— Ничего не понимаю. Как совместить скромную должность с дорогой автомашиной? Я уже не говорю, что с такой внешностью пойти в горничные… Недаром, видно, говорят — в Швеции самый высокий в мире жизненный уровень?

Оказалось, родители девушки являются владельцами крупной гостиницы в Гетеборге. По окончании средней школы их единственной дочерью они направили ее на двухлетнюю практику в один из самых фешенебельных отелей Швеции. В стокгольмском отеле «Минерва-палас» Маргарет изучит постановку гостиничного дела, а для этого ей надо познакомиться со всеми его тонкостями. Вот почему ей разрешили на некоторое время стать горничной на этаже, хотя строгими правилами «Минервы» предусмотрено нанимать в горничные лишь немолодых женщин.

— Одним своим видом горничная должна пресечь в зародыше все попытки с ней пофлиртовать, — смеясь пояснила девушка. — Ей грозит немедленное увольнение, например, за то, что она примет приглашение гостя выпить с ним коктейль в баре. — И девушка с удовольствием потянула через соломинку зеленую жидкость из своего бокала.

— Но ведь это же гостиница, а не монастырь! — возмутился бразилец.

— Разумеется. Вот гости и пользуются ее благами, а обслуживающему персоналу все это запрещено. Впрочем, такие порядки заведены не только в «Минерве», но во всяком уважающем себя отеле. То же самое и в нашей гостинице в Гетеборге.

— А после работы?

— После работы обслуживающий персонал может делать, что хочет, это его право. Но девушкам запрещается водить знакомство с постояльцами гостиницы и в нерабочее время.

Интересный разговор пришлось заканчивать, так как девушка торопилась на работу. Дальновидный капитан не стал задавать вопросов об интересующих его постояльцах гостиницы, успеется, но зато узнал, что горничную-практикантку зовут Маргарет. Узнал он также и еще одну очень важную вещь, а именно: нравы в Швеции гораздо более строгие, чем это представляется иностранцам, которые судят по шведским фильмам и иллюстрированным журналам, продаваемым во всех киосках.

Перед расставаньем Михал Выгановский вновь пригласил Маргарет заглянуть к нему в номер, чтобы выпить рюмочку коньяка, и вновь получил отказ.

Молодой человек думал о девушке до поздней ночи, когда долго ворочался в постели и никак не мог уснуть. В Стокгольме в июне месяце тоже есть свои белые ночи. Ночи, как таковой, не бывает, лишь между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи над городом сгущается темнота. Темнота весьма относительная, ибо в два часа ночи без труда можно на улице читать газету. Такие белые ночи обычно плохо переносятся не привычными к ним иностранцами.

Вот и Михал Выгановский лежал без сна, размышляя о порученном ему деле. Мысли его то и дело возвращались к Маргарет. Вдруг капитан заметил, что ручка входной двери слегка шевельнулась. Бесшумно выдвинув ящик прикроватного столика, капитан достал свой револьвер и сунул его под подушку, а сам продолжал наблюдать за тем, что произойдет, притворяясь, что спит.

Кто-то осторожно всунул ключ в замочную скважину и бесшумно его повернул. Дверь стала медленно раскрываться. Выгановский напрягся, готовый в любую минуту кинуться на врага. Он и сам не заметил, когда схватил револьвер и направил его в сторону двери.

В дверной щели показалась голова Маргарет. Девушка внимательно смотрела на спящего и, казалось, чего-то ждала, затем осторожно проскользнула в дверь, тихо прикрыла ее за собой и нажала на защелку замка. Подойдя на цыпочках к кровати, она легко провела рукой по голове офицера и прошептала с упреком:

— Сначала приглашает меня на коньяк, а когда приходишь, притворяется, что спит. Некрасиво, невежливо…

На рассвете, прощаясь с возлюбленным, Маргарет волновалась:

— Ну, теперь самое главное — незаметно проскользнуть к себе. Если кто увидит, прощай работа!

— Кто там тебя в эту пору увидит? — успокаивал ее Михал. — Все спят, так что твоей репутации ничто не угрожает.

— При чем здесь репутация? — рассмеялась девушка. — Такие вещи для шведок не существуют. У нас другой подход к проблемам секса, это личное дело каждой девушки и больше никого. Этим мы отличаемся и от женщин в остальных странах Европы, и от женщин Америки. Боюсь я другого — ведь нарушив правила внутреннего распорядка отеля, я поступила нечестно по отношению к моему нанимателю. Да и о тебе я ничего не знаю… Ну, да ладно, все равно не жалею. Ты мне нравишься. Ты сам, а не твои изумруды, дурачок! Мне наплевать на них. Впрочем, и на «Минерву» тоже!

Осторожно выглянув в коридор и убедившись, что там никого нет, девушка убежала к себе.

Для аса польской контрразведки начался обычный день. Посещение ювелирных фирм, встреча со связником, затем обед, а по возвращении в гостиницу из «Шведского атома» обоих поляков все внимание посвящается драгоценному портфелю профессора. Только раз удалось заловить в коридоре Маргарет.

— Сегодня придешь? — спросил Михал.

Девушка отрицательно покачала головой:

— Сегодня у меня ночное дежурство.

— Вот и хорошо. Ночью я вызову горничную.

— Она придет и отшлепает тебя.

— И чудесно! Лучше это, чем оставаться одному.

— Выбрось глупости из головы! Шел бы ты лучше в бар.

Капитан послушался совета, тем более, что, как он убедился, профессор сиднем сидел в своих апартаментах.

Зато молодой поляк вовсю прожигал жизнь в баре, на сей раз в обществе какой-то броско одетой и неимоверно размалеванной рыжей девицы. Недалеко от этой пары Свен Бреман в одиночестве опустошал уже, наверное, пятую кружку пива. Оркестр из псевдоцыган фальшиво, но с большим темпераментом наяривал «Венгерскую рапсодию». Посетителей в баре было немного, и, похоже, все скучали, кроме поляка.

Капитан предался своим размышлениям, сидя в сторонке и потягивая свой коктейль. Офицеру, выполняющему ответственное задание, ни в коем случае не следовало связывать себя флиртом с горничной гостиницы, в которой он проживает. Узнай об этом полковник Могайский, он был бы очень недоволен и, пожалуй, отозвал бы своего агента в Варшаву. И все-таки Выганович не испытывал никаких угрызений совести. И не только потому, что шведка знала, на что шла, и сама явилась к нему ночью в номер. Просто-напросто девушка ему очень нравилась. Пожалуй, до сих пор он еще никогда так сильно не увлекался. Неужели влюбился? Вот уж это ни к чему, ведь через неделю-другую придется возвращаться, и мало надежды на то, что судьба еще когда-нибудь забросит его в Стокгольм.

Из размышлений капитана вырвал шум. Подняв голову, он увидел, как в бар с гоготом ввалились двое парней атлетического сложения, как видно, сильно подвыпивших. Плюхнувшись на табурет у стойки рядом со шведским журналистом, один из них потребовал два виски. По-английски он говорил с типично американским акцентом. Его дружок собрался занять место рядом и, похоже, для него большой неожиданностью явился тот факт, что место уже занято Свеном Бреманом.

— Ну и чучело! — удивился он, уставившись на невозмутимого «короля репортеров». — И еще к тому же пиво хлещет!

— Придется, видно, взять его за шиворот и вышвырнуть на улицу, раз сам не догадывается! — проревел первый из парней. — Сейчас я им займусь!

Свен Бреман продолжал спокойно потягивать свое пиво, как будто не слышал этих слов или не понял их.

— Почему ты? — обиделся второй американец. — Нет уж, я сам разделаюсь с этим любителем пива. Вот только не знаю, с чего начать — сначала вылить это пойло ему на голову, а потом послать левым хуком к…, или сразу начать с хука? Руки чешутся, полетит у меня, как миленький, через обе двери и приземлится на мостовой.

— Господа, господа! — бормотал вконец растерявшийся бармен. — Спокойно, спокойно, садитесь вот сюда, места всем хватит.

А сам давал отчаянные знаки журналисту, чтобы тот, пока не поздно, убирался подобру-поздорову. Часть посетителей бара на всякий случай переместилась ближе к дверям. Между тем разгулявшиеся молодчики, не встречая сопротивления, наглели все больше.

Михала Выгановича так и подмывало вмешаться, он без труда бы справился по крайней мере с одним из хулиганов. Так хотелось прийти на помощь симпатичному шведскому журналисту, да и уж очень наглыми были пьяные американцы, но вмешиваться было нельзя. Не говоря уже о том, что в кармане капитана находился драгоценный радиоаппарат, который могли повредить в драке, участие в скандале могло обернуться непредвиденными последствиями, гибельными для всего дела. Оставалось сидеть на месте и наблюдать за развитием событии.