— Где же я его видел? — пробормотал Гарри, не замечая, что говорит вслух.

— Наверное, на плакате «Объявлен в розыск». Его зовут Том Джексон, — сказал Джонс.

— Да, это он! — воскликнул Гарри. — Я видел его фотографию. Мерзавец! Он заслужил все эти страдания, и все же мне его жаль.

— Как! Том Джексон? Бандит, который напал в Вайемиде на миссис и мистера Травилла? — и Гарольд, побагровев и звеня цепью, вскочил на ноги.

— Тот самый. Ты что, хочешь его немедленно линчевать? Стой, не надо! Ведь несчастного уже постигла участь, хуже которой не придумаешь, — остановил его Гарри.

— Господи, прости меня! — простонал Гарольд, опускаясь на землю и закрывая лицо руками. — Я его чуть не убил.

— Что за история? Кто на кого напал? — спросил Джонс. — Дункан, расскажи нам, пожалуйста. И время пройдет быстрее.

Остальные присоединились к этой просьбе, и Гарри подробно рассказал о покушении Джексона на мистера Травиллу и Элси. Пока он говорил, Аллизон сидел, отвернувшись, и ни разу не взглянул на рассказчика. Остальные слушали с живым интересом.

— Да, парень заслужил линчевание, — был вынесен единогласный приговор. — Но ты прав: его уже постигла участь, которой и врагу не пожелаешь.

— Но почему такая же участь выпала на долю тысяч ни в чем не виноватых, достойных людей? — резко спросил Джонс. — Где же справедливость?

— Ты хочешь найти справедливость здесь, на земле? — повернулся к Джонсу один из слушателей.

— Возможно, Джексон в глазах Божьих не хуже, чем другие, — вдруг вмешался в разговор Гарольд. Он говорил негромким, спокойным голосом. — Мы не знаем, какие злые силы влияли на Джексона с самого рождения. Возможно, на его месте мы стали бы еще хуже.

— Я умираю от жажды, — сказал Джонс, глядя на толпу возле источника. — Пойду, попытаю счастья. Может, пробьюсь к воде.

Он побрел к толпе, а остальные разошлась, оставив Гарольда и Дункана наедине. Молодые люди вспоминали дом, общих друзьях и знакомых, беседовали о войне и политике. Оба не сомневались в победе северян.

— Наша победа уже не за горами, — сказал Гарри. — Вот увидишь, к следующему лету война закончится. Надеюсь, нам с тобой удастся отсюда убежать.

— Возможно, тебе и удастся, — печально возразил Аллизон, — но мое последнее сражение, боюсь, уже позади.

— Сейчас ты обессилел, но на воле быстро придешь в себя, — бодро ответил Гарри. — Как только мы доберемся до своих, ты почувствуешь себя другим человеком.

Когда Гарольд остался один, солнце уже склонилось к западу. Стало немного прохладнее. Он опустил голову на руки, размышляя и молясь. Гарольд просил Господа, чтобы Тот помог ему простить Джексона — негодяя, который хотел убить Элси.

Наконец, когда на лагерь уже опустился вечер, Аллизон поднял бледное, измученное лицо и, встав с земли, медленно побрел к месту, где ничком лежал Джексон, то жалобно стенающий, то плачущий, словно ребенок.

Сев рядом с этим жалким существом, Гарольд обратился к нему мягким, успокаивающим тоном:

— Ты здесь давно?

— Дольше, чем я живу! Но мне осталось уже недолго, — и Джексон грязно выругался.

— Ты ожидаешь, что тебя обменяют?

— Обменяют! Держи карман шире! Разве кого-нибудь в Вашингтоне заботит наша жизнь? Они будут откладывать обмен до тех пор, пока мы все не передохнем, как сотни и тысячи до нас, — и Джексон опять разразился ругательствами и проклятиями в адрес военачальников, Конгресса, президента и Самого Господа Бога.

Гарольда настолько поразила грубость и невероятная озлобленность этого гибнущего человека, что он даже забыл о своей неприязни к нему.

— Послушай, — сказал он серьезно, — ты понимаешь, что находишься на краю могилы? Что скоро предстанешь пред Тем, Кого сейчас хулишь?

— Отстань! — крикнул Джексон, на мгновение поднимая голову и вновь бессильно роняя ее на землю. — Читай мораль таким же идиотам, как ты сам! Нет никакого Бога! И рая нет! И ада! О, скорее бы мне умереть, потому что после смерти не будет никаких страданий! Ничего не будет!

— Ты страшно ошибаешься! Если ты не покаешься, после смерти тебя постигнут еще большие страдания. У тебя очень мало времени. Умоляю тебя, не отказывайся от последней возможности спасения! Господь милосерден, Он простил покаявшегося разбойника...

— Что ты мечешь бисер перед свиньей? — насмешливо спросил Джексон. — Может, я и не совсем свинья, но мало чем от нее отличаюсь. Твоя фамилия Аллизон, ведь так?

— Да.

— Ты знаешь кого-нибудь по имени Динсмор или Травилла?

— Да. Я знаю и о твоих преступлениях против них. В глазах Божьих ты убийца.

— Только не рассказывай мне сказок о покаянии. Я раскаиваюсь в одном: что не высадил мозги ненавистному Травилле... И ей, этой лицемерке. Я так надеялся, что прикончил хотя бы одного из них, но, дьявол их побери, не получилось!

Гарольд стиснул зубы и сжал кулаки: он прилагал огромные усилия, чтобы не прервать Джексона.

— Меня ранили, чуть не поймали, но я всех перехитрил. Ушел даже от ищеек. Я уехал в Техас, вылечился и очень неплохо проводил там время. Но когда началась эта заваруха с разделеньем, я перебрался на Север. Ты считаешь меня отъявленным негодяем. Наверное, ты прав. Но я питаю слабость к звездам и полосам на флаге Америки, и потому пошел в армию. Однако мною руководил не только патриотизм, нет! Я очень рассчитывал, что получу возможность всадить пулю в моих добрых знакомых с Юга — в тех, кто разрушил мои планы и с удовольствием линчевал бы меня, если бы мог. И я ни капли не раскаиваюсь в этом желании!

Гарольд молча встал и пошел прочь, думая, что в одном Джексон прав: он, Гарольд, действительно метал бисер перед свиньями.

Том Джексон ушел из жизни еще до наступления утра. Он перешел в вечность без надежды, без покаяния, без Бога. Даже злейший враг не придумал бы для него более страшной доли.

Наступила ночь, темная, облачная и безлунная. Заключенные приступили к выполнению своего плана.

Копать было трудно: подходящие инструменты отсутствовали, а работать одновременно могли только два человека. Но они часто сменялись, и те, кто был на поверхности, уносили землю и куски твердой породы и разбрасывали их по болотистым берегам потока.

Дункан, вернувшись из такого рейса, сказал вполголоса Гарольду Аллизону, который при помощи самодельного напильника, изготовленного лагерными умельцами из сломанного ножа, терпеливо перепиливал свои оковы:

— Джексон испустил дух. Я чуть не споткнулся в темноте о его труп. Когда он умирал, радом случайно оказался Джонс. Он говорит, что негодяй умер с проклятием на устах.

— Ушел! — сказал Гарольд. — Со всеми своими грехами.

— Да. Ужасно! Дай я тебе помогу. Я вижу, ты устал. Гарри энергично взялся за дело, и через полчаса Гарольд был свободен.

Рядом послышался шепот.

— Работа окончена. Джонс уже снаружи. Парсон пошел за ним. Потом Кокс. Гарри, будешь следующим?

— Спасибо, нет. Я пойду последним, — отозвался Дункан, — и помогу Аллизону. Он слишком слаб, чтобы идти одному.

— Тогда я пошел, — ответил голос. — А вы сразу за мной. Не теряйте ни минуты.

— А теперь, Аллизон, — прошептал Гарри, — собери все свои силы и мужество.

— Дункан, ты настоящий и благородный друг! Господь вознаградит тебя, брат мой. Позволь мне пойти за тобой.

— Нет, об это не может быть и речи! Пойдем, сейчас не время спорить, — и Гарри, слегка подтолкнув друга, помог ему спуститься в лаз.

Аллизон старался изо всех сил. Дункан полз вслед за ним. Они благополучно преодолели подземный ход — как и остальные беглецы, которые уже скрылись в лесу.

Гарольд и Гарри некоторое время шли, стараясь углубиться в лесную чащу. Вскоре они остановились, чтобы немного отдохнуть и определить направление.

— Ах, как сладок воздух свободы! — воскликнул Дункан с тихим ликованием. — Но нам надо идти.

— Да, нам еще грозит опасность, — сказал, тяжело дыша, Аллизон, — но молитва в пути нужнее хлеба. Дункан, давай помолимся, чтобы благополучно добраться до наших.