9. У меня был полон рот воды и я пошел сплюнуть, почему-то убедив себя, что не в состоянии буду писать с полным ртом. Не доводилось ли и вам проделывать нечто подобное из-за того только, что по первом размышлении вы судили ошибочно? Так-с, нынче утром я наведался к мистеру Льюису, и он объявил мне, что через несколько дней мне предстоит отобедать с государственным секретарем мистером Сент-Джоном; тем временем мне надобно как-нибудь улучить момент и еще раз повидать в ближайшие дни мистера Гарли, дабы ускорить прохождение моего дела у королевы. Обедал у лорда Маунтрэта с лордом Маунтджоем и др., но вино было скверное; поэтому я предпочел пораньше удалиться и до семи просидел в кофейне, после чего возвратился домой к камельку (вторая половина моего бушеля уже утратила свою девственность) и в одиннадцать, как обычно, улегся спать. В комнате сейчас жарко до чрезвычайности, и все-таки я боюсь простудиться из-за сырой погоды, особенно если буду сидеть по вечерам в своей комнате, возвратясь из какого-нибудь жарко натопленного помещения. Мне приходится самому о себе заботиться, ведь здесь нет хлопотуний МД, а у меня по горло всяких дел, куча писанины и пр. и мне сейчас не до хождений по кофейням, но все это даже к лучшему, потому что лишает меня возможности рассказывать вам снова и снова одно и то Же, как это в обычае у глупцов; но Престо, право же, умнее многих прочих, позвольте вам это заметить, благородные дамы. Вот видите, я уже перебрался на третью страницу; не воображайте только, что я возьму себе это за правило; рано утром, до того как письмо будет закончено, непременно расскажу вам еще что-нибудь, а отправлю его в субботу; так что мне надобно оставить местечко на завтра; вернее, на завтра и на послезавтра.

10. О господи, до чего же мне хочется, чтобы вы непременно получили это письмо: ежели оно затеряется, сколько дней из жизни Престо будет утрачено? Ну что за пустомеля! вчера я забыл в предпоследней строке оставить место для печати; однако я заслуживаю снисхождения, ведь я писал уже ночью (Доброй вам ночи!). Поверите ли, когда я с вами прощаюсь, то не могу оставить и полстроки незаполненной; впрочем, печать, я полагаю, была бы там неуместна. Обедал у леди Люси, где от моего «Дождя» не оставили камня на камне и впридачу объявили, что «Сид Хамит» глупейшая поэма из всех, когда-либо ими читанных. Они уже доложили об этом Прайору, коего считают автором. Не удивляет ли вас, почему я никогда прежде там не обедал? Просто я слишком занят, а они живут слишком далеко, и, кроме того, я уже не испытываю к женщинам такой любви, как прежде. (Ведь МД, да будет вам известно, не принадлежат к женскому полу.) Ужинал у Аддисона с Гартом, Стилем и мистером Допингом и пришел домой поздно. Льюис прислал мне записку, в коей приглашает отобедать в одной компании, которая, как он надеется, придется мне по душе. Судя по всему, приглашение исходит от государственного секретаря мистера Сент-Джона. Только что получил письмо от Раймонда, который сейчас в Бристоле, но через две недели будет в Лондоне, а жену оставит там; он просит приискать ему любую квартиру в доме, где я живу, но только этому не бывать. Ума не приложу, что мне с ним делать в Лондоне; можете не сомневаться, никому из моих знакомых представлять я его не собираюсь, так что ему придется вести скромную жизнь, как и подобает священнику и к тому же человеку, никому здесь не известному. Уже зааа полллночь.[246] А посему, доброй вам ночи. Ох! совсем забыл сказать, что Джемми Ли прибыл в Лондон; он говорит, что привез вещи Дингли и при первом удобном случае отправит их вам. Моя посылка, как я слышал, до сих пор не отправлена. Ли уедет в Ирландию примерно через месяц. Завтра я не смогу вам написать из-за… чего? Ах, да, из-за архиепископа, и оттого, что рано запечатаю это письмо, и еще оттого, что с обеда и до вечера буду в гостях; словом, из-за великого множества причин и все-таки утром я черкну два-три словечка, дабы дневник мой не прерывался, а вечером непременно начну девятое.

11. Утром, при свече. Вам следует знать, что по утрам между шестью и семью я щеголяю в халате и Патрику приходится по меньшей мере раз пятьдесят упрашивать меня прежде чем я этот халат надену. А теперь я прощаюсь с моими миленькими МД в этом письме, а новое начну вечером, когда вернусь домой. Господь всемогущий да благословит и сохранит драгоценнейших МД. Прощайте.

До чего длинное письмо получилось, прямо как проповедь.

Лондон, 11 ноября 1710.

[суббота]

Я был приглашен сегодня на обед к государственному секретарю мистеру Сент-Джону[247]. Перед обедом к нам зашел мистер Гарли и принес мне свои извинения за то, что он не обедает с нами, объяснив, что ему совершенно необходимо принять сейчас людей, пришедших предложить правительству денежную ссуду. Кроме нас двоих присутствовали только мистер Льюис и доктор Фрейнд[248] (тот самый, что написал «Отчет о военных действиях лорда Питерборо в Испании»). Я пробыл с ними до позднего вечера и ушел в одиннадцатом часу, а посему мне пришлось и восьмое письмо отдать ночному сторожу, что я и сделал собственноручно. Но это все же лучше, чем попросту задержать его до следующей почты. Мистер Сент-Джон был со мной учтив сверх всякой меры. Когда после обеда пришел Прайор, так он (государственный секретарь) сказал по какому-то случаю, что самое лучшее из всего когда-либо им читанного написано не Прайором, а доктором Свифтом по поводу Ванбру, хотя я, признаться, отнюдь не считаю, что эти мои стихи так уж хороши. Прайор, однако, был этим весьма обескуражен, пока я не ободрил его, ввернув пару комплиментов. Я вспоминаю, сколько почтения внушал нам, бывало, сэр Уильям Темпл и все потому, что он мог бы, если бы пожелал, стать государственным секретарем в пятьдесят лет, тогда как мистер Сент-Джон занимает эту должность будучи совсем молодым человеком, едва достигшим тридцати[249]. Его отец — любитель пожить в свое удовольствие, из тех, что имеют обыкновение прогуливаться по Мел и наведываться в Сент-Джеймскую кофейню и модные кондитерские, в то время как молодой сын — первый государственный секретарь. Не находите ли вы, что это весьма необычный случай? Он сказал мне, между прочим, будто мистер Гарли жаловался, что ничего не мог от меня утаить, настолько я оказался способен проникать в его мысли. Я, конечно, прекрасно понял, что все это не более чем изысканная любезность, и так и сказал господину секретарю, да собственно так оно и было, и все же сколь тяжело сознавать, что в то время как знатные особы обращаются со мной, как с человеком, который явно их превосходит, ваши ирландские щенки едва удостаивают меня внимания. Однако для такого обхождения есть свои причины, о коих я расскажу вам при встрече. Придя домой, я увидел письмо от вашей матушки; это ответ на мое, отправленное двумя днями раньше. Судя по всему, она в Лондоне, но не может по утрам отлучаться, как вы верно заметили в письме, между тем, бог весть, когда у меня будет досуг днем; а ведь, если я отправлю ей записку с пенни-почтой, а потом не смогу с нею встретиться, это будет чрезвычайно досадно, к тому же и дни сейчас короткие. Одного я никак не возьму в толк — почему она не может уйти из дому рано утром, до того, как в ней есть нужда. Я посоветую ей сказать леди Джиффард, что я, как она слыхала, нахожусь в Лондоне и ей хотелось бы повидать меня, чтобы расспросить о вас. Удивляюсь, что она так себя стеснила в угоду прихотям этой старой бестии. Вы знаете, что чувство собственного достоинства не позволяет мне видеться с леди Джкффард и, следовательно, я не могу прийти в ее дом. Ну вот, полагаю, и достаточно для начала.