Он разразился смехом.

– Думаю, ты бредишь. Давай-ка поспим, иначе ты скажешь мне еще и о том, что я пахну как солнечный свет или что-нибудь вроде того.

– Ты действительно пахнешь как солнечный свет.

– И как же он пахнет?

– Он пахнет как окружающий нас мир. Теплом. Счастьем. Безопасностью, – она сделала паузу. – Зеленью.

– Зеленью?

Она кивнула.

– Зеленью.

Он просто смотрел на нее, не зная, что еще добавить. Эти слова были самыми милыми из всех, что ему когда-либо говорили.

* * *

Пиццерия «Tarullo's Pizzeria» представляла собой небольшое заведение, принадлежавшее иммигранту второго поколения Джону Тарулло. Винсент был знаком с ним уже много лет, их дети были ровесниками. Он был, что называется, omu de panza – «человеком с брюхом», и Cosa Nostra вознаградила его за это. Он занимался своим собственным бизнесом и имел другие взгляды на жизнь, но они убедились в том, чтобы никто не угрожал его бизнесу. Тарулло не нравилось в чем бы то ни было полагаться на организацию – в действительности, он много раз говорил Винсенту о том, какое отвращение он к ней питает – но ему было известно и то, что их место обязательно занял бы кто-нибудь другой. Кто-то в любом случае держался бы поблизости, ожидая от него чего-нибудь, и было лучше, если подобным человеком, по крайней мере, был кто-то из его знакомых.

Самому Винсенту казалось, что он обязан защищать это место. Кармин был бы мертв, если бы не Тарулло. Именно он нашел Кармина в тот вечер, когда в него выстрелили, и Винсент чувствовал себя бесконечно обязанным этому мужчине за то, что он спас его сына.

Тарулло же, в свою очередь, предпочел бы об этом забыть.

В пиццерии никогда не возникало особых проблем, поскольку всем было известно о том, под чьей защитой она находится, поэтому Винсент был сбит с толку, когда его попросили туда приехать.

Как только он зашел в пиццерию, он сразу же услышал громкие, спорящие голоса. Он замер, опуская руку на скрытое под его пальто оружие и осматривая стоявших возле стойки мужчин.

Они были кавказцами, у обоих были рыжеватые волосы. Винсент изучал их, пока они продолжали о чем-то спорить, их голоса были неразборчивыми. Он не знал, зачем ему позвонили из-за такой незначительной ситуации, но в тот момент, когда внимание пьяных мужчин переключилось на Тарулло, он шагнул вперед. Едва Винсент успел отойти от двери на три фута, как она распахнулась позади него, заставив его обернуться. Он снова замер, когда увидел вошедшего человека.

Одно-единственное русское слово разнеслось по пиццерии, моментально заставляя двух спорящих мужчин замолчать.

– Zatknis'!

Заткнись. Это было одно из немногих слов на русском языке, которое Винсент умел произносить. Множество раз в своей жизни он слышал, как выкрикивает его человек, который теперь стоял в нескольких футах от него.

Винсент свирепо посмотрел на него. Он был высоким, у него было атлетичное телосложение, его седые волосы были скрыты черной бейсболкой. Несмотря на то, что ему уже, должно быть, шел седьмой десяток, он по-прежнему мог похвастаться складом ума и ловкостью двадцатилетнего убийцы-психопата.

– Иван Волков, – сказал Винсент. – Тебе здесь не рады.

Безучастно посмотрев на Винсента, Иван развернулся к двери и вышел из пиццерии. Дверь за ним еще не успела закрыться, когда он вернулся обратно.

– Не вижу твоего имени на вывеске. Теперь это место принадлежит тебе?

– Не испытываю необходимости им владеть, – ответил Винсент. – В этой части города у тебя нет никакого бизнеса.

Несмотря на то, что Винсент кипел от ярости, Иван имел наглость улыбаться.

– Почему ты всегда такой серьезный? Мы пришли сюда только лишь ради пиццы.

– Поешь в другом месте.

– Но мне хочется поесть здесь.

Двое мужчин пребывали в состоянии готовности, рука Винсента по-прежнему находилась возле его оружия. Иван казался безразличным к происходящему, нетерпеливо осматривая цены в меню, расположенном на стене.

Дверь пиццерии снова распахнулась, представляя общему взору Коррадо. Он не потрудился даже посмотреть на Ивана, подходя к нему.

– Волков.

– Моретти.

– Убирайся.

– Почему?

– Потому что в противном случае мне придется тебя убить, а на мне сегодня моя любимая рубашка. Твоя грязная кровь на ней испортит мне вечер.

Иван молчал, пока Коррадо непринужденно направлялся к стойке. Двое мужчин, стоявших возле нее, отодвинулись, когда Коррадо засунул руку в свое пальто. Все присутствующие напряглись, пиццерию охватила оглушающая тишина, но вместо того, чтобы вытащить пистолет, Коррадо достал свой бумажник.

– Я хочу небольшую пиццу в глубоком блюде с колбасой и грибами, – сказал он. – Побольше сыра. И добавь соуса. Ты знаешь мои предпочтения.

Тарулло обслужил его, звуки кассового аппарата громко раздавались в напряженной тишине пиццерии.

– $17,78.

Коррадо протянул ему пятидесятидолларовую купюру и сказал оставить сдачу себе.

Вздохнув, Иван жестом приказал своим людям покинуть пиццерию, после чего развернулся к Винсенту.

– Еще увидимся.

Винсент кивнул.

– Не сомневаюсь.

Русские покинули пиццерию, и, выйдя на улицу, снова начали громко разговаривать. Винсент посмотрел на своего свояка. Коррадо пристально рассматривал его, облокотившись на стойку и дожидаясь своей пиццы.

– Они пытаются спровоцировать нас.

– Я знаю, – сказал Винсент. – Тебя тоже сюда вызвали?

Коррадо покачал головой.

– Нет, мне просто захотелось пиццы.

Винсент уставился на него.

– Ты ведь в курсе того, что Сал ожидает нас на переговоры?

– Да, – ответил Коррадо, смотря на часы. – Но я голоден.

* * *

Переговоры в la famiglia были совершенно не такими, как в фильмах. Всякий раз, когда Винсент, в ту пору еще находившийся на стадии взросления, слышал, как его отец упоминает о переговорах, он предполагал, что они походят на заседания суда. Он смеялся, представляя отца, одетого в черную мантию и сидящего на скамье с молотком, пока стороны по обе стороны от него вели друг с другом полемику. Подсудимому выносился приговор, справедливость торжествовала, очередное дело было разрешено.

Но в действительности переговоры отличались от представлений Винсента. Даже само название «переговоры» было обманчивым. Чаще всего переговоры проходили во время обычных прогулок, порой все разрешалось без единого слова. Не было никакой нужды рассматривать дело, и невиновность человека в таких случаях не имела никакого значения. Приговор был вынесен еще до того, как человек вообще появлялся на встрече.

Винсент стоял возле пирса, смотря на озеро Мичиган вместе с несколькими мужчинами, стоявшими рядом с ним. «Федерика» стояла на якоре чуть менее чем в ста футах от него, и Винсенту был виден человек, прогуливающийся по палубе. Это была женщина, и, с минуту посмотрев на нее, Винсент понял, что это была не Тереза. Женщина молодо выглядела – возможно, ей было около тридцати – но существовала и вероятность того, что она еще даже не достигла того возраста, в котором разрешалось употреблять алкоголь. Goomah – любовница – соблазнившаяся их стилем жизни, и заводящаяся от той власти, которой, как ей было известно, они обладали. Винсент считал таких женщин всего лишь элитными проститутками, отдававшимися за экстравагантные подарки и заграничные путешествия.

– Карло приедет? – спросил Джованни.

Отвернувшись от яхты, Винсент обвел взглядом собравшихся мужчин. Джованни выглядел так, словно ему было холодно, несмотря на то, что он был одет в теплое пальто.

Сал покачал головой.

– Он вернулся в Вегас.

Несколько лет назад Карло взял на себя контроль над их делами в казино Лас-Вегаса, поэтому теперь редко бывал в Чикаго. Винсент затаил на него обиду за то, что к нему так по-особенному относились. Ведь он тоже покинул Чикаго, но все по-прежнему ожидали его появления.