Но нам следует помнить, что все эти монахи–чудотворцы жили в долине Нила или вблизи ее и, следовательно, имели большую клиентуру, которая могла прибегнуть к их помощи. Так, например, мы знаем, что авва Аполлон подвизался «в пустыне поблизости мест обитаемых и, пребывая в силе Духа, совершал знамения и чудесные исцеления, кои никто не может описать, столь они дивны…»[1394]. Большая часть чудес, о которых рассказано в Житии Антония, происходила не на «внутренней горе», но возле мест обитаемых: это были исцеления мирян, которые приходили увидеть его, чтобы вернуть здоровье себе или кому‑то из своих родственников[1395]. Один высокопоставленный чиновник по имени Фронтон был исцелен от тяжелой болезни: «Он кусал зубами язык и был готов лишить себя зрения». Антоний обещал ему, что тот исцелится, как только выйдет из пустыни[1396]. Это хороший способ избежать благодарностей и оваций, которые бывшие больные обычно желали воздать чудотворцам. Одна молодая девица «из Бусириса Триполитанского имела страшную болезнь, вызывающую большое сострадание. Ее слезы, слизь и та влага из ушей, которые падали наземь, тотчас превращалась в червей. Ее тело было расслаблено, и она имела уродливые глаза». Родители больной отправились к Антонию, который запретил им приводить к нему эту девицу. «Возвращайтесь, — сказал он им, — и если она еще не умерла, вы найдете ее здоровой. Не мое это дело, и незачем приводить ее ко мне, жалкому человеку. Исцелять — это дело Спасителя». В тот же час девица исцелилась[1397]. Таким же образом, на расстоянии, Антоний исцелил Поликратию, деву из Лаодикеи, «которая сильно страдала от боли в животе и в боку вследствие больших телесных подвигов»[1398]. Антоний сочувствовал в своих молитвах всем тем, кто приходил к нему, но болящие не всегда исцелялись. Однако святой всегда утешал их, советовал не отчаиваться и «напоминал им, что исцеление принадлежит не ему и ни какому‑либо другому человеку, но это дело Бога, Который совершает его, когда желает и кому захочет»[1399].

Отшельники, живущие посреди пустыни, имели конечно же гораздо меньше шансов совершать подобные чудеса. И примечательно, что апофтегмы, так же как «Лавсаик» и творения Иоанна Кассиана, содержат намного меньше упоминаний о чудесных событиях, чем «История монахов». Палладий в прологе к своему труду говорит о его героях: «Чудеса, что совершили они, неисчислимы, я же коснусь только главных»[1400]. Если мы отставим в сторону изгнания бесов и удивительное обращение с животными, то его труд содержит очень мало рассказов о чудесах. Он говорит о двух старцах, Вениамине и Пиоре, которые имели «дар исцелений», но не дает никаких подробностей[1401]. И есть лишь два чудотворца, о которых мы знаем много, — это оба Макария. Макарий Египетский снискал себе подобную славу, поскольку с ним всегда находился ученик, который встречал посетителей, «по той причине, что большое число приходящих к нему исцелилось». Когда слишком многие докучали авве Макарию, он тайно уходил в подземный грот, который себе вырыл[1402]. Наиболее эффектное из всех совершенных им исцелений произошло с женщиной, которую чародей превратил в лошадь. Представим себе остолбенение ее храброго мужа, который, по возвращении домой, обнаружил на своей кровати кобылу: «Он рыдал, сокрушался, заводил беседу с этим животным, но ответа от него не добился». Деревенские священники не знали, что предпринять, и «муж, взнуздав ее как лошадь, повел ее так в пустыню» до кельи аввы Макария. Старец помолился, вылил святой воды на голову животного и «сделал ее видимой всем как женщину»[1403].

Макарий Александрийский в Келлиях также явил подобное дарование и снискал себе репутацию целителя. Деревенский священник, страдавший от язвы на голове, разъевшей больное место до кости, пришел и умолял его, и «Макарий возложил на него руки, и через короткое время человек исцелился, у него вновь стали расти волосы, и он ушел здоровым»[1404]. Видя такие успехи старца, его вздумал искушать бес, побуждая его покинуть пустыню и уйти в Рим, где он смог бы в большей мере реализовать тот дар, что дал ему Господь. Авва справился с этим дьявольским искушением, но, как пишет Палладий, не без труда[1405].

Так же как и Палладий, Иоанн Кассиан избегает выставлять напоказ чудеса, совершенные Отцами пустыни. В начале своих «Установлений» он объясняет, что совсем не собирается «излагать рассказы о чудесах и знамениях Божиих», хотя он не только слышал о них, но даже «видел своими собственными глазами множество невероятного»[1406]. Подобным же образом в своих «Собеседованиях» Иоанн Кассиан говорит о том, что должен обойти молчанием чудеса и знамения, совершенные аввой Пиамуном, дабы ограничиться научением ко спасению и не давать пищу бесполезному и суетному удивлению своих читателей[1407]. Но он все же упоминает об экстраординарных исцелениях, совершенных старцами. Один из них, авва Павел — монах, о злоключениях которого нам уже известно. Обратившись в бегство при виде женщины, встретившейся ему на пути, он оказался разбит параличом. Но духовная сила Павла оказалась столь значительной, «что елей, которым касались тела его (которое лучше назвать трупом), когда им натирались недужные, тут же излечивал их, какой бы болезнью кто ни страдал»[1408]. Другой авва, Авраам, пришел из пустыни на жатву. «Одна женщина, неся в руках своего ребенка, уже слабого и полумертвого из‑за недостатка молока, пришла просить его с молитвами и слезами. Он дал ей выпить чашку с водой, над которой совершил крестное знамение. И тотчас ее иссохшая грудь чудесным образом наполнилась, и потекло молоко, бывшее в избытке»[1409]. На другой день, идя по городу, авва Авраам исцелил человека, который не мог ходить[1410].

Среди чудес, упоминаемых в апофтегмах, сразу же бросаются в глаза несколько экстраординарных фактов, показывающих господство отшельников над природными стихиями (водой, огнем, солнцем, дождем), которым они иногда пользовались[1411]. В таких делах, как кажется, более всего благодати снискал авва Виссарион, который мог бы здесь посостязаться с аввой Патермуфием. Как и последний, он гулял по воде как посуху и останавливал солнце[1412]. Однажды он превратил морскую воду в пресную, чтобы напоить своего ученика. Антоний Великий как‑то раз сделал так, что посреди пустыни забил родник[1413]. Авва Ксой своими молитвами вызвал дождь[1414]. Послушание одного ученика заставило воду подняться в колодце, чтобы наполнить его кувшин[1415]. Послушание также вернуло к жизни засохший кусок дерева, посаженный в песок[1416], а чтобы доказать чистоту старца, жившего рядом с девой, зацвел и стал плодоносить воткнутый в землю посох[1417]. По повелению своего старца, авва Илия сунул свою руку в огонь и остался невредимым[1418]. Но это не идет ни в какое сравнение с подвигом аввы Коприя, который полчаса стоял посреди костра[1419], или аввой Еллием, который «в складках своей одежды часто носил горящие угли братьям, живущим по соседству»[1420], или аввой Апеллесом, который, владея ремеслом кузнеца, «брал раскаленный металл в руки, не испытывая ущерба»[1421].