Неподвижные машины бессмысленно громоздились в ангарах за городской чертой, ржавея и ветшая. У эмигрантов с востока не осталось даже этого…

Вскоре Ал понял, что лидеры подыскивают, где размещать новых жителей, и задал прямой вопрос — уж не хотят ли они тесниться из-за пришлых сородичей?

— Конечно! — удивилась жена лидера. — Вы ведь теперь вольетесь к нам?

Лидер вопросительно смотрел то на Ала, то на Афелеану. Помнящая была невозмутима, тоже уверенная, что Ал намерен соединить миссии в одну, и не поверила ушам, услышав его ответ:

— Нас настолько много, что здесь придется строить еще один такой же поселок.

— А где же остальные?

— Они остались в Тизэ, на плато. Полагаю, нецелесообразно волочить их сюда с тем, чтобы строить здесь второй город. Мы вернемся в Тизэ.

Оправившись от удивления, много позже спросила Афелеана:

— Почему вы так решили, Ал? Ведь Паском хотел, чтобы мы объединились!

— Мы и без того объединились: географически они не так уж далеко от нас. Но я переговорил с Кронрэем, и он считает плато наиболее подходящим местом для поселения. Там есть все необходимые условия для быстрого строительства, там, по моим расчетам, сейсмически спокойная зона, там возможно с успехом организовать аграрное хозяйство. Так для чего нам тратить силы на этот переезд, когда здесь заведомо хуже? И еще: Учитель говорил, что здесь нет «куламоэно». Оно если и существует, то именно в тех местах, где остались наши… Мы обживемся и продолжим его поиски…

Он нарочно говорил так, чтобы никто не захотел с ним спорить. И никто не захотел.

А по возвращении все они занялись возведением нового города посреди саванны, на которую с гористой части края медленно, но верно надвигалась сухая и знойная пустыня…

Теперь Сетен в качестве охранника всюду сопровождал Вартата и его жену. Толку от него было мало: деревья, судя по всему, падали «не туда» исключительно редко, а сумасшедших, которые вознамерились бы напасть на ментала с попутчицей под боком, что-то не находилось. Были еще дикие звери, которые теоретически могли бы незаметно подобраться к увлеченным контролем над рабами Вартату и его супруге. Но и они пока не появлялись.

Зато горе-телохранителю теперь приходилось быть постоянно начеку, ведь задумавшись можно и брякнуть что-то вслух, и на этом его карьера, а также, возможно, жизнь кулаптра Тиамарто прервется. Вместе с надеждой на освобождение всех пленных. Получается, очень трудно говорящему казать из себя безгласного…

Но больше всего Тессетена беспокоило другое. Он чувствовал, что пранэио восстанавливается с каждым днем. А скрыть ее от ментала так же сложно, как беременность на позднем сроке — от кулаптра. То есть, нереально. Скоро эту энергию можно будет ощущать на вкус, она заполнит его без остатка, и он будет фонтанировать ею, как сверхновая звезда. Теперь он слышал зов своего наследного меча: дар аллийцев прятали где-то поблизости, возможно даже в доме старейшины, отца Вартата. Сетену снова стал сниться чудесный клинок. А все это — первый знак того, что силы вернулись…

Нужно было что-то предпринять. Что-то несомненно рискованное, но без чего никак не обойтись.

И вот, когда до улыбки Селенио[32] оставалось каких-то пара дней, Тессетен понял, что скрываться дальше бессмысленно: Вартат и самодурствующая стерва вот-вот почуют исходящую от него пранэио, несмотря на все предосторожности той, которая его хранит.

«Да. Совершенно верно. Ступай к ребятам во что бы то ни стало. Сегодня же!»

Не заснуть было нетрудно: с тех пор как характер его занятий изменился, физические силы не утекали в никуда на тяжелых работах, и сон одолевал менее охотно, чем прежде. Сетен сидел на своем тюфяке в маленькой каморке сбоку от дверей в комнаты супругов-менталов и чутко прислушивался. Дом, казалось, вымер. Да и сама зима влияла на людей, превращая их в вялых и сонных мух даже днем. Только бы проклятая нога не подвела, иногда она неловко подворачивалась в самый ненужный момент, и он рисковал наделать шуму.

На ночь его разоружали, и Тессетен даже не представлял, где сейчас его палица. Быстро одевшись, он крадучись и на всякий случай при каждом шаге пружинисто приседая на больную ногу, вышел в коридор. Оставалось дойти до конца, выбраться в сени, а оттуда — во двор.

И вот в сенях, когда до крыльца оставалось не более двух-трех шагов, он споткнулся обо что-то мягкое. Мягкое всхлипнуло и приготовилось завопить. Сетен быстро подхватил его с пола и зажал рот ладонью, а потом рассмотрел, кто это был.

В его руках трепыхалась девчушка, прислужница Вартатовой жены, которую та с наслаждением мутузила чуть ли не каждый вечер. Девчонка была еще совсем юной — наверное, ровесницей Фирэ или чуть-чуть старше — но такой забитой и неряшливой с виду, что возраст сразу не определить.

— Тс-с! — шепнул ей Тессетен.

Узнав его, девчушка закивала и расслабилась. Он рискнул отпустить ее.

— Я не скажу им. Только заберите меня потом с собой! Я их ненавижу! — с горячим напором зашептала она.

Сетен решил играть по-старому, заулыбился и замычал, показывая, что шел на улицу по нужде. Девчонка хихикнула:

— Да я знаю, что вы нормальный!

Он чуть не поперхнулся:

— Откуда?

— У вас глаза умные.

— Откуда только ты такая приметливая выискалась?

— Я не выискалась, я с ними давно. Мама погибла, а эта, — она кивнула в сторону комнат, — еще на Оритане ее ненавидела… Вы мне скажите, если что нужно, я могу сбегать: за мной не следят.

— Знаешь, я уж как-нибудь сам. Ты главное покарауль, чтобы никто меня тут не хватился…

— Ладно. А как зовут вашего командира?

— А что?

— Ничего, — она смущенно отвернулась, наверняка озарившись румянцем до самых корней волос. — Так… просто…

— А как зовут твою хозяйку?

Девчонка поежилась, поманила его к себе и, обняв ладонями косматую голову, шепнула на ухо имя.

— Вот как? Ну спасибо. А твою зазнобу Тиамарто звать, — усмехнулся Сетен.

— Да ну вас! Как скажете… Идите уже!

Тихо посмеиваясь, экономист выскользнул наружу и задворками добрался до ограды.

Охранники у бараков мирно подремывали рядом с затухавшими кострами. Тессетен прощупал их сознание — дрыхли, как суслики. Но он не удовлетворился этим везением и погрузил их еще глубже, почти в транс, снабдив по пути повелением проснуться перед самым рассветом, ни раньше, ни позже.

Хуже было, что и в бараке, где поселили его ребят, все спали мертвым сном. Добудиться Тиамарто и Фирэ было непросто.

— Да ну вас к проклятым силам! — осерчал наконец экономист. — А ну проснулись живо!

И отправил им такие сновидения, что оба в ужасе подскочили, готовые заорать.

— Тихо! Теперь слушайте и внимайте. Способны?

— Учитель! — обрадовался Фирэ.

— Да, мой мальчик, я тоже рад видеть тебя, но всё потом. Теперь же слушайте, что мы сделаем завтра, когда нас немного отведут от поселка…

Утром случился снегопад. Кое-как накормленные пленники зябли в ожидании хозяев. Наконец в конце улицы показались Вартат и его свита во главе с непременной попутчицей. Тиамарто разглядел и широкоплечую фигуру атме, который держался чуть позади от менталов верхом на такой же, как у них — коренастой и мощной — гайне. Сила его, такая заметная еще вчера ночью, сейчас не проявлялась совсем.

Уж скорее бы гипноз, там хотя бы не чувствуешь мороза!

Вартат не заставил себя ждать. Привычная вялость охватила мозг Тиамарто, а затем все закружилось…

…и молодой целитель снова вернулся к реальности. Он успел только заметить, что все они уже в другом месте, неподалеку что-то орет сиплым голосом женщина — менталка-попутчица — а Тессетен сцепился в поединке с Вартатом. Все пленники очнулись. Кулаптр тут же вспомнил ночные наставления и, выдернув из-за кушака топор, бросился на конвоиров. Попутно он увидел, что чуть поодаль в сугробе возятся на четвереньках жена Вартата и тот самый парень, которого она заставила тогда отобрать аллийский меч у атме. «Я не хочу! Не надо!» — орал парень, но при этом тут же неестественно дерганными движениями скручивал бабенку в бараний рог. Наконец, пристроившись сзади, он показал ей, как проходят псовые свадьбы. Во всяком случае, менталка, которая почему-то лишилась своих возможностей, так же визжала и извивалась, как визжит и извивается при случке течная сука, пытаясь вырваться из цепких объятий и прекратить неестественное соитие, а ее одноразовый жених рычал что-то нечленораздельное и тут же умолял кого-то отпустить его.