— Но нам вовсе необязательно выходить отсюда навстречу королевской славе, знаешь ли, — жалобно промолвила дочь. — Можно просто перебраться в какой-нибудь хороший дом и жить, как живут все обычные семьи.
— Хорошо, мы так и сделаем, — сказала я.
Сказала так, словно действительно думала, что мы способны быть обычной семьей. Мы — Плантагенеты! Разве можем мы быть обычными, такими, как все?
ЯНВАРЬ 1484 ГОДА
Я получила весточку из Бретани от своего сына Томаса Грея, который по-прежнему находился среди молодых повес, придворных Генриха Тюдора. Письмо пришло все в пятнах — видимо, на нем отразился слишком долгий путь — и было датировано днем Рождества 1483 года.
Генрих, как и обещал, прилюдно поклялся в соборе города Ренна, что женится на твоей дочери Елизавете, а затем предъявил свои права на английский трон. Все мы — в том числе и я, разумеется, — дружно провозгласили его королем и принесли ему присягу. Я слышал, как кто-то спросил, как он может объявлять себя наследником престола, если юный король Эдуард, возможно, все еще жив, ведь о его смерти ничего доподлинно неизвестно. Ответ Генриха весьма интересен: якобы у него есть достоверные доказательства смерти юного короля Эдуарда, хотя лично ему, Генриху, очень жаль, что так получилось, и он, Генрих, непременно отомстит этому убийце и узурпатору Ричарду. Я осведомился, о каких, собственно, доказательствах гибели моего сводного брата идет речь, и напомнил, что ты, мать Эдуарда, очень страдаешь, не имея о сыне никаких известий, не имея даже возможности его похоронить, если он действительно умер. На это Генрих повторил, что его сведения вполне достоверны и он лично не сомневается в том, что обоих мальчиков убили люди Ричарда. По его словам, принцев удушили прямо в постели, под одеялом, а потом закопали под лестницей в Тауэре.
Я отвел Генриха в сторонку и заявил, что мы могли бы, наверное, заслать в Тауэр своих слуг или платных агентов и они постарались бы обнаружить тела мальчиков, пусть Генрих только сообщит, где именно, под какой из лестниц Тауэра они закопаны. Еще я прибавил, что если тела принцев найдутся к тому времени, как он, Генрих, начнет вторжение в Англию, то в этом злодейском убийстве можно будет сразу обвинить Ричарда, и вся страна окажется на нашей стороне. «Под какой из лестниц они похоронены? — допытывался я. — Где их искать? От кого ты знаешь, как происходило это убийство?»
Ах, матушка, мне так не хватает твоего умения читать в душах людей! Ведь ты порой видишь насквозь даже самые темные души. В Тюдоре есть нечто такое… отталкивающее, что ли. Вот и в тот раз он сразу отвел глаза и возразил, что из моей затеи ничего не выйдет, что он и сам уже думал об этом, но, как ему стало известно, некий священник уже выкопал тела принцев и куда-то их отвез, желая похоронить по-христиански. Вот только похоронил он их почему-то в реке, причем в самом глубоком месте, — видимо, чтобы их никто никогда не отыскал. Я все же поинтересовался у Генриха, как звали этого священника, и он, разумеется, ответил, что не в курсе. Тогда я спросил, откуда же священнику стало известно, где закопаны тела мальчиков? И почему он кинул их в реку, а не отвез, допустим, к тебе, их матери? Разве это по-христиански — бросать тела в воду? Потом я попытался выяснить, в какой хотя бы части реки все свершилось, но Генрих и этого не знал. А в ответ на мой вопрос, кто ему все рассказал, он признался, что рассказала его мать, леди Маргарита, которой он полностью доверяет, а потому готов головой поручиться, что все это чистая правда.
Не знаю, к каким выводам придешь ты, а мне его история показалась весьма подозрительной. Да еще и с этаким неприятным душком.
Прочитав послание Томаса, я тут же бросила его в огонь, жарко горевший в камине, затем взяла перо, очинила его, погрызла верхушку и написала сыну следующее:
Совершенно с тобой согласна. Наверняка к убийству моего сына причастны и сам Генрих Тюдор, и его союзники. Иначе откуда ему известно, что мальчики погибли и как именно их умертвили? Ричард собирается в этом месяце дать нам свободу. Постарайся поскорее расстаться с Тюдором, этим очередным претендентом на престол, и возвращайся домой. Ричард тебя простит, и мы сможем наконец жить все вместе. Какие бы клятвы ни давал в церкви Генрих, сколько бы людей ни присягали ему на верность, Елизавета никогда не выйдет замуж за убийцу ее братьев, а если убийца действительно он, мое проклятие падет не только на него, но и на его сына и внука. Ни один из сыновей Генриха Тюдора не доживет до совершеннолетия, если это Генрих приложил руку к убийству моего сына.
После рождественских каникул и праздника Двенадцатой ночи в Лондон вернулись члены парламента, и я получила весьма неприятное известие, что в угоду королю Ричарду III они признали мой брак с Эдуардом недействительным, превратив меня, таким образом, в шлюху, а моих детей сделав ублюдками. Ричард, собственно, объявил об этом гораздо раньше, и, разумеется, никто с ним спорить не стал. Только теперь это превратилось в законное постановление парламента, члены которого, точно послушные дети, лишь согласно покивали королю головами.
Я не стала выдвигать никаких возражений и не велела никому из моих друзей опротестовывать это решение и защищать нас. Это стало первым шагом по вызволению нас из той тюрьмы, в которую превратилось убежище, и первым шагом к тому, чтобы стать, по выражению Елизаветы, «обычной семьей». Если, согласно закону Англии, я всего лишь вдова сэра Ричарда Грея и бывшая любовница бывшего короля, если, согласно этому закону, мои дети рождены вне брака и являются плодом вульгарного адюльтера, то никакой особой ценности мы, разумеется, не представляем, живые или мертвые, в тюрьме или на воле. А значит, не имеет никакого значения, где мы в данный момент находимся и чем занимаемся. Уже одного этого было достаточно для обеспечения нам свободы.
Впрочем, куда более важно, что, как только мы начнем тихо жить в каком-нибудь частном доме, мой мальчик, мой маленький Ричард, снова будет с нами вместе. Я думала об этом, хотя вслух не говорила даже с Елизаветой. Раз уж нас лишили принадлежности к королевскому роду, мой сын сможет ко мне вернуться. Раз он больше уже не принц, я смогу получить его обратно! Все последнее время он считался обыкновенным мальчиком Питером из небогатой семьи, проживающей в Турне. Вот пусть он, этот Питер, теперь и приедет ко мне в гости. Пусть поселится у нас в Графтоне в качестве любимого пажа и станет моим постоянным спутником, подарив хоть немного радости моему сердцу.
МАРТ 1484 ГОДА
Наконец я получила письмо от леди Маргариты. Долгое время я гадала, придет ли мне когда-нибудь послание от моей «дорогой подруги и верной союзницы». Штурм Тауэра, который готовила именно она, самым жалким образом провалился. А теперь ее сын трезвонил повсюду, что мои сыновья убиты, и заявлял при этом, что обстоятельства их гибели и место их захоронения известны одной лишь его матери. Мятеж, который также готовила Маргарита, завершился полным поражением, что вызвало у меня немало подозрений. И как ни странно, ее супруг по-прежнему пребывал в большом фаворе у короля Ричарда, хотя все прекрасно представляли, какую роль в неудавшемся восстании сыграла его жена. Что до меня, то я уже не сомневалась: леди Маргарита весьма ненадежный друг и сомнительный союзник. Она великолепно умела создать впечатление, будто знает все на свете, но ни к чему вроде бы не причастна, а потому всегда оставалась безнаказанной.
Маргарита писала, что не имела ни малейшей возможности связаться со мной — ни писать мне, ни посетить меня она не могла, поскольку ее супруг, лорд Стэнли, «самым жестоким образом» посадил ее под арест, честно исполняя приказ своего друга, короля Ричарда, за которого стоял горой во время недавнего мятежа. Оказывается, сын лорда Стэнли, лорд Стрендж, собрал небольшое войско в поддержку короля, то есть все слухи о том, что он якобы выступал в поддержку Генриха Тюдора, ложны. Его верность королю никогда не подвергалась сомнению. У меня, впрочем, нашлось бы немало свидетелей того, что агенты леди Маргариты так и сновали между Бретанью и Англией, дабы обеспечить ее сыну Генриху Тюдору возможность предъявить свои права на королевский трон. У меня также имелись шпионы, способные подтвердить, что именно епископ Мортон, великий друг и советчик леди Маргариты, убедил герцога Бекингема пойти против собственного государя. А кое-кто готов был поклясться, что Маргарита заключила со мной соглашение о браке моей дочери Елизаветы и ее сына Генриха Тюдора; кстати, доказательством этому служил и рождественский праздник в Реннском соборе, во время которого Генрих Тюдор громогласно объявил, что женится на моей дочери и непременно станет королем Англии, после чего вся его свита — в том числе и мой сын Томас Грей — принесла ему присягу верности, преклонив колена.