— Да-да, с тех пор дом стали сдавать Ядзаки, а что до жившей там прежде Саи, так мы подали заявление об её исчезновении, — припомнила Такико.

— Когда мы увидели регистрационную карточку, мы глазам своим не поверили! Там она значилась не под именем Сая, а как проживающая в Японии кореянка Канэ.

— Как, значит, она не была малайкой? — удивлённо спросила Сидзука.

Михару, похоже, ничего не знавшая о Сае, с интересом слушала их разговор.

— И мы, и все остальные считали её малайкой и были очень удивлены этим обстоятельством. В регистрационной карточке значилось место её рождения. Полицейские сделали запрос, не вернулась ли она туда. Но Симоносэки и его окрестности сгорели во время войны, адреса изменились, и полиции не удалось ничего выяснить.

Погрузившись в свои воспоминания, Такико поджала губы и нахмурилась.

— К тому же Сая была совсем не похожа на кореянку. Смуглая, большеглазая, она скорее походила на Уроженку Кюсю или Окинавы.

Сидзука вспомнила лицо призрака, увиденного в ночном саду. Та женщина была очень похожа на описание Такико. «А тебе удалось завладеть мужским сердцем?» — зазвучал её голос.

О чём она спрашивала?

— В конце концов, мы ничего не знали о Сае, — сказала Такико, положив руки на стол.

— Но мама, разве в разговорах с Саей не заходила речь о её прошлом?

Вопрос Михару вызвал у Такико кривую улыбку.

— С Саей редко разговаривали. Что ни говори, а мой муж, и его брат Асацугу, и тётушка Тано, и все дети терпеть её не могли и носа не казали в их дом. По случаю Нового года, праздника поминовения усопших или поминальных заупокойных служб специально посылали за дедом и всегда устраивали церемонии в этом доме.

— Но всё-таки, неужели вы никогда не разговаривали с Саей? — спросила Сидзука.

— Да как тебе сказать… Когда дед приглашал нас к себе или мы приходили встретить деда, доводилось разговаривать. Но все обменивались с ней ничего не значащими приветствиями и других разговоров не вели. Иногда её видели в городе, где она делала покупки. Хозяйки с удовольствием болтали с ней. Она ведь слыла кем-то вроде народного целителя, кажется, её многие знали.

— Народный целитель?! — в изумлении пробормотала Сидзука.

— Она делала настои из лекарственных трав и давала людям, страдавшим болями в шее и просто плохим самочувствием. За это люди благодарили её мелкой монетой.

Сидзука попыталась соединить образ увиденной позавчера женщины с образом народного целителя, но это ей не удалось. Образ знахаря был овеян таинственным ореолом древности, совершенно не вязавшимся с увиденной ею молодой и чувственной женщиной.

— А нет ли фотографии Саи?

Такико ответила, что никаких фотографий нет.

Женщина по имени Сая по крайней мере в течение сорока послевоенных лет была связана с домом Нонэдзава. И тем не менее теперь она была вычеркнута из истории этого дома. Сидзука почувствовала даже какую-то смутную тревогу от того, насколько абсолютным было это забвение.

— Оно и неудивительно. Как подумаю о свекрови… — словно оправдываясь, сказала Такико. — Из-за Саи свекровь не знала ни минуты покоя, в конце концов она заболела и умерла, не дожив и до пятидесяти. Когда я вышла замуж в этот дом, сын Саи Исаму, закончив школу, сразу же устроился на работу и уехал в другую префектуру. Воспользовавшись этим, дедушка зажил отдельно вдвоём с Саей. Дети ненавидели Саю, едва ли, не считая её виновницей смерти своей матери.

Вздохнув с облегчением, Такико взглянула на настенные часы, и воскликнула:

— Ах! Заболтались мы с вами, вон уже сколько времени. Простите, мне нужно идти. Меня тут привлекли к работе в Обществе по благоустройству Тибаси, и поскольку я заместитель председателя Общества, мне нужно бежать, — не без самодовольства сказала Такико и поднялась со стула.

Когда Сидзука решила, что она уже ушла, Такико снова вернулась в накинутом на плечи вязаном кардигане и с сумочкой в руках.

— Сидзука, заходи ещё. — Она махнула рукой, собравшейся было проводить её Сидзуке, и танцующей походкой удалилась в прихожую.

Стоило захлопнуться входной двери, как Михару, потянувшись за пастилой, сказала:

— Одна из основных целей этих заседаний Общества по благоустройству города — банкет, который устраивают после заседания. В отсутствие свёкра свекровь так занята!

Она хихикнула и, открыв свой большой рот со следами помады, отправила в него пастилу. Но Сидзука была всё ещё под впечатлением разговора с Такико.

— То есть Сая пропала без вести?

Михару уставилась на Сидзуку своими огромными глазами:

— Сидзука, ты, верно, боишься, что и Асафуми пропал без вести?

Сидзука была поражена. Об этом она не подумала. Но произнесённая вслух мысль не казалась такой уж невероятной.

— Если и сегодня вечером он не вернётся, позвоним моему отцу и попросим его съездить проверить Дорогу-Мандала.

Сидзука попросила непременно так и поступить. Михару запила пастилу чаем.

— Тебе лучше не думать, чем занимаются мужья во время путешествий.

— Почему?

Михару пристально взглянула на Сидзуку:

— Разве ты не знаешь, чем занимаются мужчины во время путешествий?!

— Развлекаются с женщинами?

Веснушчатая Михару насупилась:

— Может быть… Почему бы и нет. Работая в такси, иногда такое услышишь от клиентов, просто диву даёшься. Например, везёшь командировочного, приударяющего за девушкой из ночного заведения. Не успеешь подумать, что за странная парочка, как они средь бела дня просят остановиться у гостиницы.

Михару подлила и себе, и Сидзуке свежего чая. При воспоминании о своей связи с Хироюки у Сидзуки кольнуло в груди.

— Должно быть, тяжко двести дней в году без мужа? Одолевают всякие страхи?

Ненадолго задумавшись, Михару отрицательно помотала головой.

— Да нет. В некотором смысле и мне, и свекрови легче, когда свёкра и мужа нет дома. Свекровь ты видела. Когда свёкра нет, она тут же бежит из дому. Те сто дней, что мужья дома, в доме царят мужчины. Но двести дней, пока они отсутствуют, дом в нашем распоряжении, и мы чувствуем себя привольно.

— Да, но в это время ночами пустует постель, — сказала Сидзука, вспомнив слова Такико.

Михару горько усмехнулась:

— Это тебе свекровь рассказала? Знаешь, когда я вышла замуж в этот дом, свекровь часто рассказывала мне об этом. Судя по всему, она и сама тяготилась пустой постелью.

— А ты, Михару? — спросила Сидзука.

Михару покраснела.

— Когда дети были маленькими, мне было не до того… А теперь… — Лицо Михару расплылось в улыбке. — Иногда меня охватывает нестерпимое желание.

Сидзука кивнула.

— Поэтому, — сказала Михару озорно, — я возбуждаюсь, когда моим клиентом оказывается мужчина. Мысль о том, что я в машине наедине с абсолютно неизвестным мужчиной, удивительно возбуждает. Благодаря этому я разряжаюсь.

— И я бы хотела стать водителем такси, — сказала Сидзука, усмехнувшись, но в её словах была и малая толика правды. Оказаться лицом к лицу в замкнутом пространстве машины с совершенно неизвестным мужчиной — это, наверное, и впрямь возбуждает.

И замужние женщины не каменные, им тоже случается сгорать от нестерпимого желания. Тем более, когда муж в разъездах. В такие минуты, сядь ко мне в такси хороший мужик, так бы и отправилась с ним в какой-нибудь отель и переспала бы, — подперев щёку рукой и барабаня белыми пальцами по щеке, мечтательно сказала Михару.

— Но ты так и не пробовала? — поинтересовалась Сидзука.

Вытаращив свои огромные глаза, Михару отрицательно помахала рукой перед глазами.

— Это невозможно! В таком маленьком городке, как наш, всегда кто-нибудь да заметит. Если кто-то увидит, семейной жизни конец, это абсолютно невозможно! А ты, Сидзука? Когда тебя охватывает желание, тебе не хочется встретиться с каким-нибудь мужчиной?

Сидзука тут же вспомнила Хироюки. Но соврала:

— Конечно, такое случается, но я же замужем.

Михару сказала с победным видом: