- Я... пытался спасти тебя, -признался я, ненавидя, как отвратительно это звучало. - Я думал, что Буреносцы были здесь.

- Ты пытался спасти меня?

- Эй, я услышал плач. Я думал, воины мучают тебя или еще что.

Шиш, а не благодарность?

Она смотрит на меня, выражение ее лица немного гордое, но, в основном, извиняющееся передо мной. Как у родителя, который слушает планы своего ребенка по захвату чудовища в шкафу. - Если бы Буреносцы были здесь, то небо было бы чернильно-черным и ветра швыряли бы эти деревья вокруг, как спички.

Оу, хорошо. С нетерпением жду чего-то такого.

Мы оба взглянули на небо, как будто должны были дважды проверить, что там ничего нет.

Не было видно ни облачка. Но ее ястреб снова пикировал на меня и я почти выронил ветрорез, когда попытался прикрыть свою голову. - Серьезно, отзови свою буйную птицу.

- Иди к своему окуню, Гэвин. - Скомандовала она, и тут же эта глупая птица подчинилась, взвизгнув в последний раз, когда полетела к дому.

Странная птица.

- Отойди, - сказала она, подходя к краю листьев.

Она же не собирается прыгать, это...

Мои мысли обрываются, когда она раскидывает руки в нескольких шагах от ветки. Она шепчет что-то, я не могу понять, что и горячий порыв ветра проносится мимо меня. Порыв обхватывает ее, замедляя спуск, и ставит аккуратно на землю.

- Показушница, - ворчу я.

Она протягивает руку к мечу, и я с готовностью отдаю его. Это действие вызывает у меня тошноту. Она проверяет лезвие, вероятно, чтобы убедиться, что я не повредил его за те пять минут, пока держал. - Зачем ты искал меня?

- Почему ты пряталась на дереве, и плакала? - перебиваю я.

На секунду она выглядит растерянной. Пока не начинает говорить. - Мне нужен ветер, чтобы восстановиться. - И направляется через рощу, обратно к своему дому.

Я следую за ней, ожидая, пока она уберет смертельное оружие подальше и повернется ко мне лицом, прежде чем потребовать ответа, который не является подобной чушью. - Ладно, это объясняет, почему ты была на дереве. И, что насчет слез?

Я смотрю на нее, осмелится ли она отрицать это.

- Это не твое дело.

Она пытается пройти мимо меня, но я преграждаю ей путь.

- Ты можешь доверять мне, ты знаешь, - говорю я, мой голос немного эмоциональней, чем я хотел этого. - Я знаю, ты привыкла все делать по-своему. Но сейчас мы во всем этом вместе.

Она ничего не отвечает. Только смотрит на землю, наблюдая, как муравьи снуют в грязи, словно это самая увлекательная вещь в мире.

Я наклоняюсь ближе и беру ее за руки - волнующе странный жест, что вызывает во мне разряд электричества благодаря нашему прикосновению. - Позволь мне помочь тебе.

Воздух между нами становится напряженным, когда она обдумывает мое предложение, и на секунду кажется, что она готова поделиться со мной. Затем она качает головой и убирает свои руки. - Мне просто приснился плохой сон. Вот и все.

- О чем?

Она отворачивается. - О том дне, когда умер мой отец.

Ее голос едва слышен в шепоте, но ее слова ударяют меня, словно камень.

Ее отец погиб, спасая меня.

- Мне так жаль, - говорю я ей, надеясь, что она знает, что это правда.

Она оборачивается, и, когда наши глаза встречаются, я вижу небольшое изменение. Как крошечный кусочек ее железной защиты, треснул. - Это не твоя вина.

Я пожимаю плечами, гадая, действительно ли это правда. - В любом случае, я по-прежнему сожалею, что это произошло.

- Я тоже.

Она прислонилась к стене, в крошечное пятно тени, которое она создает. По ее страдальческому выражению, я могу сказать, что она, переживала каждый момент бури в мельчайших деталях.

Я хочу заползти в ее голову, чтобы посмотреть повтор, даже если это будет больно.

- Как это было? - шепчу я.

- Буря?

- Да, как это все... произошло? - я не могу думать, о более мягком способе произнести это.

Она смотрит на меня так, словно я только что расправился с полудюжиной котят. - Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе ужасные подробности убийства твоих родителей?

- Нет. Да. Я не знаю. - Я провел руками по волосам, пытаясь найти слова, чтобы объяснить это. - За последние десять лет моей жизни сотни людей спрашивали меня, что произошло, а ты знаешь, как они смотрят на меня, когда я говорю, что не знаю? Как будто я повредил мозг. Потому что я не могу не помнить главные моменты моей жизни?

- Тебе повезло, что ты не помнишь.

- Повезло?

Я должен это услышать еще раз...

- Значит, мне повезло, что твоя мать украла мои воспоминания? Стерла первые семь лет моей жизни?

- В некотором роде, да.

Она не понимает, никто не понимает.

- Все что я прошу, это, чтобы ты помогла мне заполнить пробелы. Если я не могу вернуть мои воспоминания, ты можешь поделиться своими.

Я потерял несколько секунд в тишине. Ее голос был холоден, когда она сказала, - Мои воспоминания, только мои.

Она смотрит на потрескавшееся окно и гладит своего безумного ястреба. Одна часть ее знает, что я не подойду к ней. Это не то, что я хочу в этот момент.

Я знаю, что ее воспоминания болезненные, но за все, что я пережил, она могла бы бросить мои долбаные кости.

Постоянно возвращаясь в тот день бури.

Я должен узнать, что произошло.

Это был только сон, говорю я себе. Только сон.

Но я знаю, это что-то большее.

Это воспоминание.

Воспоминание. О котором я не могу позволить Вейну вспомнить.

Как я скажу ему, что убила его семью.

Это было глупое, импульсивное решение, и только поэтому он не выдел никакой ярости, потому что был потрясен тем, что произошло. Мне повезло, моей матери пришлось стереть его воспоминания, так что мне никогда не придется жить с последствиями моей исповеди.

Больше я так не ошибусь.

Я не скажу ему. Не важно, как сильно он подталкивает меня к этому.

Мои пальцы скручиваются в кулаки, и я сжимаюсь, пытаясь остановить дрожь, я все еще чувствую своими ладонями то, как Вейн взял мои руки.

Я, наконец, понимаю, что означают эти чувства.

Это то же чувство, которое я испытала, когда мы прижимались друг к другу в развалинах после бури. Я забыла эту деталь, но сейчас вспомнила, как тепло разливалось между нами, лучась сквозь мое тело.

Чувство вины.

Это единственное, что я почувствовала, когда взглянула на мальчика, чью жизнь я испортила. Пусть он меня поддерживает. Заблуждаясь, веря в то, что сможет простить меня за то, что я сделала.

Горячее жжение, отблески вины.

Мое тело способно наказать меня за мое преступление.

- Так, - говорит Вейн, напоминая, что я не одна, - Что мы будем делать сейчас?

Честно говоря, я не уверена. Я всегда планировала сделать его мастером всех языков, надеясь, что его увлеченное знакомство с ветром спровоцирует его Западный прорыв.

Сейчас у нас есть восемь дней, при условии, если моя мать выполнит обещание. Меньше, чем восемь дней, поскольку сегодняшний в основном закончен. У нас нет времени, чтобы освоить все.

Самой умной тактикой было бы, спровоцировать его на Северный и Южный прорыв сейчас, и обучать его силе трех. Даже самые элементарные знания в сочетании порывов будут более мощными в ветряном бою, чем хорошее владение одним.

Но, сможет ли он в действительности обучиться трем порывам, меньше, чем в день?

Моя голова практически взорвалась, когда я выбрала, чтобы мой Штормовой тренер обучил меня сразу двум, притом, что я говорила на Восточном языке, почти всю свою жизнь.

Голова Вейна уже нагружена всем, что он узнал и почувствовал, со вчерашней ночи. Если добавить напряжение еще двумя прорывами, то будет огромное искушение его чувств, даже опытным сильфам будет трудно устоять.

- Э-э, ты хочешь объяснить мне, о чем думаешь? - спрашивает Вейн, - Потому что стоять в пальмовой роще в ста двадцати градусную жару*, быть атакованным мухами, не совсем то, что я имел в виду про остаток вечера.