сидевшего в высоком кресле с желтой ситцевой обивкой. Зачем ты «случайно» заглянул в мою лавку и рассказал, что Андерс совершил самоубийство и что между ним и Элисабет давно все кончено? Ты мне даже показал письмо, которое он написал тебе.

— Это неправда. — Элисабет пристально посмотрела на него. — Скажи, что это неправда!

Свен изможденно глянул на нее. Затем покорно вздохнул, будто его тяготила огромная ноша.

— Я понял: Юхан не верит тому, что Андерс просто утонул, — медленно, с трудом проговорил он, словно делая над собой усилие. — И я мог попасть под подозрение, потому что… В общем, из-за тебя. И поэтому я сам написал то письмо. Подделать подпись Андерса было несложно. Он ведь писал как курица лапой. На его губах появилось подобие улыбки. — А письмо не должно было остаться у тебя, ты должен был только увидеть его.

— Именно поэтому ты пытался заставить меня поверить, что это было самоубийство?

Свен утвердительно кивнул.

— В тот вечер Андерс рассказывал о тебе. О твоих контактах с полицией. И я понял, — что ты не веришь версии о том, что он утонул. А я первый попадал под подозрение. Да еще в качестве убийцы, — иронично добавил он.

— Не могу точно сказать, Но было бы интересно знать, что ты делал на днях в Венеции?

Он вздрогнул, словно я попал в больное место.

— Я был там по делам музея, — коротко бросил он. — Следующей осенью у нас там будет выставка, и я отвечаю за нее как консультант. Я стоял у истоков этого проекта и хотел бы довести его до конца.

— Это действительно так, — подтвердил Гуннар Нерман. — Будет большое мероприятие под названием «Венеция в искусстве». Они там очень заинтересованы, и Свен ездил туда несколько раз.

— Ты встречался о Анной Сансовино?

Свен Лундман не ответил. Я повторил вопрос.

— Да, — тихо выговорил он. Так тихо, что было едва слышно. Словно он шептал.

— Зачем?

— Из-за… Из-за Элисабет.

— О чем это ты? — Рыдания Элисабет вдруг прекратились. Она с удивлением смотрела на мужа.

— Я знал, что у вас было много общих дел. Я начал кое-что соображать, прикидывать. И хотел наконец узнать.

— Узнать что?

— Была ли ты замешана. Ну, во всю эту историю с картиной.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты же все время утверждал, что ничего об этом не знаешь.

— Андерс говорил об этом в тот вечер, когда погиб, Намекал что-то относительно Анны и картины. Я тогда не понял, что он имеет в виду. Но у вас с Анной были совместные дела по продаже предметов искусства, и я решил спросить ее, поскольку был в Венеции.

— И что она сказала?

— Ничего, — устало ответил он. — Она не хотела ничего говорить. Сказала, что боится. Она казалась совершенно расстроенной. А потом ее убили. Застрелили. Так об этом писали во всех газетах.