— Ну-ка, прекрати, сестренка!

— Ладно тебе прежде времени, Танрэй! — Ал одной рукой обнял жену, другой за шиворот притянул к ноге Ната. — Сейчас разберемся.

Сетен потянулся и широко зевнул.

— А ну вас к проклятым силам! Так и передайте этим идиотам: кто тронет волка — размажу о скалы. Всё. Я пошел спать. Нат, идем со мной — подальше от всех этих меченых душевными болезнями.

Зверь высвободился из рук хозяина и шагнул к экономисту. Танрэй тоже кинулась к нему:

— Сетен! Пожалуйста! Не уходи, идем с нами!

— Пропадет она тут со своим солнечным сердцем, — вздохнул Тессетен, обращаясь к Нату. — Что ж, пошли, беспокойные вы мои.

На помосте лежал труп, а кругом дежурили гвардейцы. При виде Ала, Танрэй и Сетена один из офицеров попятился и отошел подальше. Конечно, им оказался Дрэян.

Труп был накрыт холстиной, но вездесущие мухи кружились над ним в предвкушении поживы. В здешней жаре разложение происходило быстро, и мертвец уже источал тошнотворный запах пропастины.

При виде волка жители города в панике отшатывались, но Нат шествовал с неподражаемым достоинством, словно не замечая, что все эти глупцы теперь его боятся, а еще вчера запросто позволяли играть с ним своим детям.

Танрэй стискивала руки мужа и его друга, боясь перепадов настроения, так свойственных Тессетену. Вдруг передумает и уйдет домой?

Их встретил управляющий, гневно взглянул на пса и отбросил холст.

При виде мертвеца Танрэй закусила губу и замерла с остановившимся от ужаса взглядом. Сетен тут же охватил ее за плечи, принудил отвернуться, толкнул в объятия Ала, под его опеку, а сам подошел к убитому.

— Волк не должен разгуливать где придется! — провозгласил городской управляющий. — Вот откуда у него эта рана на боку? А вот откуда: дикарь отбивался до последнего! В Эйсетти все было иначе, а в джунглях пес одичал, стал охотником…

«Оу, теперь я знаю, что произошло в джунглях с моей женой, — где-то на задворках сознания подумалось Сетену. — Она одичала».

А управляющий разливался желтопузой иволгой:

— Ваш волк уже стар, ему хочется свежей крови и мяса, а гоняться за оленями тяжело.

«Побегал бы ты с ним наперегонки, краснобай»…

— Скоро он начнет нападать и на нас — на ори, на наших детей! Вы по-прежнему будете тогда усмехаться, атме Тессетен? Почему вы молчите?

— Если ты хоть на минуту заткнешься, я, быть может, что-нибудь и скажу, — ответил тот, осматривая труп.

Управляющий, к удовольствию большинства, умолк. Все считали лидером города только Тессетена и всем не терпелось услышать, что скажет он.

— На первый взгляд… На первый взгляд, на раны от клыков зверя это похоже очень мало. Я в кулпатрии не сильно горазд, но очень уж странные отметины. Зверь уж рвет так рвет, треплет так треплет, а здесь будто вспарывали на протяжении какого-то времени чем-то острым. Иногда у мясников так рвется мясо, если его неудачно насадили на крюк. Вот как раз подъехал господин Паском. Кулаптр, а не взглянете ли с профессиональной точки зрения?

— Попахивает сговором! — вдруг громко, с вызовом, произнес один из гвардейцев.

Все оглянулись на голос. Даже командир, Дрэян, вскинул бровь от удивления.

— Господин Саткрон, как я понимаю? — вкрадчиво заговорил Ал, не сводя глаз с бывшего габ-шостера, некогда явившегося донимать их с Танрэй в дом Сетена и Ормоны. — Что дает вам право так говорить?

Саткрон выступил вперед и резко бросил:

— Вы там, во власти, все покрываете друг друга, даже взбесившегося пса, если он чей-то из ваших. А на Оритане по закону взбесившуюся бестию приговаривают к немедленной эвтаназии, и неважно, кому она принадлежит. Вы заигрались в богов! — капризно вывернутые губы его перекосило презрением.

— Гвардеец, встать в строй! — рявкнул Дрэян. — Вы понесете наказание за нарушение дисциплины!

— Мне плевать, Дрэян. Вообще-то не они, а ты должен был заниматься расследованием. Но ты же у них вместо ручной канарейки, тебя купили!

— Кретин! — процедил сквозь зубы командир, а потом снова возвысил голос: — Я велел вам встать в строй!

— Пошел ты знаешь куда? Я возвращаюсь домой, на Оритан, и как все настоящие мужчины буду убивать поганых северян! — габ-шостер полоснул ненавистью наблюдавшего за сценой Сетена. — Но хоть одно полезное дело я напоследок сделаю!

Выхватив атмоэрто, он дернул рукой в сторону Ната, однако выстрелить так и не успел.

Сетен, казалось, не сделал ничего. Никто ничего не увидел. Просто раскаленная волна смела Саткрона и впечатала его в каменный столб для электропроводов. Глухо стукнувшись о поверхность, гвардеец без сознания сполз в траву.

— Уймите своего гвардейца, Дрэян, — произнес Ал, подтаскивая к себе пса. — Или ему в самом деле придется убираться на Оритан.

— Он понесет заслуженное им наказание, — ответил тот с твердостью в голосе.

— А еще одна такая выходка с его стороны, — прибавил Тессетен, не глядя на воздыхателя жены, — и гвардеец Саткрон — да и любой, кто посмеет — вернется на Оритан в погребальном ящике.

Молча дождавшийся, когда они успокоятся, Паском поднялся на помост и наклонился над трупом.

Тессетен встряхнул головой, насупился, маскируя под космами горящее от ярости лицо, а Танрэй, одарив его восхищенным взглядом непонятного происхождения, благодарно пожала ему руку.

— И тебе спасибо, — обернувшись через плечо, тихо ответил он.

— Мне?!

— Тебе, тебе. Тс-с-с! Слушай.

И пока гвардейцы занимались Саткроном, Паском ворочал и разглядывал убитого, а потом, разогнувшись и вытерев руки салфеткой, проговорил:

— Мэхаху свернули шею, — он указал на странно изогнутый позвоночник мертвеца, положенного набок для демонстрации. — От этого он и умер, причем сразу. Он не отбивался, просто не успел, и его убили запросто, без сопротивления с его стороны. Остальные раны, возможно, нанесены для отвода глаз. Впоследствии труп был обезображен стервятниками и падальщиками. А крупные рваные раны, похожие на укусы, в самом деле нанесены какими-то большими крючьями, вроде мясницких. Может быть, убитого подцепили и волокли по земле на веревках.

По толпе пронесся ропот. Люди переглядывались в полной растерянности, уже забыв о том, что недавно обвиняли в этом волка.

— От меня — все, — завершил кулаптр, спускаясь с помоста. — Можно еще провести химическую экспертизу, но не думаю, что мы узнаем намного больше. Убийца или среди нас, или в поселке кхаркхи. Кстати, — Паском остановился, и лукавство вспыхнуло в его раскосых черных глазах, — Мэхах умер вчера в четверть двенадцатого вечера. А Нат с девяти часов и всю ночь обитал у меня, в моем доме, который хорошо запирается. Я зашил ему рану, и в благодарность он помял мне все цветы в оранжерее. Не знал, что он любит спать на клумбе, иначе загнал бы к себе в комнату. Поскольку пес ваш, — он указал глазами на Ала и Танрэй, — исправлять все придется вам. Так что жду.

Тут послышался звонкий цокот копыт по камням. На площадь въехала Ормона верхом на гайне и молча, свысока, окинула взглядом сборище.

Сетен быстро направился к жене, помог ей спуститься на землю, поцеловал в плечо, прижался щекой к ее виску и, зажмурившись, прошептал на ухо:

— Прости, прости, прости! Прости меня, дурака!

Она не выказала удивления или иных эмоций, только дрогнула слегка отстранилась, словно ей невыносимо больно было от его прикосновений:

— Ладно. А за что?

— Потом скажу.

— Кто это? — она указала на труп.

— Это уже не «кто», это уже «что»… Но на обычные развлечения кхаркхи это походит мало, правда?

Пропустив его вопрос мимо ушей, Ормона посмотрела в сторону группы гвардейцев, откачивавших Саткрона.

— Там — тоже «что»?

— Кхем… почти… — уклонился Тессетен.

Она зловеще покивала, и только дома напомнила о своем желании узнать, за что ей нужно было простить его.

Переживая страшный стыд, Сетен признался, что заподозрил ее вчера в охоте на Ната из-за глупого совпадения.