Автор говорит, что Собор не вытекает из жития Русской Церкви, а потому совершенно не нужен и не может ничего сделать. По его мнению, извольте видеть, Церковный Собор составляет действительную потребность «только там, где Церковь вдруг (?) сама в себе начинает чего-нибудь не понимать, что-нибудь ей самой становится неясным в собственном учении. Собор вообще возможен в Церкви не обрядовой, а философствующей. Но Русская Церковь — обрядовая, самые секты в ней всегда возникали на почве нарушения обряда, искажения обряда: вернейший признак, что это и есть ее центр, ее суть, ее жизнь. Что же поможет тут Собор? К чему он здесь?»

«Собор, — продолжает наш фельетонный философ, — всегда собирается для определения вероучения. Но о вероучении сомнения существуют вне Церкви, а в самой Церкви этих сомнений нет…»

Во всем этом что ни слово, то или небрежность, или незнание, или просто фельетонная болтовня. Ну не зрящая ли болтовня хотя бы утверждение об отсутствии у нас сомнений в вероучении? Это теперь-то, когда верования множества лиц, принадлежащих к Православной Церкви и не желающих уйти в какое-нибудь особое религиозное сообщество, переполнены всеми оттенками сектантства, какие только когда-либо волновали мир. Да, если Собор нужен именно для определения вероучения, то, разумеется, он у нас нужен по малой мере столько же, как было во времена манихейства, арианства[168] и т. д.

Но коренная несуразность мнения г-на Варварина заключается в том, будто бы Собор имеет своей единственной серьезной потребностью философствовать. И логика, и история говорят совсем иное. Конечно, Соборы Вселенские имели перед собой задачи определения вероучения по той причине, что в «церкви» всегда есть те сомнения и непонимания, о которых говорит г-н Варварин, как есть и теперь. Но и Вселенские Соборы имели далеко не одну эту задачу. Они рассуждали и произносили решения по поводу всех вообще вопросов, относившихся к жизни Церкви. Они оставляли после себя не одни догматические, но и канонические определения, которые касаются не вероучения, а разных сторон церковного устройства и дисциплины. Что касается Соборов Поместных (г-н Варварин, по-видимому, не понимает, что в России идет речь лишь о Соборе Поместном), то они даже главнейшим образом занимались вопросами жизни, дисциплины, отношений клира и мирян, а также и обряда. Это было одинаково на древнем Карфагенском Соборе и на наших Московских, кото — рые г-н Варварин по неведению задач соборов находит «бессодержательными». Для кого они бессодержательны? Может быть, для людей вроде г-на Варварина, который вообразил, будто бы Собор должен заниматься только решением философских мнений. Но действительная Церковь жила и живет вовсе не философией, а жизнью во Христе и с Христом. Все, что к этому так или иначе относится, для нее содержательно. А что относится к этому? Да вся жизнь христианина. Иногда, конечно, и философия, и по канону даже «грехи мысли отнесены отцами к тягчайшим», ибо они в высшей степени способны искажать наше отношение к Христу. Но церковная дисциплина, вопросы о способах научения истине, о способах сохранения святости жизни, о формах Богопочитания, о взаимных отношениях членов Церкви и т. д. — все это для христианина такие же жизненные вопросы, полные глубокого содержания. Крайне, между прочим, не продумано отношение господ Варвариных к обряду. Они не понимают, что в обряде проявляется такая же мысль, как и в философской формуле. Обряд — дело живое, полное чувства, полное мысли. Философия связана с живым чувством веры гораздо менее. В обряде человек выражает свою любовь к Богу, вспоминает Христа, старается восславить Господа, передать красоту небесную, представить образно, понятно чувству то, что в философии слагается в сухой математический догмат.

Пустую, хоть и кощунственную, фразу составляют слова г-на Варварина, будто бы «не потрудилась Русь трудом праведным, трудом духовным», ибо жила обрядом да стремлением к святости. Он почему-то воображает, будто труд духовный состоит в философствовании. Выходит, что азбуки духовной жизни не знает человек, а судит, осуждает, решает за верующих, нужен ли им Собор. Приличнее было бы не говорить о чужих делах, если для г-на Варварина вера и жизнь христианская, как видно, составляют чужое и неведомое дело.

Нет, нам Собор необходим.

Собор нужен для Русской Церкви потому, что соборность составляет вообще норму существования церковного. Собор нужен потому, что у нас замутились все внешние условия существования Церкви, особенно же отношения Церкви и государства. Господин Варварин и князь Мещерский берут на себя распоряжаться Церковью, решая, что ее прекрасно управит хороший «обер». Но и по философии, и по вере, и по канону Церковь должна жить самостоятельно. Хороший ли у нас обер-прокурор или плохой, — это ни на волос не изменяет потребности в Соборе. Хороший, верующий, Богу служащий обер-прокурор почерпает в определениях Собора ясность и силу для служения благу Церкви, а плохой обер-прокурор пред голосом всецерковным принужден будет или удалиться, или подчиниться. А относиться к Церкви как к крепостной вотчине, для которой нужен только хороший управляющий, — это может быть еще понятно в Гражданине, но уже совсем странно в архирадикальном Русском Слове. Но не первый раз уже констатируется факт, что поскреби российского радикала — и увидишь под оболочкой свободолюбивых фраз чистокровного деспота-крепостника.

25 марта в Русском Монархическом Собрании в Москве епархиальный миссионер и видный деятель так называемого «правого» лагеря г-н И.Г. Айвазов прочел доклад, предостерегающий против Церковного Собора. Мы (Московские Ведомости, № 70) дали об этом докладе лишь самые краткие сведения из опасения какой-либо невольной неточности в передаче мнения г-на Айвазова. Но Русская Земля (№ 68), орган «свой» докладчику, подробно излагает его сообщение. Полагаем, что в этом изложении не может быть уж никаких неточностей.

Итак, на каких же основаниях г-н Айвазов считает нежелательным созыв Собора? Он группирует все обычные доводы противников его. Что положение Русской Церкви самое печальное и расшатанное — этого, конечно, докладчик не отрицает. Но у него «невольно возникает сомнение, что, быть может, средство (то есть Собор) не так уже неоспоримо? Быть может, вместо благих результатов оно даст результаты гибельные?»

Нет, конечно, пределов человеческому скептицизму. Но если Собор есть «оспоримое» средство блага Церкви, то полагаем, что у г-на Айвазова нет других более неоспоримых средств. Он сам находится в рядах защитников Церкви, и никто не откажет ему в энергии и настойчивости. Но похвалится ли он большими успехами своей деятельности? Да и откуда им явиться? Он, например, по-старинному надеется на меры гражданской власти, негодует на разрешение сектантских собраний, жалуется на полицию и т. п. Но как же он может упускать из виду, что теперь уж полиция не к услугам миссионеров, как бывало в старину. Стало быть, и обращение к мерам власти уже не может быть считаемо «неоспоримым средством». Теперь и закон не тот, что прежде. Таким образом, хороши или плохи прежние средства действия, их, во всяком случае, уже не существует.

Что касается Соборов, то христианская Церковь всегда считала их не только «неоспоримым», но наиболее законным и священным средством содействия благу Церкви в трудные минуты ее жизни. Почему же в современной России это средство должно почитаться столь оспоримым и даже заключающим в себе возможность отравления Церкви «ядом», как выражается г-н Айвазов? Докладчик отвечает на это указанием на всеобщую развращенность и еретичность.

«Что такое Поместный Собор, — спрашивает он, — и есть ли в понятии этом гарантии целебности его? Собор Поместный, — отвечает он, — есть собрание архипастырей Церкви, при содействии клира и мирян обсуждающее церковные вопросы и так или иначе их разрешающее…» Казалось бы, «гарантии» довольно солидные. Но г-н Айвазов заключает наоборот: «Таким образом, — говорит он, — центр тяжести переносится на состав лиц, который участвует в Соборе, а также на тех, кто подготовляет общее мнение». Но ведь состав только что определен самим докладчиком: тут архипастыри Церкви, содействуемые клириками и мирянами. Кажется, все это законные члены Церкви? Но г-на Айвазова это не успокаивает.