— Извините, пожалуйста, я, кажется, забыла свой градусник у Скотта в спальне. Вы не могли бы…

Женщина исчезла и мигом принесла термометр. Лора измерила больному температуру. Потом велела Маршаллу вынуть ребенка из воды, обтереть и отнести в постель.

— Лора, но ты же сама видела — жар у него остался!

— Тридцать девять — это уже намного легче. И не стой у меня над душой!

В детской миссис Хендерсон вдвоем с Донни принялись усердно выполнять следующее указание доктора Кастельяно — осторожно обтирать Скотта спиртом, чтобы еще больше снизить температуру. Лора с Маршаллом стояли в дверях.

— Так что ты думаешь? Что это может быть?

— Надо взять кровь и сделать полный анализ — тогда можно будет о чем-то судить.

Она взглянула на него и заметила:

— Ты как будто недоволен…

— Я беспокоюсь за него, Лора. А не может это быть ревматическое обострение?

— Не думаю.

— Ты уверена?

— А врачи когда-нибудь бывают в чем-то уверены? — с досадой ответила она. — Маршалл, неужели ты успел забыть, что мы не всеведущи?

Он опустил голову и почесал затылок.

— Извини меня, Лора, но если бы речь шла о твоем ребенке… — Он осекся.

— Я знаю, — тихо сказала она. — На самом деле самые истеричные родители, с кем мне приходится контактировать, это врачи. И ты не исключение.

— Прости, прости. Я просто потерял голову. Я не хочу на тебя давить, но все же… твое мнение?

— Учитывая возраст, можно предположить ювенильный ревматоидный артрит.

— Ревматоидный артрит, то есть воспаление суставов?

— Ага, что-то еще помнишь из учебников? Но если это подтвердится, то в его возрасте это не очень страшно.

— А еще какие варианты? — нервно спросил он.

— Послушай, — разозлилась Лора, — я не намерена посреди ночи заниматься дифференциальной диагностикой. Не думаю, что у него что-то серьезное, скажем, бактериемия. Поверь мне: все будет хорошо. А пока давай ему детский тайленол каждые четыре часа. По две таблетки.

— А аспирин не подойдет? — нахмурился Маршалл.

— Нет, Маршалл, у детей аспирин может вызвать синдром Рейя. А если хочешь, чтобы твоему ребенку выписали убойное средство, к примеру кортикостероидного ряда, то обратись к другому врачу. А кстати, у вас педиатр-то есть?

— Вроде как есть, но я бы не доверил ему ничего серьезнее крапивницы.

— Позвони мне завтра на работу, я порекомендую тебе хороших врачей. — Она повернулась к экономке и Донни: — Не беспокойтесь, Скотт поправится. Спасибо вам за помощь. А теперь всем спать!

Она уже совсем собралась идти, как в коридоре открылась дверь, и на пороге возникла очень бледная и худенькая женщина в розовом шелковом халате. Опираясь о дверной косяк, она спросила:

— Он поправится, доктор? Мой мальчик выздоровеет?

— Все будет в порядке, — заверила Лора. — Пожалуйста, миссис Джафф, не переживайте.

Она стала спускаться, но тут ее снова окликнули:

— Доктор?

— Да-да?

— Вы очень любезны, что согласились приехать в такой час. Мы с Маршаллом вам очень признательны.

Лора кивнула и молча проследовала к выходу.

Она села в машину, обхватила руками руль и положила на них голову.

— Боже мой! — пробормотала она. — Ну зачем я так подставляюсь?

В ушах все еще звучали обидные слова: «Если бы речь шла о твоем ребенке…»

Она завела машину и поехала домой, а мысли вихрем бушевали у нее в голове.

Но она не поддалась искушению и не направила машину с моста на скорости сто миль в час.

Барни старался ее урезонить.

— Кастельяно, сколько раз тебе говорить, что ты попала в очень щекотливую ситуацию? Где твое самолюбие? Тебе не кажется, что ты заслуживаешь полноценной любви?

— Барн, он говорит, что любит, — слабо отбивалась Лора.

— Не сомневаюсь! Только на свой лад. Проблема в том, что ты сама себя не любишь. Почему ты не сходишь к психологу?

— Например, к Эндрю Химмерману? — хмыкнула она. — Можно было бы совместить консультации с любовными свиданиями.

— Не зубоскаль! — возмутился Барни. — Грета создала у тебя искаженное представление об этом человеке.

— Ага, ты, стало быть, теперь и сам такой? — парировала она. — Вы с ним, случаем, не из одного клуба?

Барни очень хотелось рассказать ей о том, что он узнал от Химмермана. Открыть ей глаза на «соблазнение» Греты. Но он не мог. Это была врачебная тайна. Поэтому он завершил дискуссию:

— Лора, я тебе подыщу кого-нибудь подходящего.

— Отлично. Только чтобы волосы были светлые! Блондинку может понять только блондин.

Она повесила трубку с чувством победителя в споре. Но разве это был спор? Скорее разговор с лучшим другом, жаждущим ей помочь.

Лора подавила в себе желание перезвонить. Вместо этого она набрала номер Маршалла, который засиделся у себя в лаборатории.

Он с радостью откликнулся на ее голос.

— У меня жуткое настроение! — пожаловался он. — Давай через полчаса встретимся?

«Вот-вот, — подумала Лора, — я ему нужна! Он хочет меня. Следовательно — он меня любит. Разве не это самое главное?»

У Маршалла выдался тяжелый день. Сначала секретарша отдела пожаловалась на обострение очередной тяжелой болезни («По-моему, она в свободное время читает справочник Мерка», — как-то пошутила Лора). Потом его вызвали в школу, потому что Донни «опять безобразничал».

А в довершение, вернувшись в лабораторию, он не обнаружил в корреспонденции давно ожидавшегося сверенного текста статьи Родеса и Карвонена, которая должна была сделать достоянием мировой научной общественности их потрясающее открытие.

Будучи не в состоянии сосредоточиться, он поехал в теннисный клуб, оплатил час игры с инструктором и разбил беднягу в пух и прах. Однако и вернувшись домой, чтобы поужинать с детьми, он все еще был в дурном расположении духа.

Донни попал прямо в точку, заявив:

— Папа, ты все время сердишься, а от этого аппетит портится. Может, мы лучше поедим с миссис Хендерсон?

Прекрасно, прекрасно. Сегодня у него было желание всех убить. Он поднялся к Клэр, но она уже спала и, судя по всему, просыпаться до утра не собиралась. Чувствуя себя ненужным дома, он вернулся в институт и засел в лаборатории. Но во всем отделе больше не было ни души, а от этого ему стало еще тоскливее.

В начале одиннадцатого зазвонил телефон. Лора!

— Послушай-ка, — предложил он, — давай встретимся на стоянке и поедем покатаемся.

Она с готовностью согласилась.

Маршалл сходил в туалет, умылся, причесался и направился к лестнице. Дойдя до площадки, он оглянулся. В кабинете директора горел свет. Он решил попрощаться с Родесом. Пусть отметит, что он работает допоздна…

Он постучал. Ответа не было. Он постучал опять, потом тронул ручку и увидел, что дверь не заперта. Маршалл нерешительно вошел и негромко окликнул:

— Пол? Вы где? Это я, Маршалл. Есть кто живой?

Он обвел взором кабинет. Все лампы включены, а стол завален бумагами. Должно быть, Родес вышел подышать. Надо немного подождать.

Он не смог удержаться от искушения посидеть в директорском кресле, которое рассчитывал занять уже через год. Даже если Пол застукает его с задранными на его стол кроссовками, это не страшно — у директора отменное чувство юмора, да к тому же он относился к Маршаллу прямо-таки по-отечески.

Он откинулся в кресле, про себя произнося «тронную» речь: «Добрый день, коллеги. Ваш новый директор, его величество Джафф, вступает на престол, дабы пробыть на нем ближайшие тридцать лет. Кто желает, может подойти и поцеловать мой стэнфордский перстень».

Он дал волю фантазии. «Интересно, что будет потом? Может, позвонят из Белого дома? Или ООН? И может, пригласят в конгресс? Родеса постоянно куда-то зовут. А интересно, над чем это он работает посреди ночи?»

Искушение одолело его, и Джафф склонился над столом.

И хорошо сделал! На самом верху лежали гранки статьи в «Медицинском журнале Новой Англии» — те самые, которых Маршалл сегодня так ждал.