Где ему искать сырье? Только не на улицах Южного Провиденса, не в Интернете и не в Бостоне, откуда, как уже установило ФБР, происходил материал Бродяги-17. Нет, ФБР ждет именно этого. К тому же, Скульптор с самого начала сознавал, что, выставив свою «Пьету», он больше не сможет использовать людей этого сорта. Ему стало ясно, что придется вернуться к той основе, которую он применил для «Вакха».

В информационных сообщениях ошибочно утверждалось, что Скульптор нашел материал для фигуры Христа на Арлингтон-стрит в Бостоне. Если ФБР на самом деле было известно о наличии Бродяги-17 в сетевых базах данных, то оно определенно не поделилось этими сведениями с прессой. Скульптора это нисколько не беспокоило. Он знал, что жизнь Бродяги-17 во Всемирной паутине невозможно проследить, выйти на него, после того как он взломал интернет-адрес парня и удалил в нем все ссылки на себя.

Нет, больше всего Скульптора тревожило неведение того, как именно доктор Хильди и ФБР вычислили местонахождение его «Пьеты».

«По крайней мере, все готово, — мысленно произнес он. — Это радует».

Первое время, когда Скульптор только начинал экспериментировать с частями женских тел, он разъезжал по всей Новой Англии, вскрывал замки складов похоронных бюро и воровал формальдегид в небольших количествах, чтобы пропажа оставалась незамеченной. Но затем Скульптор обратил внимание на то, что многие похоронные бюро сами производят этот консервант. Впоследствии он случайно наткнулся в Интернете на фотографию уроженца Род-Айленда Томми Кэмпбелла, увидел его внешнее сходство с Вакхом Микеланджело и понял, что ему предназначено судьбой использовать в своем первом экспонате знаменитого футбольного нападающего. Тогда-то Скульптор на время отложил работу над «Пьетой» и стал сам получать двадцатидевятипроцентный раствор формальдегида в маленькой лаборатории, устроенной в винном погребе, где он уже производил эпинефрин и сильнодействующие транквилизаторы. Используя технологию переработки метанола, почерпнутую из Интернета, Скульптор в прохладном сыром чреве фамильного дома стал готовить не только формальдегид, но и все необходимые химические реактивы. Когда приходило время, он разливал их в бочки, а те подкатывал по пандусу вверх, к люку, чтобы использовать в бывшей конюшне.

Система была очень эффективной.

Однако, как и в случае процесса пластинации в конюшне, главной проблемой в устроенной в подвале лаборатории для Скульптора являлось не приобретение химических реактивов. Большая часть их получалась из распространенных бытовых продуктов или воровалась бочка за бочкой из складов, даже не запиравшихся на замок. Тяжело было с вентиляцией. Несмотря на многочисленные вытяжные трубы, на противогаз, без которого он не спускался в подвал, после нескольких часов работы в тесной лаборатории у Скульптора иногда начинала кружиться голова. В тех редких случаях, когда он по неосторожности прикасался к высококонцентрированному синтетическому эпинефрину, который научился приготовлять после нескольких часов поисков в Интернете, Скульптор начинал обливаться потом, у него учащалось сердцебиение, голова шла кругом. Однако он не имел ничего против подобных непродолжительных изменений в своем организме, поскольку считал, что головокружение и колотящееся сердце в каком-то смысле помогают ему сблизиться со своими творениями.

Но Скульптору совсем не нравились те перемены, которые он испытывал в своем теле сегодня, как и чувства, бурлящие в груди при мысли о докторе Хильди. Добавляя два блина на штангу, Скульптор не мог избавиться от ощущения, что привлекательная женщина, профессор искусствоведения, его предала.

У Скульптора с самого начала хватило ума понять, что доктор Кэтрин Хильдебрант будет в лучшем случае невольным соучастником его замысла. Он сделал для нее очень много, специально использовал тело ее бывшего мужа для своей Богоматери, желая оказать любезность профессору искусствоведения. Этот самый мужчина изменял Хильди. Скульптор на протяжении нескольких лет следил за болваном, который, как было ему известно, предавался любовным утехам за спиной своей жены. Теперь доктор Хильди могла бы, по крайней мере, не говорить ФБР о «Пьете» до тех пор, пока скульптура не будет установлена на место.

Скульптор выполнил еще шесть циклов упражнений на скамье. Когда он вернул штангу на стойку, ему показалось, что в голове снова прояснилось. В мгновение прозрения Скульптор вдруг понял, что если именно доктор Хильди вывела ФБР на его «Пьету», то существует большая вероятность того, что она сделает то же самое и с «Давидом». Хотя это и не входило в его первоначальный замысел, но Скульптор вдруг осознал, что ради обеспечения безопасности представления всему миру своей новой работы ему необходимо избавиться от доктора Кэтрин Хильдебрант.

К своему изумлению, он поймал себя на том, что ему стало гораздо лучше.

— Я хочу вернуться в Провиденс, — сказала Кэти Хильдебрант.

Они с Сэмом Маркхэмом стояли перед столом Беррелла, словно двое провинившихся старшеклассников в кабинете директора, кающиеся, испуганные, но в то же время полные вызова.

— Я не могу этого позволить, — ответил Беррелл. — Лучше бросить вас на растерзание волкам.

— Мне все равно. Я смогу принести больше пользы, если буду работать с Сэмом на месте.

— Но, Кэти, в последние две недели вы ведь смотрели телевизор, читали газеты и новости в Интернете. Вам известно, что журналисты вас разыскивают, намереваясь вцепиться в глотку.

— Меня это нисколько не пугает. Я постараюсь не высовываться.

— Но разве вы не понимаете, что все винят вас в убийстве вашего бывшего мужа? Мы больше не сможем защищать вас от журналистов. Сейчас ситуация стала принципиально другой. С вами не просто хотят поговорить о Микеланджело-убийце. Пресса стремится выйти на него через вас. Знаю, вы следите за новостями. В настоящее время СМИ и широкая публика замерли в ожидании нового экспоната Скульптора. Все знают, что это будет чертова статуя «Давид». Господи, еще немного, и молодые парни Род-Айленда с накачанными мышцами впадут в панику и начнут прятаться.

— Я все понимаю, но…

— Кэти, если вы вернетесь в Провиденс, то я больше не смогу гарантировать вашу безопасность, — заявил Беррелл, поднимаясь. — Проклятье, да я даже не смогу использовать вас в качестве консультанта!

— Билл, со мной она может ничего не бояться, — сказал Маркхэм. — Ей лучше будет поселиться в комнате в моем доме. Я готов лично отвечать за нее двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Сэм, оба вы сегодня присутствовали на телеконференции и теперь понимаете, что это за тип. Мы можем повесить на него по меньшей мере девять убийств, включая Габриэля Бэнфорда и двух полицейских. Кто может сказать, сколько еще на его совести тех пропавших проституток, которых установила Рейчел, а также молодых мужчин, женщин, детей? Вы сами прекрасно понимаете, Сэм, что убийца не охотится строго в одной демографической прослойке. Он выбирает свои жертвы в соответствии с каким-то бредовым планом, связанным с творчеством Микеланджело. Господи, я хочу спросить, кто может поручиться, что в следующий раз преступник не придет за Кэти?

— Я не хочу прятаться всю свою жизнь, — сказала Хильди.

— Да, но, черт побери, вы запросто можете остаться здесь еще на какое-то время. — В кабинете наступила неловкая тишина. Отвернувшись к окну, глава управления рассеянно уставился на кварталы Бостона. — Кэти, я понимаю, через что вам пришлось пройти. Вот уже почти две недели вы вынуждены безвылазно торчать у нас. Да, я знаю, что вы чувствуете себя одинокой, беспомощной, оторванной от близких. Это естественно. Но здесь вас от убийцы отделяет надежный буфер, пресса не знает, где вы находитесь. Если вы вернетесь в Провиденс и снова начнете работать вместе с Маркхэмом, вас обязательно рано или поздно заметят и предупредят журналистов. Если ваше местонахождение станет известно средствам массовой информации, то об этом узнает и Скульптор. — Беррелл обернулся и посмотрел в лицо Хильди. — Послушайте, Кэти, если вы продержитесь еще чуток, просто посидите здесь смирно до тех пор, пока мы не найдем что-нибудь существенное…