Она уже сумела взять себя в руки и теперь была готова парировать удар.

— Пол, у вас нет права принимать такое решение единолично. А я не сомневаюсь, что вы даже не удосужились переговорить с Дейном или кем-либо еще из моего отдела. Я намерена подать апелляцию в совет и готова биться об заклад, что ваше решение будет отменено.

Внезапно наступило молчание. Лора истолковала его как очко в свою пользу. Пол медленно встал.

— Доктор Кастельяно, давайте выложим карты на стол. — Он не говорил, а хлестал. — Мы с вами оба знаем, о чем идет речь. Почему бы нам не обсудить вопрос по существу?

— Отлично! Немного правды пойдет вам на пользу.

Директор с усмешкой взглянул на нее.

— Вам нравится Маршалл Джафф, не так ли? Я бы даже сказал, очень нравится. Я прав?

— Не считаю нужным отвечать на этот вопрос.

— Естественно. Вам он небезразличен, и вы, конечно, не хотите загубить его карьеру. А?

— Он один из самых талантливых микробиологов в Америке. О его карьере можно не беспокоиться.

— Нет, доктор Кастельяно, о ней очень даже нужно побеспокоиться, — снисходительно ответил Родес. — Меня не волнует, насколько талантлив этот змееныш. Мой авторитет в научном сообществе пока еще выше, чем у него, и я могу закрыть для него все двери — все двери! — в нашей стране. Если бы я захотел, я мог сделать так, чтобы его не взяли даже преподавать биологию в средней школе в Гарлеме.

— Он был профессором в Стэнфорде, — напомнила Лора. — А когда его пригласили сюда, университет предлагал удвоить ему оклад. Они примут его с распростертыми объятиями.

— Пожалуй, в иных обстоятельствах я бы признал вашу правоту. Но Макс Уингейт, его бывший начальник в университете, передо мной в долгу. В очень большом долгу. И при всей своей любви к Маршаллу он не станет мне перечить.

— По-моему, вы блефуете, — возразила Лора.

— Хотите, прямо сейчас позвоню? Я включу громкую связь, и вы своими ушами услышите, как я отлучу вашего хахаля от его любимого университета. Обещаю вам, Лора, — продолжал он, повысив голос, — одно мое слово — и он в науке труп.

Опять наступило молчание.

Наконец Лора тихо спросила:

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Самое прямое, доктор Кастельяно, — с хищной улыбкой ответил он. — Судьба этого гаденыша Джаффа сейчас в ваших нежных ручках. Потому что, если вы сейчас не уволитесь, Маршалл Джафф умрет.

— Звучит немного мелодраматично, вам не кажется? — заметила Лора.

— Я так не думаю. Мы с вами оба знаем, что для Джаффа карьера — это жизнь. А карьеру я могу у него отнять одним телефонным звонком. Вам все ясно?

— Мне надо подумать. Я дам ответ утром, — с презрением ответила Лора.

— Нет уж, дорогуша! Извините, но ответ мне нужен сейчас. А потом — ступайте себе с богом, оба! Или катитесь к черту, мне все равно.

Такой грубости Лора не ожидала. Она гневно взглянула Родесу в глаза и с омерзением прошипела:

— Ах ты подонок!

— Ваше мнение меня не волнует, — ухмыльнулся он и добавил: — При условии, что заявление об отзыве своей заявки вы через полчаса положите мне на стол. И ни минутой позже!

Лора сидела в лаборатории, тупо глядя на старательно отпечатанный документ и соображая, стоит ли подписывать его. Быть может, это пустые угрозы со стороны Родеса?

Зазвонил телефон.

— Привет, малыш, — Это был Маршалл.

— Как дела? — спросила она, стараясь казаться веселой.

— Ты же меня знаешь, — отшутился он. — Я как кошка — у меня еще восемь жизней в запасе. Думаю, меня возьмут обратно в Стэнфорд. Макс Уингейт созвал экстренное совещание кафедры. Может быть, в этот самый момент они утверждают мою ставку. Вот тебе и колосс Родесский.

Лора похолодела. Она взглянула на часы — без десяти пять.

— Марш, давай поужинаем вместе. Мне нужно срочно закончить одно дело.

— Хорошо, радость моя. Встретимся около шести у Мемориала Джефферсона.

— Марш, я приеду. Ты, главное, не переживай.

— Все в порядке? — спросила Лора, добравшись до условленного места.

— Да, формальности соблюдены, — радостно объявил он. — Я опять работаю в Стэнфорде. Они быстро разобрались, молодцы!

— A-а, — ответила она и подумала: «Слава богу, Родес хотя бы сдержал обещание». — Когда едешь?

— Макс говорит, я могу въехать в свою старую квартиру в любой удобный для меня момент. Но я думаю, надо дать детям закончить полугодие. Не хочу дополнительно осложнять им жизнь, им и так несладко приходится.

— Ну что ж, — заметила она, — в таком случаен у нас будет больше времени свыкнуться с переменами.

Он схватил ее за плечи.

— Нет, Лора! Я хочу, чтобы ты тоже поехала в Калифорнию.

В первый момент она опешила. Потом сконфузилась. Неужели он и впрямь готов ради нее бросить семью?

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Лора устыдилась охватившей ее радости и решила все же внести полную ясность.

— А в каком качестве?

— Что ты имеешь в виду? Это не вопрос. Конечно же, ты будешь штатным профессором.

— Не поняла…

— Я тебе гарантирую: Стэнфорд, Беркли, Сан-Франциско — все калифорнийские университеты примут тебя с распростертыми объятиями. Уж можешь мне поверить, в Калифорнии ко мне прислушиваются.

До нее стал медленно доходить смысл его предложения.

— Иными словами, если отбросить мой профессиональный статус, ты хочешь оставить между нами все как есть?

— Именно. Мы с тобой будем как муж и жена.

— Только Клэр будет по-прежнему называться «миссис Джафф», а я останусь на скамейке запасных.

— Нет… — попробовал возразить он.

— Но ты ведь об этом просишь? Ты хочешь, чтобы я бросила все, чего добилась в Вашингтоне, и поехала с тобой и дальше исполнять роль гейши?

— А я думал, ты меня любишь.

— Я тоже так думала, Марш. Но поскольку ты не мормон и не мусульманин, то больше одной жены тебе иметь не полагается, а на половину мужа я не соглашусь.

— Лора, прошу тебя, неужели ты не понимаешь, какими я связан обязательствами? У моих детей уже и так жизнь наперекосяк. Ты можешь себе представить, какой это будет для них удар, если я разведусь с их больной матерью? Я, конечно, мерзавец, но не до такой же степени.

Она растерялась. Ей ужасно хотелось узаконить их отношения, но она вполне понимала и его. А его желание уберечь от лишних переживаний своих близких было достойно уважения.

— Не знаю, Маршалл, — произнесла она, оттягивая время.

Он начал допытываться:

— Может, ты все еще ослеплена столичными огнями и не хочешь ехать в ссылку в провинциальные виноградники Калифорнии?

— Ты не забыл — у меня есть своя карьера?! — возмутилась она.

— А на карьере-то это как отразится? Беркли — это не дыра какая-нибудь. И вообще, если ты следишь за новостями науки, то должна знать, что по многим направлениям он уже превосходит Гарвард.

— Не в этом дело, — отбивалась она, не желая признать его правоту. — Понимаешь, я не хочу в один прекрасный день проснуться и обнаружить, что время мое ушло. Я хочу иметь своего ребенка! Прочти внимательно эти слова.

И она указала на высокую стелу со знаменитой джефферсоновской формулой неотъемлемых прав человека: «Жизнь, свобода и стремление к счастью».

Он немного помолчал, потом почти шепотом сказал:

— Лора, ты просишь у меня слишком многого. Ты несправедлива…

— Несправедлива? Ты говоришь мне о справедливости? — Она была так возмущена, что чуть не рассказала ему о своей сделке с Родесом. Но почему-то сейчас это уже не казалось важным.

— Лора, неужели ты думаешь, что мне нравится, как мною распорядилась судьба? Неужели я не изменил бы свою жизнь, если б это было в моих силах? Почему же ты не можешь шагнуть мне навстречу хотя бы до половины?

— Ты предлагаешь встречаться в Чикаго? — горько усмехнулась она.

Какое-то время они стояли, глядя друг другу в глаза. Мемориал был пуст, и в звенящей тишине было слышно даже их дыхание.