Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Минуточку, — вмешался Маркхэм. — Вы хотите сказать, что вор передал вам двадцать тысяч долларов?

— Если быть точным, двадцать пять, — улыбнулся священник. — Я не упомянул об этой маленькой детали полиции Провиденса, проводившей расследование. Понимаете, агент Маркхэм, когда поживешь с мое, начинаешь кое-что понимать в человеческой натуре. Тот, кто забрал нашу «Пьету», оставил деньги наличными, в конверте, адресованном мне, прямо вот на этом пьедестале, чтобы я смог заменить пропажу, а не украсить комнату хранения вещественных доказательств полицейского управления Провиденса, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Сэм Маркхэм молчал, пытаясь разобраться в бешено кружащихся мыслях.

— Дополнительные пять тысяч, вне всякого сомнения, предназначались на покрытие расходов по транспортировке скульптуры, а также на восстановление ущерба от взлома, стали просто компенсацией за наши труды.

— Почему же вы в таком случае заявили о краже? Почему просто не забрали деньги, не заменили статую — и больше никаких хлопот, раз изначально не собирались в полной мере сотрудничать с правоохранительными органами? — натянуто спросил Маркхэм.

— Мне единственному было известно про деньги, агент Маркхэм, поскольку я первым вошел в церковь после того, как здесь побывали грабители. Однако повреждения, нанесенные входной двери, и отсутствие скульптуры нельзя было скрыть от моих собратьев-скалабринцев, не говоря про паству. Видите ли, агент Маркхэм, деньги были адресованы мне — двадцать пять тысячедолларовых купюр в запечатанном конверте. Сообщать об этом полиции не было никакой необходимости, поскольку тому, кто забрал нашу «Пьету», она, похоже, была нужна гораздо больше, чем нам в церкви Святого Варфоломея. Быть может, я не понимал эту необходимость, но принял подаренные деньги как акт веры, искупления, раскаяния. До телефонного звонка из ФБР я думал, что тот, кто оставил вместо статуи двадцать пять тысяч долларов, человек совести. — Сэм Маркхэм молчал, уставившись на «Пьету», а преподобный Бонетти продолжил: — Но сейчас я прихожу к выводу, что мое молчание могло быть ошибочным, ибо вижу, что ФБР считает человека, забравшего три года назад нашу «Пьету», преступником, который убил этих двух ребят, превратив их в ту жуткую скульптуру в Уотч-Хилле.

— Конверт, — сказал Маркхэм, оборачиваясь к священнику. — Записка с указаниями, как заменить скульптуру. Полагаю, вы их не сохранили?

Улыбнувшись, преподобный Роберт Бонетти сунул руку во внутренний карман своего черного пиджака и заявил:

— Надеюсь, это поможет вам простить меня за то, что я сразу же не рассказал о деньгах полиции. Еще мне хочется верить, что вы измените свое мнение обо мне и больше не будете считать меня глупым простодушным стариком.

На конверте, который священник протянул Сэму, было выведено изящным почерком с завитушками: «Отцу Бонетти». Внутри Маркхэм нашел краткую записку от руки не только с указаниями, как заказать у Гамбарделли новую «Пьету», но и с извинениями за беспокойство, доставленное священнику и пастве. Сотрудник ФБР показал бумажку Кэти. Та сразу же узнала почерк.

Ажурный. Женственный. Аккуратный.

Тот самый, которым были написаны записки, полученные пять с половиной лет назад.

Хильди кивнула.

— Мужчина, которого мы ищем, очень высокий, отец Бонетти, — сказал Маркхэм. — Его рост превосходит шесть футов на три, а то и на шесть дюймов. Он очень крепкий, сильный, смог без труда в одиночку поднять скульптуру с основания и вынести ее из церкви. Скорее всего, занимается культуризмом или тяжелой атлетикой. Святой отец, вы не знаете никого, кто подходил бы под это описание?

— Мужчины в нашем приходе в основном из рабочей среды, агент Маркхэм. Им постоянно приходится заниматься физическим трудом. По большей части это итальянцы, но в последнее время растет число испанцев. Да, среди них много тех, кто отличается крепким телосложением, но лишь единицы обладают высоким ростом. Но я не знаю никого, кто мог бы выбросить лишние двадцать пять тысяч долларов на скульптуру.

— Вы не замечали подозрительных людей, слоняющихся вокруг церкви? Кого-нибудь не из числа прихожан, а тех, кто заглянул лишь два-три раза, чтобы осмотреться?

— Нет, я таких не помню.

— Никаких странных исповедей, о которых мне следует знать?

— Если бы такие и были, агент Маркхэм, то я не вправе вам о них рассказывать. — Священник едва заметно усмехнулся.

— Отец Бонетти, вы больше ничего не можете добавить к сказанному? — спросил сотрудник ФБР. — Не припомните никого, кто знал бы о статуе и имел возможность заплатить за нее двадцать пять тысяч долларов?

— На нашей интернет-страничке было представлено много фотографий, — сказал отец Бонетти. — Однако после кражи почти все они были удалены. В основном на снимках отражалось внутреннее убранство церкви. Разумеется, на одном из них показывалась «Пьета» Гамбарделли. Быть может, преступник увидел ее и именно так вышел на нас.

Кэти и Маркхэм переглянулись.

— Спасибо, святой отец, — сказал Сэм. — Вы нам очень помогли.

— Я вас провожу, — предложил священник.

Когда они вышли из церкви и гости уже спустились по лестнице, преподобный Роберт Бонетти их окликнул:

— Знаете, а я ведь тоже бывал там.

Маркхэм и Кэти обернулись.

— В Уотч-Хилле. В доме Кэмпбеллов на берегу Фостер-Коув. В последний раз это произошло больше тридцати лет назад, еще до того, как они приобрели это место. Раньше оно принадлежало моему другу, известному кинорежиссеру. Мы с ним выросли вместе. В детстве я даже некоторое время гостил у него в Уотч-Хилле. Очаровательный городок, но под поверхностью кроется зло. Ничего хорошего оттуда никогда не приходило. Так что вам лучше иметь это в виду.

Кэти и Маркхэм неуютно переглянулись.

Начинался дождь.

— Все взаимосвязано, — наконец промолвил священник. — Помните это. Все взаимосвязано.

С этими словами преподобный Роберт Бонетти скрылся в темноте церкви Святого Варфоломея.

Глава 26

— Ты думаешь о том же самом, о чем и я? — спросила Кэти, когда они с Маркхэмом тронулись в обратный путь.

— Много о чем.

— Двадцать пять тысяч долларов за скульптуру, которую он собирался уничтожить. Сэм, тут дело не в одном только мраморе. Микеланджело-убийца хотел получить безупречную копию «Римской пьеты», а именно работу Гамбарделли, и был готов заплатить за нее дороже рыночной цены, хотя мог бы просто ее украсть. Почему?

— Потому что деньги не представляют для него проблемы. Преступник не купил статую прямо у Гамбарделли исключительно потому, что не хотел, чтобы ее можно было проследить и выйти на него. Кроме того, просто украсть было бы грубо, жестоко и прямолинейно, а именно эту сторону нашей культуры, подозреваю, Микеланджело-убийца и хочет изменить в первую очередь.

— Но это же «Римская пьета», Сэм. Если исходить из предположения, что убийца использовал порошок каррарского мрамора для своего «Вакха», хотя первоначально собирался применить его для чего-то другого, кража «Римской пьеты» указывает на то, что сначала его целью было воспроизведение именно этой скульптуры, а не «Давида».

— Каррарский мрамор, из которого была высечена скульптура, сама его форма, конечно же, должны были бы помочь убийце в духовном, даже в магическом смысле добиться в «Пьете» того сходства, той пропорциональной достоверности, какие мы видим в его «Вакхе». Следовательно, возникла бы также связь между человеческими телами, с которыми предстояло работать ему, и материалом Микеланджело, как по форме, так и по содержанию.

— Однако убийца использовал растолченную в порошок «Пьету» для создания «Вакха». Это означает, что его план изменился.

— Да. Возможно, он придумал другой, еще более интимный способ связывать свои жертвы с теми скульптурами, которыми им предстоит стать, отбросил первоначальную мысль о том, что волшебство содержится в самом мраморе, глубже осознал смысл слов Микеланджело, давших название твоей книге, понял, что волшебство творит лишь рука скульптора.

43
{"b":"260319","o":1}