— Никогда не отгадаешь, что это такое, — продолжила она, протягивая мне футляр.

Я сдвинул маленький крючок и открыл замок.

— Похоже на компас, и сделан он не вчера.

— Да, — засмеялась она. — Это подарок астроному Тихо Браге от австрийского императора. Старый Бальтсар захватил его, когда участвовал в штурме сокровищницы императора Рудольфа Габсбургского в Праге в 1648 году.

Маргарета показала рукой на одну из стен, там из резной барочной рамы между двух книжных полок на нас смотрел закаленный и суровый вояка.

— Бальтсар Сильвершерна. Генерал и маршал. Собственно говоря, его звали Лундгрен, он был сыном пробста в Онгерманланде. Но он спас Густава II Адольфа в битве при Брайтенфельде: отдал ему своего коня, когда конь под королем был убит, и защищал воткнутое древком в землю знамя, пока ему не пришли на помощь. Должно быть, он был очень не глуп, потому что быстро продвигался по службе и завершил карьеру графом и комендантом крепости Эльфсборг.

— К сожалению, эти времена прошли. И не потому, что у меня нет коня, который я дал бы королю на поле брани, а просто потому, что раньше было как-то веселее.

— Ты должен радоваться, что не жил в те времена, — сказала Элисабет. — Ты, может быть, и был бы графом и маршалом, но в то же время был бы уже мертв целых триста лет.

Когда мы спустились вниз на каменную террасу с видом на озеро, Свен Лундман дремал в удобном шезлонге.

— Ну что, вы осмотрели сокровища искусств? — спросил он, зевая и прикрывая рот ладонью. — Маргарета — прекрасный гид. Ты можешь прийти к нам работать в любой день, когда захочешь. Но теперь извини, нам пора ехать в город. Мне еще надо на важное совещание. Собственно, речь пойдет о том, кто будет моим преемником. Так что мне придется помочь отпилить именно тот сук, на котором я сегодня сижу.

— Скажи лучше, что ты привьешь новую ветвь, которая вырастет крепкой и принесет музею столько же пользы, сколько принес и ты, — заметила в ответ Маргарета.

— Благодарю покорно. Ты слишком любезна. Незаменимых нет. Я пытаюсь внушать это себе каждое утро. Но если шутки в сторону, то меня чрезвычайно привлекает возможность вновь заняться исследованиями. Писать как свободный человек, избавиться от массы бюрократических и административных обязанностей. Мне еще немало надо сделать для книги о Рене.

— Яне Эрике Рене? — спросил я.

— Именно. Архитекторе, художнике и вообще очень многостороннем человеке. Невероятно богато одаренная личность, чрезвычайно много значившая для шведского рококо.

— А у меня нет выбора, — заметила Элисабет с улыбкой. — Я должна следовать за своим мужем и хозяином. К тому же меня ожидает масса дел в галерее. Ты представляешь себе всю эту бухгалтерию, Юхан. Ее откладываешь, откладываешь и ходишь все время с угрызениями совести.

Я понимающе кивнул. Еще бы, мне не представлять!

После многих поцелуев и обещаний скоро опять увидеться, — они ушли по газону к машине.

— Жалко Свена. — Маргарета проводила уходивших взглядом и махала рукой, пока машина не скрылась в аллее. — Ты ведь знаешь, как обстоят дела?

— Я слышал кое-что об этом.

— Нет худа без добра, во всяком случае. Это можно сказать и о несчастье, которое произошло с этим бедным заместителем, который утонул. Фон Лаудерн его звали.

— Что за добро ты имеешь в виду?

Она серьезно посмотрела на меня.

— Я встречалась со Свеном как раз перед тем, как утонул фон Лаудерн. Он приехал сюда и был совершенно не похож на себя. Элисабет должна была уйти от него, и он не мог этого вынести. «Я убью этого дьявола», — кричал он, перед тем, как уехал домой. И должна сказать, я обрадовалась, когда прочла об утопленнике. Поскольку если фон Лаудерн утонул, то, значит, его не убили. Разве не так?

— Ты права, — согласился я, хотя думал иначе. — Ты его давно знаешь? Я имею в виду Свена.

— С тех пор, как он женился на Элисабет. А это было лет десять назад. Мне уже тогда приходило в голову, что из этого ничего не выйдет. При их-то разнице в возрасте. Потом, когда я приезжала в Швецию, он часто приходил сюда со своими студентами. Они изучали историю искусства, а он был у них в институте профессором. Впрочем, этот институт стал позднее университетом и переехал в Фрескати. Но тогда они появлялись здесь время от времени и он рассказывал им о моем собрании. Оно ведь уникально — такое большое и целиком «из своего времени». И к тому же все вещи — высшего качества. Здесь представлено большинство великих имен, как художников, так и мебельщиков. И, естественно, скульпторов. Не потому, конечно, что первые Силъвершерны были какими-то эстетами, но благодаря случаю большая часть того, что они награбили в многочисленных войнах, оказалась весьма ценной с художественной точки зрения. А их наследники обладали как вкусом, так и средствами. К тому же они довольно часто женились, и их жены появлялись тут тоже не с пустыми руками. Поэтому я и намерена создать фонд, который унаследует все, что тут есть, плюс достаточно денег для сохранения коллекции. Было бы жалко, если бы она рассеялась по разным владельцам, хотя ты и твои коллеги были бы счастливы, если бы эти вещи были выставлены на продажу, не так ли? — И она заразительно и молодо засмеялась.

Я был с ней согласен, она намерена была внести большой вклад в сокровищницу культуры, но мне не давала покоя мысль, что об этом подумала бы и сказала Элисабет. Несмотря ни на что, они были кузинами, и у Элисабет были, наверное, свои надежды на будущее.

— И последнее, перед тем как я уйду. Не могла бы ты показать мне комнату, где висела та «отвратительная» картина?

— С толстой девицей, перерезавшей горло юноше? Конечно, могу. Впрочем, там нечего особенно смотреть, потому что полотно вырезали, хотя рама, конечно, осталась. Мне нужно что-то в нее вставить. Не мог бы ты мне достать, например, Эренстраля? Он писал большие полотна, к тому же у меня нет ни одной его картины. Это — белое пятно в собрании.

— Попытаюсь, но он в основном находится в королевских дворцах и музеях. В состоянии иметь его вещи дома в гостиной немногие — надо расширять стены и поднимать потолок.

— Попытайся, однако, достать. В конце концов это не такая плохая идея, как мне кажется. Мне очень нравятся его мотивы с животными. Может быть, ты достанешь что-нибудь с собаками или лошадьми?

— Счастье, что он тебя сейчас не слышит.

— Это почему же?

Он любил писать гигантские полотна с королевскими особами и аллегорическими предметами вокруг них. Верой, Добротой, Искренностью, Любовью и так далее. Все получалось в результате так сложно, что ему иногда приходилось писать разъяснения к тому, что он изобразил. Но ему все больше заказывали изображения животных — любимцев королевской семьи. Как-то за один год ему пришлось написать семь портретов любимых собак королевы. И он громко протестовал против этого. Но ирония в том и заключается, что он вошел в историю искусства именно как анималист. Самый первый анималист, задолго до Лильефорса. Он рисовал всяких зверей — от белок до белых медведей.

— Достань тогда картину с белым медведем, — улыбнулась Маргарета. Белки слишком маленькие, чтобы заполнить мою раму. Пойдем, ты увидишь сам.

Мы поднялись на третий этаж. Там она открыла дверь в очень большую комнату в одном из флигелей. На длинной стене висела огромная роскошная золоченая рама в стиле барокко с маленькими крылатыми херувимчиками в углах. Пустая, без полотна она показалась мне глазницей с выколотым глазом.

— Эта комната почему-то никогда не использовалась. Может быть, из-за картины, которая здесь была, — сказала Маргарета, раздвигая шторы. Комната осветилась яркими лучами летнего солнца. — Впрочем, и других комнат было достаточно, к тому же этот зал находится на третьем этаже и поэтому всегда был как бы на отшибе.

— Бывал ли тут Свен со своими студентами?

— Я не помню такого. Хотя это и не исключено. Впрочем, тут и смотреть было не на что. Разве что эта картина. Я думаю, ее оставили висеть здесь лишь из чувства почтения к предкам. Мне тоже никогда не приходило в голову убрать ее отсюда, когда я стала хозяйкой Слагсты. Должна признаться, что неохотно заходила сюда. Наверное, страх по-прежнему сидел во мне с детских лет. Помню, как жутко и одновременно интересно было приоткрывать дверь сюда, чтобы посмотреть на эту женщину, перерезавшую ему горло. Жуть! Но теперь надо достать полотно, подходящее для этой рамы. Если бы я была вором, то взяла бы раму вместо картины. Рама все же античная, ручной резки и крыта настоящим золотом. Она, наверное, стоит много больше самого полотна.