— Уж не влюбились ли вы в нее, герр Бреман? — лукаво прищурился Выганович.

— О, я-то не влюбился и вас хотел бы предостеречь от этой глупости.

— Зачем же предостерегать, коль скоро красавица-англичанка покинула нас?

— Я предостерегаю не только от англичанки.

— Вы совершенно правы, господин редактор. Бармен, пожалуйста, еще раз два «мартеля», но на мой счет. Что ж, я предлагаю тост: долой любовь!

Бразильский ювелир и шведский журналист без тени улыбки выпили до капли свой коньяк за этот странный тост.

Поздно вечером, вернувшись к себе в номер, капитан, казалось, собирался спокойно лечь спать. Однако, плотно задернув шторы, он тщательнейшим образом обыскал все помещение — не установлено ли в его отсутствие какое-нибудь подслушивающее или подглядывающее устройство. Не обнаружив такового, он лег в постель. Дверь на ключ запирать не стал.

Как обычно, около одиннадцати он погасил свет, но вместо того, чтобы попытаться спокойно заснуть, быстро сполз с постели на пол и, стараясь не производить ни малейшего шума, добрался по ковру до кресла, которое предварительно поставил так, чтобы оно оказалось за дверью, когда ее откроют. Под одеялом на постели он оставил вместо себя куклу, на изготовление которой использовал собственную пижаму, набив ее двумя пледами.

Капитан занял свой пост в кресле. Кроме пистолета, он запасся коротким, но тяжелым ломиком — страшное оружие в рукопашной.

И потекли томительные минуты ожидания. Часы на здании «Нордиска» давно уже пробили полночь, после этого прошло еще не менее двух часов, но ничего не происходило и ничто не нарушало ночной тишины комфортабельного отеля. Капитан не смыкал глаз и чутко прислушивался к малейшему шуму. И все-таки он не услышал легких шагов в коридоре, и о том, что кто-то явился, узнал лишь тогда, когда ручка его двери дернулась, дверь бесшумно открылась, и в образовавшуюся щель просунулась чья-то голова.

Весь напрягшись, капитан сжал в руке лом, готовый ударить немедля, если это окажется мужчина. Но это была Маргарет.

Проскользнув в комнату, девушка прикрыла за собой дверь, заперла ее на ключ и осторожно приблизилась к постели.

— Ты спишь? — шепнула она. — Я не могла прийти раньше.

Неслышно подойдя сзади, Михал крепко обнял ее. От неожиданности девушка тихонько вскрикнула и попыталась освободиться.

— Не бойся, это я, — успокоил ее молодой человек. — Просто я приготовил тебе маленький сюрприз.

Девушка вскоре уснула, свернувшись в клубочек, а капитан всю ночь не сомкнул глаз. И хотя ее ласки были нежны и горячи, хотя она не задала ни одного подозрительного вопроса, хотя сегодня она пришла без медальона с изображением Нефертити, капитан был на чеку. Правда, он тоже не задавал никаких ненужных вопросов и старался не выйти из образа безумно влюбленного бразильского миллионера, но помнил о том, что девушка носит роковое изображение, а, значит, с ней надо держать ухо востро.

Похоже, несмотря на все усилия капитана, Маргарет все же что-то почувствовала. На рассвете, целуя его на прощание, она тихо шепнула:

— Ты уже не любишь меня. Больше я к тебе не приду. Прощай.

Не дожидаясь ответа, девушка быстро выскользнула из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь.

После этой ночи девушка явно избегала встреч с бразильским ювелиром. А если случайно встречала его в коридоре отеля, приветствовала, как положено хорошо вышколенной горничной, милой улыбкой, сопровождаемой ничего не говорящими обязательными словами: «Добрый день, уважаемый господин».

Офицер со своей стороны тоже не пытался восстановить столь внезапно прерванную связь, но и обмануть самого себя тоже не мог. Сердце его рвалось к девушке, как он ни убеждал себя, что должен выбросить из головы даже мысли об этой коварной шпионке. Ничего не получалось. Девушка по-прежнему нравилась ему. И даже больше, чем просто нравилась.

Несколько дней прошло в полном спокойствии.

В эту пятницу профессор, как обычно, после обеда заперся в своем номере и принялся за работу. Портфель, как и положено, был пристегнут к массивному креслу в спальне. Все это капитан установил с помощью своего перископа и собственными глазами убедился — полный порядок. По всей видимости, Варшава-таки сделала профессору втык, и теперь он вел весьма упорядоченный образ жизни. По возвращении из «Шведского атома» он обедал, а потом запирался у себя в номере и принимался за работу. Усердно трудился до самого ужина, ни разу больше не выходил в город, ужинал в ресторане отеля и опять возвращался к себе. Часа два читал, потом ложился спать.

Капитан не знал, получил ли такой же втык его ассистент, но, если даже и получил, это никак не отразилось на его поведении. Молодой человек по-прежнему все вечера, до поздней ночи, просиживал в баре, и редко когда уходил оттуда один. Выгановичу стало известно, что в администрацию гостиницы неоднократно поступали жалобы от соседей молодого поляка на шум в номере 749, нарушавший их ночной покой.

Итак, в пятницу все было в полном порядке, профессор сидел и работал и, видимо, собирался, как обычно, работать до ужина. Тем не менее капитан не покидал своей комнаты. Приемник, настроенный на радио Люксембург, передавал тихую музыку.

А тем временем этажом ниже стали разворачиваться совсем не предусмотренные события.

В комнате профессора зазвонил телефон. Роман Яблоновский поднял трубку, выслушал собеседника, сказал в трубку несколько слов, а потом, заперев апартаменты, спустился на лифте в кафе на первом этаже отеля. Капитан не мог этого знать, так как не слышал никаких подозрительных шумов и считал, что профессор работает, как обычно. Спускать лишний раз перископ не было необходимости, да и небезопасно было это делать в такое время, когда царило оживление как на улице, так и в гостинице. Не мог знать капитан и о том, что, как только профессор покинул свои апартаменты, в другом конце коридора показался высокий красивый блондин, тот самый, что прибыл в «Минерву-палас» из ФРГ.

Подойдя к двери номера, занимаемого польским ученым, молодой человек быстро осмотрелся и, не увидев никого в пустом коридоре, сунул ключ в замочную скважину, быстро отпер дверь и вошел внутрь.

Заперев за собой дверь, Джек вынул из-под пиджака тонкую, но очень крепкую нейлоновую леску и, выйдя на балкон, привязал один ее конец к балконным перилам. Он завязал ее так называемым «воровским» узлом, который позволяет спуститься по леске а затем и леску отвязать, крепко дернув за нее. Теперь, когда был подготовлен путь к отступлению, можно было приняться за работу.

Агент ЦРУ долго и очень внимательно рассматривал портфель, не прикасаясь к нему. Особое внимание он уделил цепочке, которой портфель крепился к креслу. Сделано прочно, такую не перепилишь без шума, да и понадобится не меньше получаса. Уж проще перепилить ножку кресла.

Вынув из кармана миниатюрный предмет на резиновой присоске, Джек, немного подумав, закрепил его под сиденьем того кресла, к которому был прикован портфель, видимо, действуя по принципу, что темнее всего под самым фонарем. Второй миниатюрный микрофон он столь же ловко прикрепил к нижней поверхности небольшого изящного письменного стола, стоящего в гостиной.

После этого шпион занялся вещами профессора. Быстро и ловко он осмотрел висящую в шкафу одежду, проверил, не спрятано ли что под стопками белья. Проверил постель. Перелистал лежащие на столе книги, особое внимание уделяя заметкам на полях. Попытался прочесть разложенную на столе рукопись, которую профессор читал перед уходом. Поняв, что написана она на непонятном для него языке, агент ЦРУ вытащил из кармана маленький фотоаппарат и сфотографировал несколько страниц. Специалистам в Лэнгли этого будет вполне достаточно для того, чтобы определить, является ли рукопись интересующим их описанием работ над обогащением урана или это не представляющая никакого интереса для военного комплекса США научная работа, которой польский профессор занимается для собственного удовольствия в свободное от «Шведского атома» время. Второе более вероятно, но добросовестный Джек не допускал в своей работе никаких упущений. Впрочем, интересы ЦРУ столь разносторонни, что никогда не знаешь, какие именно сведения могут пригодиться. А вдруг это нечто эпохальное? Тогда он вернется сюда и переснимет всю рукопись.