– Мы нашли тебя в Чикаго двенадцатого октября. Я настолько сильно был занят всем происходящим, что только на следующий день понял, что в этот день погибла Маура. В прошлом году в этот день у тебя не было никаких шансов скрыться от меня. Что бы ты ни сделала, я в любом случае сорвался бы на тебя, потому что дело было в ней, а не в тебе.

По спине Хейвен пробежал холодок, когда она вспомнила тот день.

– Я хочу, чтобы ты знала о том, что я никогда не испытывал к тебе ненависти. Я не мог тебя ненавидеть, ведь я совершенно тебя не знал. И мне не хотелось тебя знать, поскольку я не желал того, чтобы ты меня хоть сколько-нибудь волновала. Каждое двенадцатое октября на протяжении долгих девяти лет мне хотелось наказать тебя, но в этом году я мог думать только лишь о твоем спасении, которое и погубило мою жену, – доктор ДеМарко сделал паузу. – Наверное, я изъясняюсь слишком пространно, и я не знаю, поверишь ли ты мне, но я хочу, чтобы ты знала о том, что ты заняла определенное место в моей жизни. И я не жду того, что ты простишь меня за мой прошлогодний поступок, но я сожалею о нем. Если бы я мог вернуться в прошлое и не совершать его, то я сделал бы это. Но мне это неподвластно.

Отодвинувшись от стола, он подошел к Хейвен и приподнял штанину, демонстрируя ей браслет, закрепленный на его лодыжке.

– Знаешь, что это такое?

– Нет.

– Это отслеживающее GPS-устройство. Одним из условий моего освобождения под залог было того, что я буду обязан носить этот браслет, – заметив удивление Хейвен, доктор ДеМарко рассмеялся. – Невероятно, правда? Никогда не поймешь, каково жить, когда каждый твой шаг отслеживается, до тех пор, пока не испытаешь этого на себе. Существует человек, который наблюдает за моими перемещениями, дабы убедиться в том, что я не попытаюсь сбежать.

– Мне это знакомо.

– Не сомневаюсь, – согласился доктор ДеМарко. – У меня были свои причины на то, чтобы вживить тебе чип, но это не оправдывает мой поступок. Я позвонил своему коллеге и попросил его об одном последнем одолжении. Этот доктор обследовал Кармина после того, как вы попали в аварию. Я записал тебя к нему. Несмотря на то, что я не могу избавиться от своего браслета, твой чип я вполне могу удалить.

От удивления Хейвен открыла рот, пытаясь подобрать нужные слова.

– Спасибо.

– Не за что, но я не заслуживаю твоей благодарности. Я всего лишь исправляю свои ошибки, – доктор ДеМарко вновь опустился в кресло, в то время как по щекам Хейвен покатились слезы. – И еще кое-что. Я хочу отдать тебе одну вещь перед прибытием наших гостей.

– Гостей?

– Да, гостей. Скорее всего, это последнее Рождество, которое я проведу со своей семьей, поэтому мне хотелось бы, чтобы оно удалось на славу.

От этих слов у Хейвен скрутило желудок.

– Думаете, они отправят Вас в тюрьму?

– Я уверен, что так или иначе они найдут способ это сделать, – ответил доктор ДеМарко, открывая ящик своего стола и доставая дневник в кожаной обложке. – Это дневник моей жены. Думаю, он должен остаться у тебя.

– У меня? Почему?

– Она много писала о процессе адаптации после того, через что она прошла, и о своих противоречивых чувствах по поводу того мира, частью которого я стал, – ответил доктор ДеМарко. – Возможно, это сможет тебе помочь.

Хейвен с осторожностью приняла дневник.

– Вы уверены?

– Да. Думаю, Маура была бы рада отдать его тебе.

Поднявшись на ноги, Хейвен направилась к двери, но, замешкавшись, остановилась.

– После того, как Вы привезли меня сюда, Вы попросили меня не называть Вас хозяином, потому что Вы стали бы чувствовать себя точно таким же человеком, как и мой отец. Майкл Антонелли был ужасным человеком, и, несмотря ни на что, Вы были ко мне гораздо добрее, чем он. Поэтому я прощаю Вас за то, что Вы сделали, потому что, в конечном итоге, Вы помогли мне куда больше, чем остальные. Вы – хороший человек, Винсент, и, думаю, иногда хорошие люди вынуждены совершать плохие поступки.

Несмотря на то, что на лице Винсента не дрогнул ни один мускул, впервые за время из знакомства Хейвен заметила, что его глаза блестели от подступавших слез.

– Спасибо, Хейвен.

Хейвен. Ее имя, наконец, произнесенное доктором ДеМарко, показалось ее невероятно чужим. Улыбнувшись, она вытерла слезы и покинула его кабинет, не зная, что еще сказать. Выйдя в коридор, она заметила поднимавшегося по лестнице Кармина.

– Ты очень рано, – заметила Хейвен, пристально смотря на него.

– Да, к черту школу, – ответил Кармин, пожав плечами. – Как дела?

– Хорошо.

Кармин приподнял бровь, смотря на нее.

– Хорошо? «Хорошо» в смысле «Хорошо, я вот-вот отыщу окно, в которое выброшусь, но тебе об этом не расскажу, потому что ты непременно мне помешаешь» или же «хорошо» в смысле «хорошо, я чувствую себя просто, блять, чудесно, Кармин, поэтому прекрати меня об это спрашивать»?

Хейвен рассмеялась.

– Все просто… хорошо. Особенно сейчас, когда ты вернулся.

Улыбнувшись, Кармин поцеловал ее, после чего они поднялись на третий этаж. Сев в библиотеке, Кармин взял свою гитару, в то время как Хейвен устремила взгляд на обложку дневника.

– Все еще читаешь «Таинственный сад»? – спросил он.

– Нет, я дочитала его несколько месяцев назад.

– Правда? И о чем книга?

Казалось, Кармина на самом деле не особо интересовал ответ на свой вопрос, поскольку он был занят своей гитарой, но Хейвен улыбнулась, радуясь тому, что он вообще об этом спросил.

– Героиня книги приходит к выводу о том, что злой мужчина, у которого она жила, на деле не такой плохой, каким она его считала. Он просто скорбит из-за гибели своей жены. Она начинает дружить с его сыном, на которого отец долгое время не мог даже взглянуть из-за того, что тот очень сильно напоминал ему жену.

Кармин замер, внезапно прекратив играть, и посмотрел на Хейвен.

– Ты не шутишь?

Хейвен покачала головой.

– Нет.

– Это судьба, – сказал Кармин, переводя взгляд на дневник, лежавший на ее коленях. – Дневник моей матери.

– Да. Твой отец отдал его мне.

Кивнув, Кармин вновь взялся за гитару. Мелодия, заполнившая комнату, сливалась с солнечным светом, льющимся в комнату. Наблюдая за Кармином, она ощутила наполнившую ее грудь любовь, одновременно с этим вспоминания строчки из «Таинственного сада», запавшие ей в душу.

«Тот, кто хоть раз просыпался ранним утром и, встретив розовую зарю, замирал от восторга при виде восходящего солнца, мог, как и Колин, воскликнуть: «Я буду жить долго-долго!». И если однажды оказался в лесу на закате, мог испытать те же чувства. Потому что в последние мгновения уходящего дня листья подсвечены золотом, и сама тишина, которая наступает вокруг, безмолвно говорит с тобою о вечности. Тихо шепчут о вечности и звездные ночи. Вглядитесь попристальней в темно-синее небо. Чувствуете, как оно роднит нас с прошлым и будущим? А глаза… Глаза верного друга, в которых черпаешь веру… Вот вам еще один залог долгой жизни»[45].

В это мгновение, сидя в библиотеке рядом со сломленным мальчиком, похитившим ее сердце, она прочувствовала весь смысл этих строчек – она видела, как сверкали его глубокие зеленые глаза, пока он наигрывал прекрасную мелодию, звуки которой заполняли пространство библиотеки.

Sempre. Это чувство не покинет их никогда, несмотря на то, что может ожидать их в будущем. Их любовь жила вопреки всему, и она будет жить вечно. Этот момент навсегда останется запечатленным во времени, какие бы преграды жизнь ни создавала на их пути.

Даже после того, как их не станет и после того, как жизнь пойдет своим чередом уже без них, частичка их душ продолжит свое существование – в том числе и в тех жизнях, который они касались.

Переведя взгляд на дневник, Хейвен открыла первую страницу. Сделав глубокий вдох, она прочла первую строчку:

«Сегодня я начинаю свою жизнь в качестве свободной женщины».