- Ты, меня, слышишь? - спрашивает Одри.

- Прости, что ты сказала?

- Я сказала, что Бури пошлют подкрепление, если у тебя будет четвертый прорыв сегодня вечером.

О, конечно. Пошлют помощь после того, как у меня появится прорыв, который сделает меня неукротимым или что-то в этом роде. Зачем защищать меня сейчас, когда я уязвим? Идиоты.

Она вздыхает.

- Это правда, и ты это знаешь. Ты действительно ждешь, что я буду считать, что ты не возражаешь против этого, они скорее позволят тебе пожертвовать собой, чтобы спасти меня, чем послать тебе некоторый резерв?

- Они просто верят в меня. Считают, что я достаточно сильна, чтобы справиться с этим.

- Даже если они это сделают, они по-прежнему будут рисковать твоей жизнью. И моей.

Она не может поспорить с этим.

- И как это, в самом деле, мне поможет, если ты принесешь себя в жертву? Даже если ты сдержишь Буреносцев, это позволит мне сидеть здесь, как утке, без возможности связаться с Силами Бури, просто сидеть и ждать когда Райне пришлет кого-нибудь еще за мной. Блестящий план, ребята.

- Это будет не так. Моя мама должна будет знать, что случилось и послать за Силами Бури немедленно.

- Так почему бы просто сперва не сделать это? Почему нужно позволять ее дочери умереть?

- Я не понимаю.

- Ты права. Что за люди ожидают, пока кто-то пожертвует жизнью, чтобы спасти другого, когда могут послать за помощью.

Потому что Силы Бури под постоянной атакой Райдена. Они не могут кого-то щадить сейчас, просто для того чтобы спасти мою незначительную жизнь.

- Ты не незначительна, - взрываюсь я прежде, чем могу себя остановить.

Она прочищает горло.

- Кроме того, ты не был бы беззащитен. Я должна передать тебе подарок. Прими мои знания и навыки, позволяя себе вдохнуть меня.

- Почему это звучит так жутко?

- Я уверяю тебя, что это не так. Ты просто не знаешь, как работает окончательная жертва.

Она делает вдох, прежде чем продолжить.

- Мы имеем две формы. Наша земная форма и ветряная форма. Ветряная бесконечная и более мощная. Мы почти неуязвимы для травм, и это дает нам целый арсенал для борьбы. Если ты не имеешь связей с землей, ты сможешь переключаться между формами. Что я и сделала в твоей комнате несколько ночей назад. Это делается редко, так как труднодостижимо и довольно болезненно. Но возможно.

- И если еда или вода попадает в твое тело?

- Тогда части тебя, которые связаны с землей, будут крошиться, и засорять систему, и ты не сможешь их вернуть. Вот почему вода настолько сильно меня ослабила. Я заземлена до тех пор, пока последняя капля не выйдет.

Кажется, уже слишком поздняя ночь, чтобы мои мозги поняли концепцию подобную этой.

- Но если это случилось, ты не могла бы, в самом деле, умереть. Ты бы была только ветром, так?

- Да. Но вы постоянно жертвовали своими земными формами. Жизнь, как известно, заканчивается. И окончательная жертва требует пожертвовать ветряной формой так же. Я знаю об этом немного - это случилось лишь один раз, если не считать моего отца.

Ее голос срывается, и она прочищает горло, прежде чем продолжить.

- Как я понимаю, ты позволяешь ветрам разорвать тебя, и затем стать частью бури кусок за кусом в единой, массовой бомбарбировке. Твое сознание остается с тобой достаточно долго, чтобы позволить шептать тысячи команд, которые разрезают бурю и уничтожают все внутри. Но ты разбросан вместе с бурей. И нет способа собрать себя обратно уже до того как исчезнет сознание.

Я напрягаю руки на руле.

Я никоим образом не дам ей сделать это.

- Но если ты откажешься от тебя, ты сможешь послать свои ары кому-то другому. Таким образом, талант не будет потерян. Мой отец, - ее голос прерывается снова, и она останавливается, чтобы сделать вдох. - Мой отец отдал свои знания мне, когда пожертвовал собой. Вот почему я могу так легко путешествовать с ветром. Почему я страж уже в таком юном возраста. И вот почему я пожертвую собой, чтобы отдать таланты тебе.

- Я этого не хочу, - мои руки так сильно дрожат, что дергаются даже плечи. - Я не хочу твоих талантов. Не делай этого, Одри. Меня не волнует, насколько плохо все будет. Обещай мне это.

- Я сделаю это только в самом крайнем случае. Но я принесу эту жертву, если будет нужно. И ничто из того, что ты скажешь или сделаешь, меня не остановит.

Мои ладони пульсируют от того, что я сильно сжимаю руль.

Она ошибается. Существует нечто, что я могу сделать, чтобы остановить ее.

У меня может быть четвертый прорыв.

Я нажимаю сильнее на газ, нарушая скоростной режим и не волнуясь об этом.

У Западного ветра и меня назначено свидание. И у меня нет намерения, пропустить его.

Соленый воздух поражает меня, как только я открываю автомобильную дверь, и сильный океанский ветер поет на языке, который я не могу понять. Западный.

Вейн паркуется около береговой линии, и мы проходим, через пустую автостоянку к массивному деревянному строению, уходящему в бурящийся океан. Пирс Санта-Моники.

Почти четыре утра, и ночь ясная, тяжелые ветры сметают любой туман или облака. Луна-парк в центре пирса  темный, запутанный лабиринт скрученных линий и форм, подсвеченный синим и красным светом, установленным напротив черного, звездного неба. Все магазины и рестораны закрыты. Единственными освещенными местами являются уличные фонари, показывающие перила вдоль края пирса. Это место было построено для многочисленных толп, но прямо сейчас там пусто, за исключением нескольких рыбаков, молча сидящих на столбиках от скамеек.

Жуткое одиночество. Я чувствую себя открытой... уязвимой... когда я изо всех сил пытаюсь не отставать от Вейна. Он поднимается по деревянной лестнице как человек на задании.

Когда я ступаю на пирс, Западные набирают скорость, заполняя мою голову их незнакомой песней. Это действует на нервы, быть окруженной ветрами, которые я не могу понять. Это как находится в толпе незнакомых людей.

Но это место мне знакомо.

Я была здесь однажды, день, который я похоронила глубоко в моей памяти со всеми другими вещами, слишком болезненными, чтобы о них думать.

Толпы людей снуют вокруг меня, загораживая меня от Вейна и его совершенно новой семьи, когда они блуждают по пирсу.

Мои утомленные ноги устали стоять в тени, когда его родители покупают банальные рожки мороженого, розовые круглые конфеты, и ведра жареной кукурузы,  отправляют его на аттракционы, которые заставляют его переворачиваться крутиться, и вращаться.

Вейн получает совершенную, счастливую жизнь. Я могу только смотреть на расстоянии.

Впервые с момента, когда я присоединилась к Бурям, мне хочется уйти. Отдохнуть от тренировок, отдохнуть от сражений и убийств. От овладения ветрами. От слежки за Вейном. Сделать что-нибудь для себя.

Я смотрю на чаек, скользящих над рябью воды. Они зовут меня, просят меня присоединиться к ним, и я не перестаю удивляться, как долго я могу летать самостоятельно. Это было достаточно давно, чтобы забыть? Достаточно давно, чтобы быть свободной?

Я шагаю в сторону перил.

Папа Вейна кричит ему, что пора идти, и я покорно возвращаюсь к своим обязанностям. Я следую за ними в причудливое здание с синей отделкой и арочными окнами. Комната отзывается эхом с музыкой и разговорами, и я наблюдаю, как Вейн крутится у карусели, выбирая его любимую лошадь. Он выбирает серого жеребца с красным седлом и черной гривой.

Я перестаю смотреть на знакомое здание, имея необходимость напомнить себе, что это не девять лет назад. Двери заперты, и окна темные, но когда я смотрю искоса через стекло, я вижу, что покрашенные пони уставились на меня безжизненными глазами. И я вижу машину для гаданий, около которой скрывалась я. Место, где я услышала голос, настолько знакомый, что он заставил мое сердце замереть.

- Одри.

- Папа? - Я кричу, привлекая слишком много внимания к себе и не заботясь ни сколько. Я отпихиваю людей со своего пути, подбегаю к каждому человеку, которого я вижу, но ни один из них не он.