Лукас открыл первую дверь с левой стороны и заглянул в комнату.

— Похоже, это просто кладовка, — заметил он.

Он поднял свечу выше, чтобы осветить внутренность комнаты, но в ней не было ничего, кроме аккуратных рядов деревянных ящиков. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ящики заполнены неглазурованной керамикой, которую Сесили определила как сделанную недавно, и другими привозными предметами, правда, среди не было ничего особенно ценного.

— Думаю, кто-то привез эти вещи из экспедиции, — сказала Сесили. — Это обычное дело, когда путешественник накупает дешевых товаров в качестве сувениров для друзей и родственников. Или для продажи лондонским торговцам. Сейчас все египетское очень модно. Настоящих ученых это раздражает, потому что всякие шарлатаны выдают дешевые современные поделки за древнеегипетские артефакты.

— Можно было надеяться, что уж члены Египетского клуба не будут заниматься такими махинациями, — сухо отозвался Лукас.

— Да, действительно, — согласилась Сесили. — Хотя даже настоящие ученые иногда склонны заблуждаться. Папа однажды жаловался на своего знакомого: тот пытался выдать черепок глиняного горшка, который купил у лоточника, за остаток египетского кувшина для воды периода Рамзеса Второго. Я полагаю, тогда мошенника схватили за руку — ведь людям, которые провели всю свою юность за изучением Египта, нетрудно распознать подлог.

— Вы имеете в виду людей вроде вас? — спросил Лукас с легкой иронией.

— Вот именно, вроде меня. — Сесили нахмурилась. — Хотя, пожалуй, в том возрасте, когда формируется личность, я потратила часть времени и на другие занятия — например, училась рисовать плохие акварели и вышивать, правда, вкривь-вкось.

Лукас негромко заметил:

— Я тоже чертовски плохо вышиваю.

Это абсурдное заявление прозвучало тем забавнее, что Лукас сделал его с самым невозмутимым видом. Сесили не могла не рассмеяться.

— Тогда, наверное, я в обозримом будущем не буду просить вас показать мне ваши акварели, — лукаво сказала она.

Лукас притворно расстроился.

— Это плохо. Однако у меня есть несколько гравюр, которые могли бы вас заинтересовать.

Они стали в дружелюбном молчании обходить комнату за комнатой, но самым интересным, что они нашли, был лишь древний неприличный рисунок пары, поглощенной очень интимным занятием. Сесили несколько минут смотрела на рисунок, потом сказала:

— Ничего не понимаю.

— Думаю, это потому, что вы держите его вверх ногами, — ответил Лукас.

Чтобы не выдать их присутствие, он говорил понизив голос.

— О… — Она бросила листок на стол, как будто обожглась об него. — Я имела в виду не рисунок. Я не понимаю, зачем они трудились, устраивали эти потайные комнаты, но при этом не спрятали в них ничего по-настоящему ценного. Какой в этом смысл? Мы уже решили, что этот человек склонен к театральным эффектам, так почему здесь нет никаких сокровищ?

— Хороший вопрос. — Лукас закрыл за собой дверь четвертой комнаты. — Мы еще не все комнаты проверили, но те, которые уже осмотрели, мягко говоря, не вызывают восторга. Ни сокровищ, ни рукописей, ни исторических книг.

Уинтерсон взял Сесили за руку и повел к противоположной стороне коридора, чтобы осмотреть оставшиеся комнаты. Чем дольше они переходили из комнаты в комнату, тем острее Лукас сознавал, что они совершенно одни. Ничто не мешает просто притянуть ее к себе и поцеловать так, как он хотел еще с их первой прогулки в парке. Он пытался угадать, думала ли Сесили тоже о том поцелуе или это только ему кажется, что между ними что-то есть.

Лукас открыл предпоследнюю дверь, и в нос ему ударил запах тления. Поняв свечу повыше, он понял, откуда этот запах.

— Мумии, — сказала Сесили будничным тоном. Они вошли в комнату и оглядели спеленатую сморщенную фигуру, лежавшую на большом столе в центре комнаты. — А я как раз думала, есть ли в клубе хотя бы одна мумия, если учесть, что наверху стоят саркофаги.

Сесили прошла вперед, до дальнего торца стола, и увидела на полу пустой саркофаг. Казалось, от самого вида человеческих тел ее обдало холодом, и она стала растирать ладони. Лукас ободряюще обнял ее за плечи.

— Сесили, они мертвые и не могут причинить вам вред.

— О, дело не в этом! Я уже знакома с египетскими артефактами и даже видела несколько мумий. Просто я представила, как ужасно быть запертым в саркофаге. Я неуютно себя чувствую в тесном пространстве, — призналась она. — Да и темноту не особенно люблю.

— Мне следовало этого ожидать! — Лукас притворился, что он в отчаянии. — Я оказался в комнате, полной мумий, с единственной в мире леди, которая их не боится. Наверное, мне придется найти пустую маленькую комнату и заманить вас туда, чтобы я мог воспользоваться вашим страхом для воплощения моих безнравственных планов.

Не успел Лукас произнести эти слова, как дверь в комнату с мумиями захлопнулась, и они услышали отчетливый щелчок. Поток воздуха от закрывающейся двери задул свечу, и стало совсем темно.

— Очень смешно, — с сарказмом сказала Сесили. — Вероятно, вы привязали к двери веревку или еще что-то, чтобы проделать это? Милорд, ваша попытка напугать меня совершенно безнадежна! Да будет вам известно, у меня целая армия кузенов, и когда я была маленькой, это было самым любимым их занятием. Хотя, признаюсь, ваш трюк особенно впечатляет. Расскажите, как вам это удалось?

— Сесили… — Лукас стал искать в карманах кремень, уже понимая, что, по-видимому, случилось, но его голос прозвучал на удивление твердо, — боюсь, у меня очень плохая новость.

Фитиль занялся, и крошечный огонек, который зажег Лукас, разгорелся сильнее. Лукас отошел от Сесили, подошел к двери и взялся за дверную ручку.

— Лукас, не пытайтесь меня разыграть, — произнесла Сесили с верой в него, которая, к великому сожалению Лукаса, была необоснованной. — Я же знаю, что это сделали вы. Но зачем вам это понадобилось?

— Я не имею к этому никакого отношения! — с чувством воскликнул Уинтерсон. Он попытался повернуть ручку двери, но она не поддалась. — Я не только не закрывал эту дверь, но еще и опасаюсь, что теперь она заперта снаружи.

Сесили ахнула и бросилась к двери. Лукас отошел в сторону, предоставляя ей возможность самой попробовать открыть. Когда ей это тоже не удалось, его светлость едва сдержат ругательство, готовое сорваться с языка.

— А теперь можете визжать сколько хотите.

Но Сесили не собиралась визжать: на это потребовалось бы слишком много воздуха, а с того мгновения, когда она поняла, что дверь закрыта, у нее стало сбиваться дыхание. Следя за собой, чтобы не поднести руку к горлу и не выдать тем самым охватившей ее паники, она осторожно сказала:

— Я не выношу замкнутые пространства.

Почему-то незамысловато завязанный галстук, составлявший часть ее мужского наряда, вдруг стал казаться невыносимо тугим.

— Не волнуйтесь, мисс Херстон, — сказал Лукас, вставая с колен возле двери. — Я только слышал, как защелкнулся замок, но не слышал, чтобы ключ вынимали из замочной скважины. Если нам повезет, он все еще там.

— Я не волнуюсь.

Сесили слышала собственный голос словно со стороны, будто говорила не она, а кто-то другой. Пол под ее ногами покачнулся, и она схватилась за стол. Сесили, конечно, не хотела бы наткнуться на мумию, но была не в состоянии контролировать собственные движения. Должно быть, Лукас понял, как ей плохо, потому что вдруг оказался у нее за спиной и бережно усадил на пол.

— Спокойно, мисс Херстон, — тихо сказал он. — Я вас держу и не дам упасть.

И не дал. Крепкие руки герцога обхватили Сесили, поддерживая, ощущение их надежности одновременно и успокаивало и подавляло ее. Но будучи не в силах стоять, Сесили сдалась. Ей было неловко зависеть от мужчины, но она покорилась успокаивающей мысли, что по крайней мере сейчас за все отвечает кто-то другой. На долю секунды Сесили подумала, как хорошо не нести в одиночку бремя полной самостоятельности.