Письмо XLVI
Лондон, 10 мая 1712.
[суббота]
У меня пока нет ни досуга, ни настроения продолжать эти письма в виде дневника, хотя вот уже 10 дней, как я выхожу из дома. Боль в плече и ключице все еще не проходит, и я укутываю их фланелью, растерев предварительно коньяком, и еще принимаю тошнотворное лекарство. Я по-прежнему ужасно чешусь, и несколько прыщиков все еще не прошли. От слабости я часто потею, и тогда фланель вызывает такой зуд, что это доводит меня до бешенства, но по-моему боль все же уменьшилась. Если бы во время болезни я продолжал вести дневник, то получилось бы довольно возвышенное творение, сплошь состоящее из описания болей и лекарств, а также перечня визитеров и сочувственных посланий, и притом эти 2 последних обстоятельства докучали мне едва ли не столько же, сколько 2 первых. Единственный благой результат заключается в том, что я намного похудел, вследствие чего, как, кажется, уже писал вам, принужден был ушить свои панталоны на два дюйма. Вчера вечером я получил ваше № 29. Вопреки вашему благоприятному мнению о моей болезни доктора говорили, что им еще не приходилось наблюдать, чтобы она так странно протекала и что это скорее не опоясывающий лишай, a Herpes miliaris [Гнойная сыпь (милиарная) (лат.).] и присовокупляли еще 20 других неудобопроизносимых названий. Я никогда не болею, как все прочие люди, со мной непременно приключается что-нибудь из ряда вон выходящее; а что касается до вашего замечания, что этот лишай начинается обычно безболезненно, то он не только начинался, но и протекал и завершался с болями и притом такими, каких я еще никогда в жизни не испытывал. — Мадамерис[875] уже давно укатила в деревню со своим скотоподобным муженьком. — Я благодарю еп[ископа] Клог[ерского] за доверенность и вскоре ему напишу. В Лондоне обретается сейчас жена Дилли, но я еще ее не видал. — Нет, моя глупышка, это вовсе не признак здоровья, а признак того, что если бы болезнь не вышла наружу таким образом, то дело могло бы завершиться каким-нибудь ужасным внутренним заболеванием. В прошлый четверг я присутствовал на обеде нашего Общества, на котором был принят новый член — канцлер казначейства, однако я не пил ничего, кроме вина, разбавленного водой. — Мы либо вскоре добьемся заключения мира, на что я надеюсь, либо потерпим полную неудачу; но я все же уповаю на первое. Сейчас печатается мое письмо к лорду-казначею касательно английского языка, и я позволил поместить в конце его мое имя, чего прежде никогда в своей жизни не делал. А вчера было опубликовано Приложение к 3 части «Джона Булля», которое не уступает всему предыдущему. Вы, я надеюсь, прочитали «Джона Булля»? Его сочинил мой приятель, шотландский джентльмен, но, тем не менее, его приписывают мне. Сессия парламента вряд ли закончится раньше июля. Несколько дней тому назад мы едва не погубили себя, прибегнув к дополнительному пункту в законопроекте[876], но все же отважно его провели, и вигам пришлось оказать нам в этом содействие. Боюсь, что бедная леди Мэшем потеряет своего единственного сына: ему всего около года, и у него золотуха. Я ни разу не позволил миссис Фентон[877] увидеться со мной во время болезни, хотя она весьма часто наведывалась, однако она уже навестила меня и после моего выздоровления. За последнее время меня уже дважды посетил Бернидж. Его полк будет расформирован, и он останется только на половинном жалованье, так что он, возможно, рассчитывает, что я снова ему понадоблюсь. Мне сказали, будто еп[ископ] Клог[ерский] собирается сюда приехать со всем своим семейством, однако сам он ничего об этом не пишет. — Я нанес ответные визиты тем, кто во время моей болезни посылал справляться обо мне и, в частности, герцогине Гамильтон, которая пришла и просидела со мной два часа кряду. Прежде чем пойти куда-нибудь обедать, я выговариваю себе право тереться спиной о кресло, и на днях это пришлось терпеть герцогине Ормонд. Многие мои друзья перебрались в Кенсингтон, куда на время переехала кор[олева]. — Письмо получилось довольно-таки длинное для ненужного[878] человека; следующее — я снова стану писать на манер дневника, хотя мои записи будут весьма безотрадными. Левая рука у меня очень ослабела и дрожит, однако правая сторона не пострадала. Посланье это выглядит унылым, но лучше написать мне трудно было, лишай, боюсь, сведет меня в могилу, мое воображение застыло. — Ах, бедные мои ивы и живые изгороди! — И все-таки вы непременно должны прочитать «Джона Булля». Все ли вам в нем понятно? Говорил ли я вам, что молодой священник Гири[879] надумал жениться и спрашивал моего совета, когда было уже поздно идти на попятный. Он сказал мне, что Элвик[880] будет получать ежегодно не менее 40 фунтов от земельного участка, который он присовокупил к своему приходу. — БСС почему-то ни словечком не обмолвится о своем слабом здоровье, и я готов уже рассердиться, однако все же не стану, топому сто восем плоцем она холосий лебенок[881], та-с, и ДД тозе. Да благословит господь МД и МС, ну и БДГП, разумеется, тоже. Прощайте МД, МД, МД, Досвид, Досвид, Досвид, МС.
Тлам — видите, я могу сказать тлам, уные аамы, та-с, и не уже вас[882].
Письмо XLVII
Лондон, 31 мая 1712.
[суббота]
Я пока не в состоянии писать вам на манер дневника. Боли все еще продолжаются, хотя и не такие мучительные, как прежде, а я не люблю писать дневник в то время как страдаю от боли, в особенности дневник, предназначенный для МД. И однако же теперь мне настолько лучше, что следующее я собираюсь написать на прежний манер, вот только если почувствую боль, то, возможно, отступлю от своего решения. Вы, я полагаю, уже перестали верить моим обещаниям приехать, но, право же, человеку, хоть сколько-нибудь связанному с этими министрами, решительно невозможно с уверенностью назначить какой-то срок. Ведь пока здешние дела не примут окончательно тот или иной оборот, благоразумие и честь не позволяют мне уехать отсюда. Поверьте, никогда еще я не испытывал такого сильного желания очутиться в Ирландии, как сейчас. Но жребий брошен, монета кружится в воздухе, и пока она не упадет, я не могу сказать, что мне выпадет — орел или решка. И все-таки я убежден, что, будучи осведомлены о моих обстоятельствах, вы мне это простите. При первом же признаке недостойного со мной обращения я тотчас их покину; но, право же, я не знаю, как на это решиться при нынешнем неопределенном положении вещей. Сессия парламента скоро закончится (в течение двух недель, я полагаю), и мир, как мы надеемся, будет в самом непродолжительном времени заключен, а тогда в моем дальнейшем присутствии здесь не будет никакой необходимости, да и мне не на что будет больше рассчитывать, кроме как на благодарность двора, так что я надеюсь увидать свои ивы не позднее, чем через месяц после закрытия сессии парламента. Но я непременно по пути прихвачу МД, а не проеду прямиком в Ларакор, как впавший в мелехлюндию блюзга. Ознакомились ли вы с моим письмом к лорду-казначею? Здесь уже успели появиться 2 ответа на него, хотя в нем излагается безобидное предложение касательно усовершенствования английского языка и никакой политики там нет и в помине. Сдается мне, что если бы я даже сочинил эссе о соломе, то и тогда сыскались бы болваны, которые бросились бы на него отвечать. Дней через десять я ожидаю получить от МД письмо № 30. Вы теперь, наверно, уже его дописываете. Да, я все еще не удосужился получить причитающиеся МС деньги, а посему пошлю вам теперь расписку на такую же сумму на имя Парвисола, и плошу постели я[883] за то, что не сделал этого раньше. — Я подумываю сейчас о том, чтобы ради свежего воздуха поселиться на время в Кенсингтоне. Леди Мэшем давно пристает ко мне, чтобы я туда переехал, но мои дела препятствовали этому, однако теперь там обосновался также и лорд-казначей. В последний четверг наше Общество числом в пятнадцать человек обедало среди деревьев в Парсонс-Грин[884] под навесом и, право, мне не доводилось видеть ничего более приятного и романтического. В прошлую среду мы одержали в палате лордов великую победу[885], добившись большинства в 28 голосов. А ведь виги советовали своим друзьям заранее запастись местами, чтобы увидеть, как лорда-казначея препроводят в Тауэр. Я встретил здесь вчера вашего Хиггинса: он вопит насчет наглости вигов в Ирландии и без конца разглагольствует о том, сколько он выстрадал и как поиздержался, защищая дело церкви. Сдается мне, он столь охотно твердит о своих заслугах, потому что надеется поправить таким способом свое состояние. Он явно задумал поднять вокруг этого как можно больше шума, чтобы добиться повышения. Если увидите ректора, то попросите его, пожалуйста, отдать десять английских шиллингов вам, а я, в свой черед, уплачу столько же человеку, передавшему мне книги Раймера: ректор знает, о чем речь. Скажите ему, что я не хочу обременять его пересылкой денег и что вы можете распорядиться таким образом, что они будут мне уплачены здесь, а я, так уж и быть, поверю вам до нашей встречи. Говорил ли я вам, что мошенник Патрик, к величайшему моему удовлетворению, вот уже два месяца как ушел от меня. У меня теперь новый слуга, который, насколько пока можно судить, намного лучше прежнего, если только не испортится. Я печатаю сейчас памфлет[886] ценой в три пенни и недели через две напечатаю еще один[887]на лорду епископу Сент-Асефа» (Prose works, V, 259—268).]; на этом мои дела будут закончены, разве только возникнет какое-нибудь непредвиденное обстоятельство. Правда ли, что мой помощник Уорбертон будто бы женился […будто бы женился… — Уорбертон женился позднее, в 1717 г.] на миссис Мелтроп из моего прихода — так во всяком случае я слыхал; или это вранье? Переехал ли Раймонд в свой нрвый дом? Видите ли вы иногда Джо? Везет ли вам в ломбер? Как обстоят дела у декана? (…) Поклон от меня миссис Стоит и Кэтрин, если она уже возвратилась из Уэльса. Жену Дилли Эша я еще не видал; я заходил к ней однажды, но не застал дома; она, я полагаю, находится под наблюдением врача. (…….) Известия о том, что герцог Ормонд показал на военном совете письма, в коих заключались распоряжения не вступать в военные действия, вызовут, я думаю, у вас в Ирландии немалое изумление. Лорд-казначей разъяснил в палате лордов, что поскольку через несколько дней на рассмотрение палаты будет представлен мирный договор, то, по мнению двора, при таких обстоятельствах было бы глупо рисковать участием в сражении и жертвовать жизнью многих людей. Если заключение мира не сорвется, все это сойдет благополучно, в противном случае не знаю, как мы из этого выпутаемся […не знаю, как мы из этого выпутаемся. — Переговоры в Утрехте висели на волоске, поскольку после смерти сына, внука и одного из правнуков Людовика XIV на французскую корону мог в случае смерти второго правнука притязать Филипп V, испанский — еще один внук французского короля, носивший также титул герцога анжуйского, и англичане требовали в качестве условия для продолжения переговоров его отказа от французской короны; когда отказ был получен и от Филиппа V и от Людовика XIV, тогда за спиной ничего не ведавших голландцев англичане сообщили Людовику, что воздержатся от дальнейших сражений с его войсками. Между тем, Оксфорд уверял в парламенте, что никакой сепаратный мир не замышляется и что за столь подлый поступок любой подданный ее величества должен отвечать своей головой.]. То, что лорд-казначей так разоткровенничался, здесь расценивают как политическую ошибку. Секретарь в палате общин не стал на радость вигам оправдывать секретные распоряжения Ормонду, там и без того все прошло как по маслу. — Ничего не стану ам нынче вечелом лассказывать, судалыни, потому что должен отправить это письмо и притом не с ночным сторожем, а раньше, и, кроме того, мне почти нечего больше плибавить в этом плиятном окоченении […окоченении. — сочинении.]. Неужто МД совсем теперь ничего не читают? Но зато вы, наверно, необычайно много гуляете и прогулка в ээ, в, как его там, в Донибрук — для вас сущий пустяк. Я тоже стараюсь гулять, пока не вспотею, ведь от этого только польза; если я перееду в Кенсингтон, то постараюсь гулять еще больше. Судя по всему, яблок мне в этом году не видать, потому что, когда на днях я обедал у лорда Риверса, который сейчас болен, в его загородном доме, он показал мне, что все вишни у него побило заморозками. Копойной ноци, длагоценнейшие судалыни, площайте мои дла-гоценные, рюбите беебеебдгп, досвид, длагоценнейшая малыска МД, МЛ, МЛ. Досвид, Досвид, Досвид, Досвид, Досвид, МС, МС. Тлам, МС, тлам, тлам, малыски МД.