— Кто с боссом?

— Марсель.

— Что ты видишь?

— Движение.

— Какое движение, черт побери?

На мое счастье, ближайший охранник оказался трусом. Он должен был немедленно проверить западный пролет — но вместо этого поднялся на вершину восточного и присоединился к своему коллеге.

— Пошли назад.

— Движение сразу в нескольких местах.

— Какого черта?

Это был мой шанс. Никто не смотрел в мою сторону. Я выскользнул из своего убежища и стремительно — с поистине балетной сноровкой, хотя сухожилия тут же опасно натянулись — преодолел последние каменные ступени.

Точно в момент, когда я добрался до верха лестницы, дверь в стеклянной стене открылась, и тот самый итальянец со свиным рылом — видимо, Марсель — шагнул мне навстречу.

Конечно же, наши глаза встретились. Конечно же, хватило одного взгляда, чтобы почувствовать, что мы с ним один на один, что мы словно связаны общей тайной. Чтобы понять, кто есть кто.

Я выстрелил ему прямо в лицо.

Положение было опасным — в том смысле, что он так же мог бы застрелить меня секундой раньше. Он даже поднял пистолет. И я чувствовал его руку, словно свою. Но я оказался быстрее; как по волшебству, моя рука поднялась по идеальной дуге в сорок пять градусов, нацелила «Парабеллум» ему прямо в голову, и — как точный механизм в чьих-то умелых руках — нажала на курок.

Пуля из глушителя попала ему в лоб (будто кто-то неряшливо нарисовал на нем большое красное бинди), и он бесшумно шлепнулся на землю. Жаклин Делон, в шелковом платье сливочного цвета, стояла в комнате, совсем недалеко. Она сжалась и зажмурилась, словно услышала, как кто-то разбил бесценную вазу. Я взглянул направо и увидел двух охранников на нижнем этаже с биноклями ночного видения, но они смотрели в другую сторону и ничего не слышали.

Я не мог медлить ни секунды, так что в один прыжок добрался до Марселя, втащил его внутрь и закрыл за собой стеклянную дверь. Это была та комната с баром, где мы выпивали и разговаривали еще утром; кроме меня, Жаклин и мертвого Марселя, тут никого не было. Мадам Делон медленно расправила плечи. «Парабеллум» у меня в руке быстро разъяснил ей, что к чему: я застрелю ее, если она издаст хоть звук. Я уже убивал людей. Марсель свидетель. Ее взгляд говорил о том, что она поняла.

Она спокойно произнесла:

— Боже, я уже боялась, что ты ушел навсегда.

— Оставь это дерьмо для кого-нибудь другого. Я знаю о сделке с вампирами. Я вернулся только за дневником Квинна и камнем. Давай-ка в подвал. У меня нет времени. Так что побыстрей. Ок?

Она вскинула брови. Откуда-то звучала тихая музыка. «No Easy Way Down»[25] Дасти Спрингфилд. В помещении стоял резкий запах пачули. С утра его еще не было.

— Ты понял все слишком буквально.

Она старалась не смотреть мне в глаза, перебегая взглядом с одного предмета на другой. С улицы донесся голос охранника: «Нет, Марсель с ней. Нам здесь не помешали бы еще двое, тогда весь периметр будет под присмотром». Я схватил ее за волосы и приставил дуло к подбородку, из-за чего дротик полетел на пол, чуть не проткнув мне ногу.

— Не делай из меня идиота. Пожалуйста. Пошли. Сейчас же.

— Ты неправильно меня понял. У меня нет дневника. И камня тоже.

— Утром они еще были у тебя.

— Я не лгу. Они у кое-кого другого.

— Позволь поинтересоваться, у кого же?

Напряжение в ее голосе вдруг заставило меня догадаться. Я уже интуитивно знал, что сейчас она поднимет глаза и посмотрит вверх, на того, кто был за мной. И она посмотрела вверх:

— У него.

В следующую секунду я подумал, что не имеет смысла осторожничать и отвечать в духе: «Ты ведь не думаешь, что я сейчас повернусь и посмотрю назад?» — и обернулся.

Он был здесь все это время; «он» — это вампир, а «здесь» — значит парил под самым потолком, прямо над дверью. Судя по тому, что пренебрежение к законам гравитации — навык, которым обладают лишь те, кто, как говорят, потратил на это несколько веков, я решил, что передо мной очень старый вампир. Я смотрел, как он медленно приземляется — опрятный стройный мужчина лет пятидесяти (хотя он вполне мог водить дружбу еще с Рамзесом) с элегантно зачесанными седеющими волосами и спокойным маленьким лицом. Серо-зеленые глаза и тонкие губы. Небольшая ямочка на подбородке. Он был в черных узких брюках и черной водолазке. Я вспомнил о тех днях, когда зрелище вот так левитирующего по воздуху человека повергло бы в шок любого, о днях, когда такое еще не показывали в каждом втором фильме. В современном мире все поставлено с ног на голову: ты сталкиваешься с таким в жизни и остаешься поражен лишь тем, насколько это похоже на скучный и бессмысленный спецэффект.

— Раз уж вы в курсе сделки, — произнес вампир, как только его ноги коснулись полированного дубового пола, — не будем терять времени и сразу перейдем к делу. Предоставьте нам свои услуги добровольно, и получите дневник Квинна и дружбу со всеми пятьюдесятью Домами до конца жизни.

Я не стал спрашивать: «Иначе что?». Теперь, когда видел вампира, я чувствовал его запах, и это сбивало с толку. Непреклонный инстинкт раздраженного ощетинившегося волка требовал сию же секунду наброситься и оторвать его тупую башку. Но инстинкт самосохранения говорил, что из такой схватки мне не выбраться без потерь. И вот передо мной мучительный выбор: убить его. Убежать. Убить его. Убежать. Вдруг с улицы раздался выстрел, очевидно, стреляла охрана на крыше.

— Что там происходит? — спросила Жаклин. Я все еще держал ее за волосы. От них пахло «Пантином». Комната была пропитана ароматом пачули, чтобы скрыть parfum de vamp.[26] Он оставался невозмутим — абсолютно ровная осанка, руки по швам, ни намека на улыбку, только знаменитое вампирское спокойствие и безупречное самообладание, как у уличного мима или жонглера. Он говорил по-английски с итальянским акцентом. Дом Мангьярди? Это не имело значения. Значение имело лишь то, что я не удосужился сосчитать, сколько вампиров село в машину. Четверо уехали, один остался. Стоит ему захотеть, и я в ту же секунду окажусь оглушенным, с кляпом во рту и в мешке, и даже не успею понять, что случилось. Будь я в волчьей шкуре, я бы мог дать ему отпор. Но как человек я могу оказать сопротивление не больше, чем резиновая кукла.

— Джейкоб, прошу, — сказала Жаклин, — мне больно.

Мысль сдаться им в плен уже начала казаться эстетически допустимой, она подкралась незаметно, положила руки мне на плечи и уже дышала в ухо. Теперь, стоило только захотеть, и я мог бы обрести покой, растворяясь в воли того, кто сильней меня. Без сомнения, так Клоке чувствовал себя с мадам Делон.

— Джейкоб, прошу, — повторила Жаклин, — пожалуйста.

Я ослабил хватку. Отпустил ее. Она отошла. Маленькая женщина с миниатюрным лицом и телом, которое скоро проиграет битву со временем и начнет стареть. Я вспомнил о бешеном энтузиазме Клоке, когда он говорил о ее анусе, и улыбнулся.

— Прекрасно, — сказал вампир. — Продолжим?

Сомнений не было. Я иду с ними. По своей воле или после молниеносной схватки, но я иду с ними. Воображение уже нарисовало сумасшедший фильм о том, как я приживусь в лагере вампиров, как сначала буду их пленником, а потом у нас найдутся общие темы для разговоров, и мы подружимся; как мы будем рассказывать друг другу истории из жизни монстров, как я инвестирую средства в проект Гелиос, как вопреки природе начнется запрещенная связь между видами — я вспомнил холодную Миа и ее прекрасные ножки — вдруг резкий монтажный переход к сцене, где я в обличье волка лежу на хирургическом столе, привязанный по рукам и ногам, и кричу, пока вокруг меня ходят кровососы в белых халатах; кровь течет у меня из ушей, из носа, из прямой кишки…

Снова выстрелы на улице. Крики. Шум вертолета. Я подумал, как там бедняга Клоке. Еще я прикинул, смогу ли быстро присесть, схватить дротик, который с недавних пор лежал на полу возле моей ноги, и метнуть его прежде, чем вампир успеет что-нибудь сделать. Конечно, это не причинит ему никакого вреда (ведь дротик из металла, а не из дерева) — я мог бы с тем же успехом просто показать ему средний палец, однако в моем плачевном положении я рассчитывал хотя бы на эффект неожиданности.