Паллада, убедившись в том,
Что Стелла со своим умом,
Затмив свой пол, мужчин пленит
И потрясенья причинит,
Которых в будущем не счесть,
Малютке даровала честь.
Развратный век растлил слова.
Я честь определю сперва.
Честь — содержание всего,
Подобно вере в Божество.
Наука нам преподала,
Что согревает жизнь тела,
Душе сопутствует в тиши.
Честь — это дух самой души.
Выписывает моралист
Все добродетели на лист;
Мораль подобная скучна:
Их все включает честь одна.
Не меланхолию, не кровь,
Не желчь, не флегму, не любовь, —
Честь мы владычицей зовем,
И темперамент ни при чем.
Но если честь усмотрят вдруг
В скандальных выходках пьянчуг,
В бесчисленных рубцах на лицах
И в триумфальных колесницах,
В том, чтобы с шулером тотчас
Расплачиваться каждый раз,
В том, что красотка на свиданья
Является без опозданья,
И в том, что лорду верит рвань,
Воздав происхожденью дань,
Нам Стелла преподаст урок,
Как наилучший педагог.
Инстанций выше чести нет.
Напрасен здесь чужой совет.
Все взвесив собственным умом,
Не думай о себе самом.
Установить важнее тут,
Как поступил бы, скажем, Брут,
[1057]Старик Сократ или Платон.
Кровь пролили бы свою Катон?
От бредней дух освободи!
Иначе у тебя в груди
Верх снова слабости возьмут,
Которые страшнее смут:
Гневливость, похоть, суета,
Жестокость, алчность, клевета,
Трусливый стыд и подлый страх,
Царящий в мелочных сердцах.
На небеса возносит честь,
Там для героев место есть;
И Стелла будет среди них,
Надеюсь, позже остальных.
Когда сказала Стелла «да»,
Не нужно больше клятв тогда.
Скорее целый мир падет,
Чем Стелла друга подведет.
Честь в сердце Стеллы так сильна,
Что правда ей всегда видна.
Ей отвратителен обман,
И ненавистен ей тиран.
Дурной министр, дурной король
В ней вызывают гнев и боль.
Ей предрассудок надоел,
Мол, доблесть — лишь мужской удел.
Подсказывает Стелле вкус:
Смешна трусиха, как и трус,
Хоть многих привлекла досель
Жеманным страхом Флоримель.
Столь театральная боязнь
Внушает Стелле неприязнь.
Не перебудит Стелла дом,
Крича, что видела фантом.
Шнуровку не разрежут ей,
С водою прибежав скорей,
Лишь потому, что стук не в срок
Иль в спелой сливе червячок.
Послушать Стеллу каждый рад;
Остроты Стеллы — сущий клад,
Который светится слегка,
Как солнце, скрывшись в облака,
Однако пронизать готов
Отрадным блеском свой покров.
Признайся, Стелла, Прометей
Был ослеплен красой твоей.
Лишь для тебя огонь украв,
Он дал тебе неженский нрав.
В обличье женском дух мужской
Облагородил род людской.
Черты по-женски хороши,
Чертог, но для мужской души.
Понять не трудно, я же сам
Злословью повод лучший дам,
Когда скрывать я предпочту
Ум Стеллы или доброту.
Изведав пагубную хворь,
Не различал я быстрых зорь:
Лишь призывал я день и ночь,
Всех, кто способен мне помочь;
Но прибежала Стелла вдруг
И облегчила мой недуг;
Страдала более меня,
Веселость внешнюю храня.
По воле неба был я слаб.
Мне даже самый верный раб
Не угождал бы, как она,
Лишь дружбою вдохновлена.
Целит меня за часом час
Трудами рук, приветом глаз;
Вблизи постели, словно дух,
Безмолвная, щадит мой слух.
Отвратный пробует бальзам,
Который должен пить я сам.
И стыдно мне лицо скривить.
Как Стеллу не благословить?
Пример достойный для друзей!
Спасая нежностью своей
Мне жизнь, своей рискуешь ты.
Чрезмерный подвиг доброты!
Скажи, какой глупец бы мог
Снести блистательный чертог,
Чтобы обломками потом
Чинить убогий ветхий дом?
