Джека он нашел в комнате санитаров.

— Привет, мальчик Бен, — поздоровался Джек, опуская обычные служебные формальности, поскольку другие санитары считали Беннета в той или иной степени «своим».

— Мне надо перемолвиться с тобой словечком, — сурово объявил Беннет.

— Конечно, доктор.

Они вышли в безлюдный коридор. Беннет приготовился обрушиться на Джека с тирадой, которую придумал по дороге в госпиталь. («И это все, что вы можете написать в своей грязной газетенке?»)

Но он понял, что, даже если выпустить пар на беднягу Джека, это не решит проблемы. Не он ведь редактирует этот листок, и не он предводитель движения. Он всего лишь рядовой боец, сражающийся за некое дело в чужой стране под названием Америка.

Поэтому Беннет обуздал свой гнев и просто объявил:

— Джек, я хотел бы прийти на следующее собрание.

— Настроение изменилось, доктор?

— Можно и так сказать.

— Хорошо. Я вас предупрежу.

Старший ординатор Кастельяно долго находилась в приемном покое отделения скорой помощи Бостонской детской больницы. Поступила девятилетняя девочка с опасными симптомами так называемой «лихорадки неизвестного происхождения», которые могли быть признаком эндокардита.

Лора завершила писанину только в первом часу. Она направилась в дежурную комнату в надежде немного поспать, но ее внимание привлекли необычно громкие и взволнованные голоса из сестринской, где было принято говорить вполголоса.

Одна из сестер, завидев Лору, издали прокричала:

— Лора, ты сегодня видела одиннадцатичасовой выпуск?

— Нет, — ответила она, чувствуя, что сейчас ее способно взволновать только известие о четвертой мировой войне (третью она бы проспала). — Я что-то пропустила?

— Что-то несусветное творится, Лора. Просто кошмар какой-то! — ответила самая молодая медсестра, обычно самая сдержанная из всех. — В Вашингтоне настоящий скандал вокруг двух медиков, причем женщина — примерно твоего возраста, хирург с гарвардским дипломом.

Лора сразу поняла, о ком речь. Сердце у нее бешено забилось, и она выпалила:

— До самоубийства не дошло?

— Попытка была. Около трехсот миллиграммов валиума. Но успели сделать промывание желудка. Очень красивая девушка!

В ужасе Лора пролепетала:

— Грета Андерсен?

Да, — подтвердила сестра. — Она. А ты ее знаешь?

Лора стала допытываться:

— Нарушений мозговой деятельности не было? Что он там с ней делал, этот ублюдочный психотерапевт?

Сестры опешили.

— Погоди, погоди, но ведь это он таблеток наглотался, — уточнила одна.

Лора собрала все свои силы, чтобы не упасть в обморок. В голове у нее помутилось.

К ней подошла сестра по имени Нида и участливо спросила:

— Лора, с тобой все в порядке? Доктор Химмерман — тоже твой друг?

— Нет-нет, — сконфуженно ответила она и позволила довести себя до кресла. — Я бы попросила вас поточнее рассказать, что конкретно говорилось в новостях.

— Значит, так, — начала Нида, — этот врач действительно считается уникумом в психиатрии. Мирового масштаба!

— Не надо про заслуги. Что он сделал?

— Ну, если помягче… Он сделал то, чего не должен был делать с пациенткой. А твоя подруга оказалась крутой…

— И храброй! — вставила другая сестра.

— Она созвала пресс-конференцию в Джорджтаунском госпитале.

— Что?! — Лоре показалось, что все это происходит во сне — А какой интерес журналистам приходить и слушать какого-то ординатора из хирургии?

— Ну, во-первых, потрясающе красивого ординатора, — уточнила Нида. — А кроме того, прессу хлебом не корми, дай посмаковать какой-нибудь пикантный скандальчик. В общем, она объявила, что пошла к Химмерману лечиться, а тот затащил ее в постель.

— А чем она это доказала?

— Ага, это самое интересное. Сначала этот доктор Химмерман — тоже, между прочим, красавчик будь здоров — выступил перед камерами на крыльце собственного дома и все отрицал. Он заявил, что у больной параноидальный бред и «бедной девочке» надо лечь в психушку. Очень убедительно говорил!

— Надо думать! — буркнула Лора.

Следующие слова Ниды поразили ее как гром среди ясного неба:

— А после этого повернулся, поднялся по лестнице своего особняка — красивый домик, надо сказать! — и наглотался таблеток.

— Ох, — выдохнула Лора. — Выходит, этот сукин сын больше всего навредил сам себе. К счастью для Греты.

— Грета, с тобой все в порядке? Я уже почти две недели не могу тебе дозвониться.

— Извини меня, Лора, но мне пришлось переехать к подруге: у меня телефон просто разрывался. Прости, мне надо было самой тебе позвонить.

— Послушай, как тебе хватило смелости призвать к порядку этого подонка? Что с тобой случилось?

— Кто-то же должен был это сделать! А ты знаешь, что Энди обещал развестись с женой и жениться на мне? А потом я узнаю, что этот приемчик он применял уже тысячу раз до меня.

— А как ты это узнала?

— От самой миссис Химмерман. Мы с ней как-то столкнулись, когда я выходила с очередного сеанса. Она оглядела меня с головы до ног и говорит: «Так вот ты какая — новая куколка моего Энди». После чего как бросится к нему в кабинет, как начнет вопить! То, что произошло потом, скоро появится на страницах «Нэшнл инкуайрер».

— Ох, Грета, как я тебе сочувствую! Надеюсь, этот неудачный опыт не заставит тебя навсегда отвернуться от мужчин?

— Если честно, в данный момент мужской пол не вызывает у меня положительных эмоций. Что же до мужчин-врачей, то это вообще низшая форма жизни на земле. Угадай с трех раз, кто выкатится из города в результате этого скандала?

— Ты это о чем?

— Видишь ли, судя по всему, наше хирургическое отделение считает, что я недостаточно «вписалась». Так что они предложили место старшего ординатора кому-то еще, а меня проинформировали, что, хотя меня здесь «были рады видеть», стипендии мне больше не видать. Изволь, мол, голубушка, пахать на общественных началах.

— Иными словами, ты уволена.

— Ну да, — с горечью сказала Грета, — Только это слово нигде не прозвучало. Эти врачи — как члены братства или еще какого-нибудь тайного общества. Мне, похоже, инкриминируется не то, что я позволила себя соблазнить, а то, что разболтала об этом прессе.

— Грета, я в шоке. Ты хочешь сказать, этот мерзавец выйдет сухим из воды?

— По всей вероятности. То есть, конечно, какие-то действия в его отношении будут предприняты. Ему придется давать показания в окружном совете — за закрытыми дверями, разумеется. Но он продолжает стоять на том, что я истеричка и все это придумала от начала до конца. В любом случае я готова уехать и сейчас занята тем, что рассылаю заявки по всем клиникам отсюда до Гонолулу. А если ничего не получится, пойду в армию.

— Что?! — Лора не поверила своим ушам.

— Я серьезно. Там очень нужны хирурги. Может, меня даже отправят во Вьетнам. — И с болью в голосе добавила: — Сказать по правде, Лора, если мне там прострелят башку, будет не хуже, чем сейчас.

Впервые завею совместную жизнь у Лоры с Палмером были одинаково неудачные графики. Он больше не корил ее, когда она возвращалась в четыре часа ночи, поскольку сам за полночь засиживался за учебниками вьетнамского языка.

Когда она вошла, он снял очки, взглянул на жену и улыбнулся.

— Знаешь, дорогая, я начинаю тебя уважать за долготерпение. Меня этот недосып просто убивает!

— Вообще-то, Палмер, не давать спать — испытанный и верный способ раскалывать пленных. Мне говорили, что в Юго-Восточной Азии он очень распространен.

— Кто это тебе сказал?

— «Нью-Йорк таймс».

— И ты веришь этой коммунистической газетенке?

— Господи, Палмер, — заметила Лора, лишь отчасти в шутку, — иногда на твоем фоне наши ястребы выглядят невинными овечками.

Лора налила себе стакан апельсинового сока, устало опустилась на стул и проговорила:

— Хотелось бы мне понять, что заставляет вас, мужчин, воевать, убивать себе подобных. Может, все дело в тестостероне? Ну, мужском половом гормоне…