И моя мать немного поколдовала: сварила отвар из ячменя и, высунувшись в окно, вылила его в реку, почти беззвучно бормоча над ним слова заклятия; затем бросила в очаг какой-то порошок, и огонь сразу стал зеленым, а над ним заклубился темный дым. В последнее время, даже помешивая кашу для детей, моя мать все нашептывала какие-то тайные молитвы, перед сном непременно дважды переворачивала подушку и, отгоняя несчастье, каждый раз шлепала друг о друга подошвами туфель, прежде чем их надеть.

— Неужели все это хоть что-нибудь значит? — спросил у меня как-то мой сын Ричард Грей, искоса поглядывая на свою бабушку, которая в тот момент как раз плела магическую косу из лент, что-то над ней приговаривая.

— Иногда, — ответила я, пожав плечами.

— Так значит, это колдовство? — как-то нервно уточнил Ричард.

— Отчасти.

Уже где-то в марте моя мать вдруг уверенно заявила:

— Эдуард возвращается! И это совершенно точно.

— У тебя был вещий сон? Ты что-то предчувствуешь?

Мать засмеялась.

— Нет, мне наш мясник сказал.

— Господи, ты больше слушай мясников! Лондон полон всевозможных слухов.

— Это верно, но наш мясник получил весточку от одного человека из Смитфилда, который обслуживает суда, что плавают во Фландрию и обратно. Так вот, тот человек собственными глазами видел, как небольшой флот на всех парусах спешил в северном направлении, хотя погода была самая что ни есть отвратительная, и на одном из кораблей развевался флаг Йорков с эмблемой сияющего солнца.

— Значит, Эдуард планирует вторжение?

— И возможно, в эту самую минуту уже вторгается.

Как-то в апреле глубокой ночью я услышала на улицах ликующие крики и, вскочив с постели, бросилась к окну. Почти сразу одна из служанок аббатства загрохотала в дверь кулаками, а когда я ей открыла, влетела в комнату и завопила, путаясь в словах от возбуждения:

— Ваша милость! Ваша милость! Это он! Король! Нет, не король Генрих, а другой король. Ваш! Король Йорк! Король Эдуард!

Меня вдруг затрясло. Я плотнее завернулась в ночной капот и растерянно коснулась заплетенных на ночь кос.

— Он здесь? В городе? Это его так радостно приветствуют?

— Да, он здесь, и весь город его встречает, — снова затараторила служанка. — Люди зажигают факелы, освещая ему путь, и с пением бросают к его ногам золотые монеты. И к ногам его воинов тоже. Судя по всему, король направляется прямо сюда!

— Мама! Елизавета! Ричард! Томас! Девочки! — закричала я. — Вставайте! Одевайтесь! Ваш отец идет сюда! Он возвращается к нам! — Я схватила служанку за руку. — Скорей! Принеси мне горячей воды и мое лучшее платье. Брось возиться с дровами, это сейчас неважно. Кто из нас теперь останется сидеть в этом курятнике и греться у жалкого очага?

Я вытолкнула служанку из комнаты, еще раз приказав принести горячей воды, распустила косу и стала расчесывать волосы. Тут ко мне вбежала маленькая Елизавета. Испуганно тараща свои и без того большие глаза, она засыпала меня вопросами.

— Сюда что, плохая королева идет? Да, мама? Неужели плохая королева уже здесь?

— Нет, милая! Нет! Мы спасены. Твой родной отец решил нас навестить! Разве ты не слышишь, как радостно его приветствуют?

Я поставила Елизавету на стул возле зарешеченного окошка в двери, затем быстро умылась теплой водой и высоко подняла волосы, собрав их в тугой узел под головным убором. Служанка принесла мне нарядное платье и стала помогать завязывать ленты, все время в них путаясь. Тут мы и услышали громоподобный стук в дверь. Это мог быть только он, Эдуард. Елизавета тут же с пронзительным возгласом спрыгнула со стула и бросилась отворять, но испуганно отскочила, когда Эдуард вошел в комнату: он показался ей гораздо более высоким и мрачным, чем она его запомнила. Зато я бросилась к мужу, как была, босиком, и моментально оказалась в его объятиях. Он крепко прижал меня к себе, поцеловал и потерся колючим подбородком о мою щеку.

— А где наш сын? — сразу спросил Эдуард. — Как он? Здоров? Крепок ли?

— И здоров, и крепок. Ему только что исполнилось пять месяцев! — сообщила моя мать, внося в комнату тщательно запеленатого Малыша. Мать склонилась перед Эдуардом в глубоком реверансе и торжественно его поприветствовала: — Добро пожаловать домой, сын мой Эдуард! Ваше королевское величество!

Эдуард нежно отодвинул меня в сторону и шагнул к своей теще. Я и забыла, как легко и изящно он двигается — будто танцует! Он взял сынишку на руки, шепнув моей матери: «Благодарю вас!» — но, по-моему, вовсе ее не видел. Мой муж видел только своего сына. Разбуженный светом, маленький Эдуард открыл темно-голубые глаза и широко зевнул, разинув розовый ротик; потом как-то очень серьезно посмотрел в лицо своему отцу, словно отвечая на внимательный, изучающий взгляд серых глаз.

— Мой сын… — тихо промолвил Эдуард. — Прости меня, Елизавета! Прости, что тебе пришлось рожать его здесь! Я бы ни за что на свете этого не допустил…

Я молча кивнула.

— Ты уже окрестила его? И назвала Эдуардом, как я хотел?

— Да, как ты хотел.

— Он хорошо растет?

— Прекрасно, — гордо произнесла моя мать. — Он уже начал есть твердую пищу и понемногу к ней привыкает. Он вообще хорошо кушает и крепко спит. Такой веселый и умненький мальчик! Елизавета сама его кормила, и вряд ли кто-то другой мог бы стать для него лучшей нянькой и кормилицей. В общем, мы тебе тут сотворили настоящего маленького принца.

Эдуард растроганно посмотрел на мою мать.

— Спасибо, что позаботились о нем, — сказал он. — И все время были рядом с моей Елизаветой.

Наконец Эдуард посмотрел и на своих дочерей. Елизавета, Мария и Сесилия столпились вокруг него, тараща глазенки, словно это был не их отец, а какой-то диковинный зверь, может даже единорог, который внезапно вбежал, цокая копытцами, к ним в детскую.

Эдуард, возвышавшийся над дочерьми, точно башня, осторожно опустился на колени, но Малыша из рук так и не выпустил.

— Ну что, мои девочки, мои принцессы, — обратился Эдуард к дочкам, — помните ли вы меня? Меня ведь и впрямь долго не было, больше чем полгода, но я ваш отец. И хоть мне пришлось далеко от вас уехать, не было дня, когда я не думал бы о вас, мои милые, и о вашей прекрасной матушке. Клянусь, вскоре я непременно вернусь насовсем и мы снова будем жить во дворце, как прежде. Ну так вы меня еще помните?

У маленькой Сесилии задрожала нижняя губка, но тут заговорила Елизавета:

— Да, я хорошо тебя помню, папа! — Она положила руку отцу на плечо и без страха взглянула ему в лицо. — А ты меня помнишь? Я Елизавета. Я самая старшая, вот потому тебя и помню! А Мария и Сесилия еще слишком маленькие. Так ты помнишь свою Елизавету? Принцессу Елизавету. Когда-нибудь я вырасту и стану королевой Англии, как моя мама!

Мы рассмеялись, услышав столь уверенное заявление. Эдуард поднялся, передал Малыша моей матери и снова обнял меня. Ричард и Томас вышли вперед и опустились перед Эдуардом на колени, желая, чтобы он благословил их.

— Мальчики мои! — с нежностью воскликнул Эдуард. — Вот уж кому до смерти противно сидеть в этом курятнике!

Ричард кивнул и ответил:

— Я ужасно жалел, сир, что не остался с вами.

— Ничего, в следующий раз я непременно возьму тебя с собой, — пообещал ему Эдуард.

— И давно ты прибыл в Англию? — осведомилась я и услышала, как глухо прозвучал мой голос, потому что Эдуард тут же принялся распускать мне волосы. — Армию тебе удалось собрать?

— Меня поддерживают твой брат Энтони и все те, кто был со мной в ссылке: мой брат Ричард, Гастингс и еще несколько близких друзей. А теперь, судя по всему, на мою сторону перейдут очень многие. Георг расстался с Уориком и будет теперь сражаться за меня. Мы трое — он, Ричард и я — наконец-то снова обнялись как братья. Причем случилось это прямо под стенами Ковентри, под носом у лорда Уорика! Георг привел в наш стан лорда Шрусбери. И сэр Уильям Стэнли тоже перешел на мою сторону. Будут и другие.