Стоявший на этом участке особняк «в два апартамента на погребах», построенный, очевидно, в середине XVIII века, дожил почти без переделок до 1860 года. Новый владелец, известный мебельный фабрикант К. А. Тур, решил увеличить доходность своего владения, надстроив лицевой корпус и соорудив внутренние пятиэтажные флигеля. Первый этаж лицевого корпуса с его шикарными витринами отводился под магазины.

Первоначальный вариант лицевого фасада этого дома был спроектирован архитектором Е. А. Туром с декором в духе суховатого неоренессанса. Он был найден «как в частности, так и в общем виде вполне одобрительным и цели своей соответствующим» и в марте 1860 года утвержден. Но, очевидно, этот неоренессансный фасад все же показался недостаточно богатым, и архитектор разработал новый вариант фасада, аналогичный по конструкции, но с декором в духе необарокко. В апреле он был «высочайше утвержден» — с тем, как гласила надпись на чертеже, «чтобы для лучшего сохранения стиля» перестраиваемого здания (автором первоначальной постройки тогда считали архитектора Ф.-Б. Растрелли) «лепные украшения были более соглашены с теми, кои имеются на домах постройки того же архитектора».

Несомненно, что попытка «сохранить стиль» первоначального фасада была достаточно наивна: ведь и общая композиция нового здания, спроектированного Туром, и его масштабное решение стали совсем иными, а широкие витрины, невзирая на «растреллиевские» рокайли их обрамлений, не соответствовали архитектурным решениям нижних «апартаментов» зданий XVIII века. Столь же несвойственны были подлинному барокко несимметричность фасада здания и наличие четвертого, «аттикового» этажа.

Весьма показательно, что архитектор Тур последовательно создал два варианта проекта, в которых при совершенно идентичной пространственной структуре применил различную орнаментацию фасада: в первом варианте — «под ренессанс», во втором — «под барокко». В представлении зодчего оба стиля были вполне «равноправны» по отношению к функции данного здания, ибо структура здания была новой, не имеющей аналогий ни в архитектуре эпохи Возрождения, ни в архитектуре XVII–XVIII веков. В то же время оказывалось, что мотивы и ренессанса, и барокко в равной мере чужды новой структуре здания, рожденной потребностями XIX века: по отношению к ней декор и того и другого стиля превращался в некий поверхностный «слой», относительно независимый и от конструкции здания, и от его функционального назначения.

Своеобразное художественное «равноправие» мотивов исторических архитектурных стилей по отношению к новой функции и к новой пространственной структуре многоквартирного жилого дома в известной мере «раскрепощало» архитектуру, создавало широкую свободу в использовании «всех стилей» для отделки фасадов доходных домов. Этим закладывались основы для того широчайшего многостилья, которое восторжествовало на следующем этапе развития эклектики в последних десятилетиях XIX века.

Сложность процессов, происходивших в 30-50-х годах в социальной и политической жизни России, нарастающие противоречия между развитием капиталистических отношений, ростом производительных сил страны, общим прогрессом ее культуры, с одной стороны, и, с другой стороны, разлагающейся феодально-крепостнической системой, поддерживаемой жестким военно-бюрократическим режимом Николая I, — все это в той или иной степени отражалось в художественной жизни России, в ее литературе, изобразительном искусстве, архитектуре, предопределило характер строительной деятельности тех лет и градостроительное развитие Петербурга.

Петербург в эти десятилетия рос очень быстро. Его население увеличивалось с каждым годом. В 1833 году оно составляло 442 890 человек, а в 1865 году превысило 539 100 человек. Рост населения происходил в основном за счет притока рабочей силы из провинции: естественный прирост был невелик, а смертность в Петербурге превышала рождаемость.

Город продолжал распространяться на территорию своих окраинных деревень и поселков. В 1833 году площадь, занимаемая городом, составила 81 квадратную версту, а в 1865 году — уже почти 92 квадратные версты.

Рост населения города вызвал ускорение темпов строительства. Если в 1833 году в Петербурге насчитывалось 7976 домов, из них только 2730 каменных, то спустя тридцать с небольшим лет общее количество домов в Петербурге выросло почти в два с половиной раза и достигло 19 432, причем каменных было уже 8627, то есть почти в 3,2 раза больше, чем в 1833 году.

Однако изменение облика Петербурга определялось не только количественным ростом застройки, но и теми изменениями, которые произошли и в типологии зданий, и в творческом методе архитекторов.

В эти десятилетия по мере отхода от классицизма резко расширяется стилистический диапазон архитектурных решений фасадов. Выбор стиля фасада становится в значительной мере частным делом заказчика и архитектора. Однако правительство и административные власти Петербурга продолжают строго следить за общим характером застройки улиц и площадей — за соблюдением «красных линий» и установленной высоты зданий, за соответствием их конструкций нормам пожарной безопасности и т. д.

Четкий, очень логичный и совершенный план Петербурга, сформировавшийся к 1830-м годам, почти не требовал коррективов. В середине XIX века было проложено лишь несколько новых улиц и переулков (в их числе Надеждинская — ныне улица Маяковского). В 1850-1860-х годах были разработаны новые планы для некоторых окраинных районов города — Нарвской части, окрестностей Обводного канала, Выборгской стороны, Большой и Малой Охты — и откорректирована трассировка улиц на Петербургской стороне, в Александро-Невской части и в некоторых других местах.

Строительная деятельность в Петербурге регулировалась рядом указов и постановлений, и прежде всего особым «Строительным уставом». Эти правительственные документы декларировали «поправление и постепенное введение надлежащей правильности в строениях всех частей города». Компетенцией административных органов, ведающих строительством, считалось «все, что относится не только к правильному наружному виду строений и к безопасному расположению их на дворах, но и к самому внутреннему, с надлежащею от огня осторожностью, устройству оных»^[252].

Специальное постановление Государственного совета, «высочайше утвержденное» в 1844 году, лимитировало высоту вновь возводимых и надстраиваемых зданий. Высота карниза здания от земли не должна была превышать 11 сажен — 23,4 метра (т. е. высоты карниза Зимнего дворца). На узких улицах высота здания могла быть не более ширины улицы. На перекрестках улиц, имеющих разную ширину, разрешалось высоту угловых домов выбирать в соответствии с шириной более широкой улицы, «хотя бы высота сия превосходила ширину одной из улиц».

Строительными правилами предписывалось обязательное «рассмотрение проектов на все без изъятия общественные и партикулярные здания и другие постройки», с тем «чтобы каждое строение в красоте, приличии и правильности соответствовало общему для города предположению»^[253]. Теоретически это положение продолжало градостроительную политику первой трети XIX века, но на практике оказывалось, что ансамблевый подход к решению архитектурных задач, свойственный эпохе классицизма, стал в середине XIX века сменяться иным, в котором все большее значение приобретала личная воля заказчика или архитектора.

Определенные изменения произошли и в системе административной апробации и утверждения архитектурных проектов.

В 1832 году было создано Главное управление путей сообщения и публичных зданий, которое соединило в себе руководство и дорожно-транспортным, и гражданским строительством в стране. «Комитет строений и гидравлических работ», учрежденный в 1816 году и рассматривавший проекты всех зданий в Петербурге, и Строительный комитет Министерства внутренних дел, осуществлявший контроль над строительством, в 1842 году влились в Главное управление путей сообщения и публичных зданий: с этого времени оно стало ведать всей строительной деятельностью в Петербурге, территория которого считалась «первым округом путей сообщения». Все проекты новых зданий в Петербурге рассматривались и утверждались в правлении «первого округа путей сообщения», во главе которого стояли инженеры-путейцы. Соединение в одном административном органе инженеров и архитекторов было велением времени: в середине XIX века заметно увеличивается объем строительства различных зданий и сооружений, связанных с нуждами промышленности, торговли и транспорта.