— И опять-таки, — повторил Гастингс, — если вам будет спокойнее со мной, я готов отложить поездку. Малыш важнее.
Барни с Лорой переглянулись. Обоих одолевали сомнения. И в то же время они были готовы уступить нажиму Гастингса.
Наконец Лора сказала:
— Да что вы, Сид! Супружество — тоже очень важная вещь. Поезжайте. Я уговорю ребенка потерпеть до вашего возвращения.
— Черт! Черт! — бурчал Барни по дороге домой. — Как могут два врача поддаться на уговоры, когды мы оба знаем, что это большой риск?
— Удивительная вещь: докторов боятся даже их коллеги. Но вообще-то у нашего малодушия может быть и положительная сторона. Я слышала про этого Берковичи. Он вдвое лучше самого Гастингса, и, по правде сказать, я бы предпочла, если что-то пойдет не так, чтобы в палате был он. Так что, может, нам еще повезет и малыш родится в отсутствие Сидни.
Барни кивнул.
— Эй, Гарри, — обратился он к ее животу, — даю тебе пять дней, так что поторапливайся!
Малыш оказался гениальным — он слушался еще в утробе. Не прошло и суток, как у Лоры начались схватки.
— Черт! — внезапно испугался Барни. — Позвоню-ка я лучше Сидни. Как раз успеет прилететь.
— Нет, — возразила Лора, — он небось еще и до места не добрался. Давай лучше заметим по часам, когда будет следующая схватка, а потом начнем искать Берковичи.
Барни бросился за спортивным секундомером, засек интервал между схватками, после чего кинулся звонить. Он так разволновался, что дважды у него соскакивал палец с диска.
— Кастельяно, все в порядке, — успокоил он жену. — Берковичи уже в госпитале, оперирует какую-то женщину. Освободится в двенадцать. Сказали подождать, а когда интервал сократится до четырех минут, ехать в больницу. Думаю, лучше поехать прямо сейчас.
— Нет, Барн, если они говорят, что еще рано, то…
Она замолчала, чувствуя очередную схватку.
В двенадцать часов терпение Барни кончилось, он довел Лору до машины, неся в руках чемодан, упакованный три недели назад, и привез жену в родильное отделение. Лора едва успела опуститься на кушетку, как скорчилась от новой схватки.
Барни попросил позвать доктора Берковичи, но ему ответили, что тот еще в операционной. Он расценил это как хороший знак. По всему видно, очень внимательный доктор.
Привезли каталку и, невзирая на протесты Лоры, доставили ее в родильный зал.
Два часа. Берковичи все не шел.
— Чем он там занимается? — возмутился Барни. — Вырезает у нее все внутренние органы по одному?
— Тшш! — шикнула Лора. — Давай сосредоточимся на родах. А то, чего доброго, сам их будешь принимать.
Эта реплика не вызвала у мужа никакого восторга.
Три часа. Вошел невысокий, щуплый молодой человек с иссиня-черными волосами и представился доктором Муради, доцентом неонатологии, специалистом по мониторингу новорожденных.
— А где же ваш доктор Берковичи? — накинулся на него Барни.
— Все еще на операции. Мне сказали, операция очень сложная. Но это не важно, я его заменю. Сейчас посмотрим вашу жену…
Он подошел к Лоре и стал проверять открытие шейки матки. У Барни появилось неловкое чувство, оттого что такой мальчишка взял на себя контроль за ситуацией.
К этому моменту схватки у Лоры стали настолько частыми и болезненными, что она ни на чем больше не могла сосредоточиться.
— Я попрошу, чтобы пришла сестра и побыла с доктором Кастельяно, а я пока отведу вас выпить чашку кофе, — обратился Муради к Барни. — Это вас успокоит.
— Ступай, Ливингстон, — сказала Лора, выдавив из себя улыбку, — тебе надо передохнуть.
Барни обрадовался передышке. Смотреть, как мучается Лора, было тяжело. И в то же время он чувствовал себя виноватым. Вдвоем с молодым иранцем они отправились в сестринскую и сделали себе по чашке кофе. В этот момент к Муради подскочил совсем молодой врач, по-видимому стажер.
— Реза! — запыхавшись, сказал он. — У меня в пятой палате проблема с преждевременными родами. Боюсь, один не справлюсь…
Иранец улыбнулся и сказал:
— Сейчас взгляну.
Он положил руку на плечо молодому коллеге, и они вышли.
«Так, — подумал Барни, — должно быть, он хороший специалист, раз к нему бегут за советом». И отправился назад к Лоре.
Интервал между схватками несколько сократился, а сами они стали продолжительнее и интенсивнее.
— Барн, позови Берковичи! — прорычала Лора. — Я больше не могу терпеть!
— Доктор Кастельяно, волноваться не стоит, — раздался от двери голос Муради. — Я уже говорил с доктором и сообщил, что до полного раскрытия еще далеко и у него есть время перевести дух. Он семь часов стоял за операционным столом.
Барни тревожился все сильнее.
— А вам не кажется, что пора ей дать обезболивающее?
— Как вы и просили, мы ей дадим эпидурал, чтобы она оставалась в сознании в момент родов. Но это немного попозже. А я пока посоветуюсь с анестезиологом, что ей дать сейчас, чтобы облегчить ее состояние.
— Отлично, — обрадованно ответил Барни. — Просто замечательно.
— Эй! — окликнула Лора слабым голосом. — Ты сегодня что-нибудь ел?
Барни подошел и взял ее за руку.
— Не помню. Зато я знаю, что ты со вчерашнего дня крошки в рот не взяла.
— Мне нельзя. И ты это знаешь. Но это не означает, что ты должен за компанию морить себя голодом. Спустись вниз и поешь.
— Нет, Лора. Я намерен находиться здесь в роли твоего секунданта.
Тут в палату вошел Муради. За ним высилась могучая фигура анестезиолога. Тот немедленно приступил к делу:
— Здравствуйте, меня зовут доктор Болл. Вам нехорошо, юная леди?
Несмотря на свое мучительное состояние, Лора невольно подумала: «Неужели обязательно в такой момент сохранять все свое высокомерие? Индюк!»
Вслух она вежливо произнесла:
— Да. Хорошо бы вы мне что-нибудь сделали, чтобы немножко унять боль. Но только чтобы я не заснула!
— Никаких проблем, юная леди. Можете не волноваться. Я сделаю вам укольчик, и вы воспарите, как знамя на флагштоке в День независимости.
— Доктор, парить ей вовсе не обязательно, — подал голос Барни. — Просто снимите боль.
Болл не знал, что Барни тоже врач, и снисходительно ответил:
— Мой мальчик, предоставьте это мне. На моем счету больше принятых родов, чем у самого доктора Спока.
При этих словах он с поразительным для своей комплекции проворством сделал Лоре укол скополамина. Почти мгновенно у нее помутилось в голове. Великан кивнул коротышке и, выходя, сказал:
— Позовешь, когда до эпидурала дойдет.
Барни присел к кровати и взял Лору за руку, помогая ей ритмично дышать. Подушка у нее насквозь промокла от пота.
— Барни! — вдруг ахнула Лора. — Тут что-то не так. Схватки не должны продолжаться так долго. Это ненормально, понимаешь?
Барни бросился в коридор за Муради. Тот курил в холле.
— Доктор! — крикнул Барни. — Роды выходят из-под контроля!
— Это хорошо, — с улыбкой ответил молодой врач.
— Что именно?
— Мы ввели ей внутривенно небольшую дозу окситоцина. Он стимулирует сокращение матки. Это ей поможет.
— Может, это и помогает, только уж чересчур! Пойдите к ней!
Иранец затушил сигарету и направился в родильную палату.
Еще из коридора они услышали истеричный крик:
— Приведите мне этого придурочного врача!
Вокруг койки сгрудились стажеры, медсестры и доктор Болл.
— У женщины истерика, — сердито объявил анестезиолог. — Пожалуй, лучше я ее отключу.
— Только попробуй, приятель, и я отключу тебя! — набросился Барни. Он ринулся к Лоре.
Она ловила ртом воздух.
— Монитор… монитор…
— Лора, что случилось? Скажи мне, что не так?
— Я велела сестре повернуть монитор ко мне, чтобы видеть показания. Этот Муради козел, а не специалист! Он же должен с дисплея глаз не спускать!
Она все больше впадала в панику.
— Прибор показывает патологическое состояние плода. Наш малыш в опасности!
— Так-так, минуточку, — встрял Муради. — Давайте не будем все хором строить из себя врачей. Миссис Ливингстон доверена мне.