— Госпожа, драгоценные металлы и ценные вещи разрешены только по одному экземпляру на руки.
Но женщина продолжала твердить усталому чиновнику: «Это мои вещи! Я заработала их в поте лица!»
Послышался тихий шипящий звук, и перед глазами Саи всё стало белым-бело. Это медсёстры принялись распылять дезинфицирующее средство. Когда она погладила по спине закашлявшегося сына, чиновник, согнувшийся над её саквояжем, спросил, указывая на полотняный мешок:
— Что это?
Сая развязала мешок. Внутри были плотно уложены маленькие круглые плоды.
— Еда, — ответила Сая.
Чиновник подозрительно посмотрел на эти плоды, но в итоге, сказав «Что ж…», отряхнул руки.
— Деньги и драгоценные металлы имеются?
Сая показала квитанцию, с которой она не расставалась. Она получила её от союзнических войск, когда проходила через лагерь для японских граждан в Сингапуре. Эта маленькая квитанция подтверждала, что в её собственности находятся выпущенные японским правительством малайские доллары с надписью «ТНЕ JAPANESE GOVERNMENT»,[23] переданные ей братом вместе с кинжалом. Это были сто долларов десяти- и пятидолларовыми купюрами с изображением каучука и кокосовых пальм. Сердце Саи пронзила боль, когда она вспомнила об этих потрёпанных купюрах. Она знала, чего стоило её брату заработать эти деньги. Чиновник, взглянув на квитанцию, сказал: «Всё в порядке».
Застегнув саквояж, Сая вместе с сыном покинула здание таможенной инспекции. Затем в пункте карантинного осмотра у них взяли анализ крови, сделали профилактические прививки, тщательно обследовали и обработали белым дезинфицирующим средством, каким прежде обрабатывали их багаж; после этого они, наконец, добрались до гостиницы, находившейся за железнодорожными путями. Сая перерыла дорожный саквояж и достала полотняный мешок размером с голову младенца. Тот самый мешок, в котором, как она сказала во время таможенного допроса, хранилась еда. Отчасти это было правдой, отчасти — нет. В мешке были плотно уложены множество семян разного размера — от чёрных и плоских, похожих на перхоть, до семян в форме яйца и размером с кончик мизинца. Это были семена деревьев и трав, которые росли в джунглях. Когда Сая решила ехать в Японию, ей захотелось взять с собой что-нибудь на память о родине. Но нищая Сая не могла купить фотографию родственников, дорогое украшение или памятный сувенир. Зато семян растений было в изобилии и бесплатно.
Сая просунула руку в мешок и нащупала семена. Дерево радужного источника, дерево с золотыми и серебряными цветами, трава-цапля, дьявольские колокольчики, трава спутанных корней.[24] Названия растений, чьи семена она собрала, одно за другим всплывали в памяти.
В любом семени заключён дух леса. Так говорил знахарь.
Сая родилась в племени, которое малайцы называли «лесными людьми». Издавна они жили в джунглях, кочуя с места на место. В племени непременно был знахарь. Лекарственными травами и заклинаниями он лечил болезни, ушибы и другие напасти, навлечённые злыми духами. Для Сая знахарь был воплощением волшебства. Хотя это был иссушенный старец, кожа да кости, в ходьбе никто, даже молодые, не мог с ним тягаться. Он забирался в самую глубь джунглей, искал там лекарственные травы, даже названий которых никто не знал, и приносил их больным и раненым. Сая и другие ребятишки племени так и вились вокруг знахаря. Зачин-трава, помогающая при головной боли, багрянка, помогающая при порезах, блуждающий в ночи папоротник, помогающий от простуды. Мало-помалу знахарь стал рассказывать Сае, смотревшей на него горящими от любопытства глазами, о названиях и областях применения трав. Обязанностью знахаря было посеять семена лекарственных и съедобных растений перед тем, как племя оставляло прежние хижины и перебиралось на новую стоянку. Молясь о даровании новой жизни к тому времени, когда они снова вернутся сюда, он высаживал семена там, где им надлежало расти. И только после этого племя могло покинуть свои хижины. Все соплеменники, и мужчины, и женщины, и даже маленькие дети, навьюченные корзинами со скарбом, начинали свой путь вглубь джунглей. Они шли день за днём, пересекая реки, переходя болота, ночуя под открытым небом, пока не приходили к новому дому. На новом месте стояли старые хижины, листья деревьев, из которых были сплетены крыши и стены, сгнили. Поля поросли густой травой, поверх которой разросся лес. Но среди трав взошли побеги семян, посеянных знахарем, они расправляли свои молодые блестящие листочки, протягивая их к небу. И когда Сая видела это, ей казалось, что они вернулись к тем же хижинам, что покинули несколькими днями ранее. Пока они скитались по джунглям, прошло много лет: хижины сгнили, поля заросли травой, некоторые из высаженных знахарем деревьев стали большими. Но стоило ей взглянуть на своё отражение в воде, и она видела прежнюю маленькую Саю, на лице которой годы и месяцы не оставили следов. И она думала, что только ей и её племени удавалось освободиться от ускользающего, как вода в стремнине, времени. Хотя Сая знала, что это другие хижины, ей казалось, что они всегда возвращались назад, перескочив через огромный промежуток времени. И именно поэтому самым удивительным для неё было то, что ей показывал знахарь. Ведь он по своему желанию управлял временем, выращивал травы и деревья, необходимые для выживания людей. Так думала маленькая Сая.
Опустив лицо в белый мешок, Сая вдохнула запах семян. Пахло влажной, как после дождя, землёй. Душный воздух, напоённый зеленью, и жужжание москитов над ухом. Она увидела впереди спину знахаря со сплетённой из очищенных от коры стеблей тростника корзиной за спиной. Опираясь палкой на землю, он, как змея, легко скользил меж деревьев и разговаривал с духами леса. Под его седыми спутанными и вьющимися волосами таилась мудрость. Чтобы не повредить листья и корни, знахарь прикасался к лекарственным травам очень осторожно, собранные травы он сушил, варил, а затем снабжал ими жителей деревни. Сая мечтала стать знахарем. Она мечтала стать знахарем до тех пор, пока меж её бёдер не зацвёл красный цветок женщины.
«Эй, ты», — услышала она. Оторвав голову от мешка с семенами, она увидела склонившуюся над ней женщину, заполнившую за неё документы. С тех пор как они прибыли на пристань, женщина издалека наблюдала за ней и Исаму. В этой большой комнате женщина расположилась у противоположной стены, и Сая успокоилась. Но стоило женщине снова приблизиться, как она опять насторожилась.
Неторопливо завязав мешок и убрав его в саквояж, Сая обернулась. Под её невозмутимым взглядом женщина растерялась.
— Да это же я! Я же за тебя документы заполнила.
Сая кивнула. Женщина с недовольным видом потеребила воротничок, а затем, после некоторого колебания, зашептала:
— Ты ведь не кореянка.
Конечно, эта женщина обо всём догадалась.
Сая содрогнулась, но внешне сохранила невозмутимость.
— Не говорите глупостей.
По лицу женщины скользнула слабая улыбка.
— Нечего притворяться. Уж корейских-то проституток, их сучью породу я вижу насквозь. Я ведь сама была хозяйкой публичного дома. Какая же ты кореянка?!
Услышав слова «публичный дом», Сая замерла.
— К тому же я прожила там двадцать четыре года. Я узнаю малайских аборигенов по запаху. Хоть ты и обвела вокруг пальца дурней из Управления по репатриации, меня-то не проведёшь.
Сурово отрезав: «Оставьте меня», Сая закрыла саквояж. Женщина не сводила с неё глаз, а Сая механически оправляла одежду сына. Внутренне трепеща под этим взглядом, Сая думала о том, что будет, если эта женщина расскажет всем, что она присвоила документы кореянки, родившейся в Японии.
Когда Кота-Бару заняли японские войска, люди жили в страхе. Солдаты японской армии и полицейские, разыскивая скрывавшихся английских и индийских солдат колониальной правительственной армии, а также людей, причастных к антияпонской деятельности, наведывались в деревни штата Келантан; они избивали мужчин, насиловали женщин, грабили. Молодых женщин из деревень поблизости от Кота-Бару даже спрятали в болотистой местности, где росли мангровые пальмы, чтобы уберечь от посягательств солдатни. Тех, кого подозревали в причастности к антияпонской деятельности, забирали в полицию и пытали до смерти. Немногим удавалось выйти оттуда живыми. Жестокость японских солдат Сая испытала на собственной шкуре.
