С трудом переставляя ноги, он прошел по пушистому ковру к письменному столу, держа в руке письмо.

— И не только странных, — докончил он, тяжело опускаясь в свое кресло, спинка которого была украшена тонкой искусной резьбой. Приглядевшись внимательней, Джек различил в ней стилизованные сплетения змеиных колец. Ему опять вспомнились некоторые фрагменты из письма дяди Вильяма. Да и неудивительно: письмо было столь необычным, что каждая его фраза врезалась в память.

Откинувшись на мягкую спинку кресла, Джек спросил, стараясь унять дрожь в голосе:

— Мой приезд уже оказался ненужным?

Казалось, профессор не расслышал вопроса, так как все его внимание сосредоточилось на кинжале. Взяв его в руки, дядя Вильям пристально вглядывался в сложный орнамент, украшавший рукоятку кинжала. Ответ последовал не сразу.

— Было время, когда я так считал.

Профессор провел пальцем по блестящему бронзовому лезвию.

— Но теперь… А ведь пословица утверждает, что молния никогда не ударит подряд два раза в одно и то же место, — закончил он непонятными словами.

Глухой, бесцветный голос, оборванные фразы, непонятные зловещие намеки производили тягостное впечатление.

Джек попытался разрядить гнетущую атмосферу, переведя разговор на другую тему:

— А как поживает Роберт? — спросил он и вздрогнул.

Лица сидящей в углу Кэй Грэнмор видеть не мог, так как она резко опустила голову, но его поразил изданный девушкой звук, очень похожий на сдавленное рыдание.

Лицо профессора застыло и стало удивительно похожим на одну из ацтекских масок, украшавших стены его кабинета. Он поднял руку, хотел провести ею по лбу, но рука бессильно упала.

— В чем дело? Что случилось? Роберт куда-нибудь уехал? — Джек переводил вопросительный взгляд с кузины на дядю. Их молчание становилось совсем невыносимым.

Профессор таким резким движением положил на стол кинжал, что комнату наполнил вибрирующий звук металла.

— Роберт… Роберт умер.

Глухой, прерывающийся голос профессора доносился как будто из-под земли.

Потрясенный, Джек вскочил с кресла и уставился на дядю расширенными от ужаса глазами:

— Что?! Что случилось с Робертом? Да нет, я наверняка ослышался, этого быть не может!

— Роберт умер, — угасшим голосом повторил профессор.

Джек бессильно опустился в кресло. Казалось, голова не выдержит внезапно пронзившей ее боли. Два страшных слова оглушили, как прямой удар в челюсть. Обильный пот выступил на лице, но не было сил поднять руку, чтобы вытереть медленно стекающие капли.

Оглушенный, словно окаменевший Грэнмор молча смотрел на профессора, лицо которого все еще напоминало безжизненную маску. С трудом ворочая языком, он спросил:

— Но как же… Но когда ты мне писал… — Нет, сейчас Джек не мог точно выразить то, что хотел сказать.

Дядя, однако, понял его. Переведя взгляд на окно, к которому прильнула непроницаемая ночная тьма, он произнес:

— Да. Тогда, когда я писал письмо, Роберт был еще жив. И долгое время после того… Всего две недели, как он умер.

Джек закрыл глаза, стараясь сдержать жгучие слезы. Роберта он любил, как родного брата.

— Умер…

С этой мыслью было невозможно примириться. Роберт, как наяву, встал перед глазами — великолепно сложенный, полный сил юноша. Когда они виделись последний раз, он готовился к чемпионату страны по боксу и у него были все шансы занять одно из призовых мест. И вот теперь…

Огромным усилием воли Грэнмор призвал себя к порядку.

— Какое несчастье… — Он облизал языком внезапно пересохшие губы. — А как?.. Трагическая случайность?

Кэй медленно опустила руки, закрывавшие ее лицо. Рыдания рвались из глубины души, мешали излиться словам.

— Да, он умер внезапно… Сердце…

Профессор поднял стоящий на столе стакан с какой-то темной жидкостью и стал с усилием пить ее мелкими глотками, как будто каждый из них причинял ему боль.

— Сердечный приступ, — глухо повторил он. И опять уставился в непроницаемую темноту за окном. — Точно такой же сердечный приступ, от которого месяц назад умер мой камердинер Джонсон.

Кэй бросилась к отцу.

— Папа, успокойся, ну что ты! — Она наклонилась к отцу, прижав лицо к его морщинистой щеке. — Ведь доктор Якоби считает что Джонсон скончался от инсульта.

Такая сила, такая убежденность звучала в ее голосе, что Джек понял — девушка во что бы то ни стало хочет заставить отца поверить ей. Он обязательно должен поверить! Она убеждала, приказывала, умоляла…

Отставив стакан, профессор опять поднял со стола кинжал.

— Ты права, девочка, — медленно произнес он. — Доктор Якоби действительно так считает. Интересно… — дядя Вильям глубоко перевел дыхание. — Интересно, какой диагноз он поставит в следующий раз? От чего умрет следующая жертва, когда придет ее черед?

Ночь, как резина, тянулась и тянулась. Джеку казалось, что конца ей не будет. Страшная весть засела в сознании мучительной, саднящей занозой.

Что означали непонятные слова дяди? Неужели есть какие-то основания полагать, что Роберт погиб насильственной смертью?

В мучительных раздумьях Грэнмор ворочался с боку на бок, тщетно пытаясь заснуть. Сон не приходил.

Когда утром молодой человек вышел из своей комнаты, во всем теле чувствовалась гораздо большая усталость, чем вчера, а ведь тогда он был измучен нелегкой дорогой в несколько тысяч миль.

За столом он застал лишь Кэй, кресло дяди оставалось пустым. В ответ на вопросительный взгляд Джека девушка ответила грустной улыбкой:

— Отец просил извиниться перед тобой, но он… — она на секунду запнулась и докончила, — но он работает. Последнее время он стал очень много работать, — тихо добавила она.

Джек ответил ей ободряющей улыбкой. До правил ли хорошего тона сейчас, когда в доме такая трагедия? Какие могут быть церемонии? Тем более, что здесь он, Грэнмор, с полным основанием может считать себя не гостем, а полноправным членом семьи.

Когда Джек при дневном свете увидел лицо кузины, у него болезненно сжалось сердце. Как она изменилась! Теперь это была лишь тень прежней Кэй. Пережитое горе изменило до неузнаваемости прежде веселую, жизнерадостную девушку. Ничего удивительного, ведь она так любила своего брата!

Пытаясь отвлечь девушку от грустных мыслей, Джек попробовал завести разговор на посторонние темы, но у него ничего не получилось. Хотя Кэй всеми силами старалась сделать вид, что внимательно слушает гостя, тот понял, как далеки ее мысли от того, о чем говорили за столом. То и дело вежливая улыбка замирала на бледных губах, а взгляд устремлялся в пространство.

Разговор не клеился. Впрочем, и сам Джек с трудом заставлял себя болтать притворно беззаботным тоном на нейтральные темы.

Кэй закончила пить чай и отрешенно поставила на стол пустую чашку.

— Когда я смогу поговорить с дядей? — спросил ее Джек.

— Что? — девушка непонимающе смотрела на него. — Ах, да. — Она провела рукой по лбу. — Папа… папа просил, чтобы ты зашел к нему во второй половине дня.

Джек бросил взгляд на часы. Во второй половине дня? Столько ждать? Над домом нависла какая-то жуткая тайна, а ему приходится столько времени оставаться в неведении.

— Кэй, — осторожно начал он, — дорогая, я очень прошу извинить меня, но… — молодой человек запнулся в поисках подходящего слова.

— За что ты передо мной извиняешься? — подняла голову девушка.

— Видишь ли… Я понимаю, что тебе тяжело говорить об этом, но все-таки прошу… Мне надо знать, на что дядя намекал… Какие у него подозрения…

Девушка вздрогнула. Инстинктивно сжались пальцы руки, до того безвольно лежащей на столе.

— Ты… — голос ее дрогнул, — ты имеешь в виду то, что он говорил о смерти Роберта?

— Да.

Джек отвел взгляд. Невыносимо было глядеть на бледное личико, искаженное мучительной болью.

— Видишь ли… Я не могу говорить наверняка, он мне никогда прямо об этом не сказал, но… — Глаза девушки заблестели от сдерживаемых слез. Каждое слово давалось ей с трудом.