Уроженец Малой Азии, Евагрий[90] бежал в Константинополь, чтобы избавиться от страстного внимания к нему со стороны жены одного чиновника. Переселившись в Палестину по совету святой подвижницы Мелании, он отправился в Египет и поселился сначала в Нитрии, а затем в Келлиях, где и скончался в 399 году. Евагрий жил здесь в окружении образованных монахов, горячих поклонников творений Оригена, но здесь же он прошел школу Отцов пустыни, особенно двух Макариев. Евагрий прибыл в Нитрию примерно в 383 году[91]. Несколько лет спустя высокий сановник из императорского дворца по имени Арсений покинул Константинополь и также отправился в Египет. Он стал монахом у аввы Иоанна Колова[92]. И Арсений, несомненно, поддерживал связь с Евагрием. Последний сказал ему как‑то: «Как это случилось, что мы, со всей своей культурой и мудростью, не имеем ничего, а эти неотесанные египтяне приобрели такую добродетель?» На это Арсений ответил: «Мы ведь не извлекли ничего из этой культуры мира, а эти неотесанные египтяне постарались приобрести добродетели»[93].

Согласно другой апофтегме, «семь сенаторов, подражая Арсению, отказались от всего своего добра, стали разводить тростник и использовать простую глиняную посуду»[94]. Легко можно представить себе, что означала для богатых и образованных греков и римлян эта грубая и простая жизнь среди феллахов. Много апофтегм позволяют нам это понять. Тогда как большинство египетских крестьян имели в пустыне условия жизни, не сильно отличные от их жизни в деревнях, для сильных мира сего, пришедших из своей среды, это была абсолютная перемена бытия, требовавшая от них несравненно больших усилий[95].

Но какими бы ни были их прошлое, их происхождение, социальный статус и духовный путь, все эти люди пришли в пустыню с одним решительным желанием — жить только для Бога и вместе с Богом. Благодаря суровой школе отшельнической жизни они быстро стяжали «дух един» и приобрели много сходных черт. Но при этом каждый сохранил свою индивидуальность. Мы уже познакомились с некоторыми из них. На страницах этой книги мы встретимся и со многими другими. Среди сотен обитателей пустыни внезапно возникают те выдающиеся личности, кого мы знаем по имени и по облику. Но все они, тем не менее, остаются людьми, и мы можем лишь гордиться тем, что все они принадлежат к роду человеческому.

Когда авва Сисой стал стар и немощен, его ученик предложил ему перейти в места обитаемые. На это старец ему ответил: «Пошли туда, где нет женщин!» — «Но где же есть место, где нет женщин, кроме как в пустыне?» — спросил в ответ ученик[96].

Иногда говорят о «Матерях пустыни». Палладий в прологе к своему «Лавсаику» обещает рассказать не только о трудах «святых отцов, монахов и отшельников», но и о тех досточтимых матерях, «кои с мужским и совершенным разумом свершают труды добродетельных подвигов»[97]. Но ни одна из тех святых подвижниц, о которых он повествует в своем труде, не живет в «великой пустыне». Когда мы думаем о том, что жить там было небезопасно, мы понимаем, что женщина, сколь бы храброй она ни была, не могла жить там в одиночестве, не подвергая большому риску и свою честь, и свою жизнь. Более того, как заметил Лакарьер, «по представлениям отшельников Египта, женщине в пустыне не место»[98] по той простой причине, что ее присутствие в монашеской среде — источник постоянного искушения. «Аммы», которые фигурируют в апофтегмах, посреди пустыни не живут. Самая известная среди них, амма Сарра, «пребывала шестьдесят лет подле реки», то есть вблизи Нила[99]. Феодора[100], как и Синклитикия[101], вероятнее всего, живет в Александрийском пригороде.

Стоит, однако, вспомнить о тех редких примерах монахинь, которые инкогнито жили или могли жить в пустыне, переодевшись в мужскую одежду. В агиографии такие случаи хорошо известны, но их историческую достоверность трудно установить. Если говорить о пустынях Нижнего Египта, то самые известные из них Аполлинария, Илария и Анастасия. Аполлинария была дочерью императора Анфима[102]. Вероятно, она ушла в пустыню Скита, чтобы избежать замужества, к которому принуждал ее отец. После того как на болотах Скита ее до неузнаваемости искусали комары, Аполлинария осталась жить в этих местах, приняв имя Дорофей. Одна из ее сестер стала одержима бесом, и Анфим послал ее на исцеление к Отцам Скита. Ее доверили «брату» Дорофею, который излечил ее и отослал обратно к отцу. Но скоро «демон внушил, что она беременна»! Император в гневе приказал доставить к нему Дорофея, и тогда он, наконец, признал в «нем» свою дочь Аполлинарию, но все‑таки не стал препятствовать ее возвращению в Скит, где она жила еще какое‑то время. И только после ее смерти, во время приготовления к погребению, стало известно, что она женщина[103].

Так сообщает Житие Аполлинарии, которое могло бы послужить хорошим сценарием для фильма. Однако оно неправдоподобно от начала до конца. Так же как и Житие Иларии, вымышленной дочери императора Зинона, которая точно так же, как и Аполлинария, живет в Скиту, но под именем Илариона–евнуха. Илария так же излечивает свою сестру, одержимую демоном, но она не узнана и не возвращается к отцу. Зинон, зная, что его дочь в пустыне, и вполне законно опасаясь за ее безопасность, строит в каждом из монастырей по сторожевой башне, где монахи могут укрыться в случае опасности[104]. Сегодня во время посещения какого‑нибудь из монастырей Вади–Натрун гид не преминет напомнить — с улыбкой или на полном серьезе — эту легенду, чтобы объяснить возникновение башни, одной из тех, что существуют ныне во всех четырех тамошних монастырях.

В одном из рассказов Даниила Скитского (VI век) мы находим еще одну версию этой легенды. Одна благородная патрицианка, по имени Анастасия, желая ускользнуть от притязаний императора Юстиниана, идет к авве Даниилу, который дает ей монашескую одежду и келью неподалеку от себя. Она живет там 28 лет, и только после ее смерти Даниил открывает правду о ней[105].

Все это должно было бы происходить в VI веке. В более ранней традиции апофтегм мы находим только два рассказа о святых подвижницах, живших в пустынных пещерах. В одном из них, рассказанном аввой Дулой, учеником аввы Виссариона, монахиню принимают поначалу за мужчину и только после ее смерти узнают, что она женщина[106].0 другом случае мы узнаем от двух великих старцев, которые, идя по пустыне Скита, услышали «слабый голос, раздававшийся из‑под земли», и обнаружили в пещере старую монахиню, лежащую больной, которая подвизалась здесь в течение тридцати восьми лет. Она сказала им: «Я служу Христу, не испытывая ни в чем недостатка и никого не видя. Господь послал вас, чтобы похоронить тело мое»[107]. Этот рассказ — самый сдержанный и самый достоверный, однако и его аутентичность трудно гарантировать. Такие рассказы имеют главным образом назидательную цель. Они, собственно, напоминали отшельникам то, что им не следует кичиться своим уходом в пустыню, поскольку и женщины поступают так же. «Смотри, — говорил авва Виссарион своему ученику, — как даже женщины побеждают Сатану!»[108]