Дорога...

Я сосредоточился, позволив магии, что пронизывала всю мою сущность, обрести полную силу. Ах!.. Какое наслаждение!! Как долгожданный дождь после засухи... Как прохладный ветерок в знойный полдень!

Тем временем мой позвоночник выгнулся, бедра вывернулись, встав под другим углом к телу. Шея изогнулась назад, позволив смотреть вперед, не вставая на задние лапы. Чувства, и так уже совсем медвежьи, еще немного сдвинулись — запахи и звуки обрели пронзительную остроту, зрение стало каким-то совсем плоским и маловажным... Единственное, о чем я жалел, это о потере способности говорить и о противостоящих больших пальцах — но они вернуться, когда я снова стану на две ноги.

Я продолжал концентрироваться, сосредотачивая магию на собственном теле.

«Скорость» — думал я. — «Легкость, свобода. Словно ветер, словно ураган!»

Как будто горячая волна прошла по телу, стирая усталость, горяча мышцы, заставляя сердце биться мощно и редко... Я выдохнул пылающий воздух из легких, как дракон выдыхает струю огня и медленно открыл глаза, встретив внимательный взгляд Честера. И улыбнулся, словно школьник своей первой высшей оценке. В принципе, ведь так оно и есть...

А потом я ПОБЕЖАЛ!

Косматым метором я ринулся вперед по дороге. Сзади донесся глухой топот, это Честер вынужден был пустить коня галопом, чтобы не отстать. Впрочем, вскоре я перестал его замечать — мое внимание целиком сосредоточилось на дороге.

Вперед!

Дорога сама ложилась под мои лапы, сжавшись, как высохшая на солнце кожа, даже время исказилось — казалось, прошло не больше часа, когда магия перестала действовать, и я остановился, обессиленный. Однако, оглядевшись, я с изумлением обнаружил, что уже стемнело...

Честер прибыл примерно через четверть часа, я к тому времени уже лежал на спине, восстанавливая силы и дыхание.

Он спешился и, привязав коня, подошел ко мне:

— Великолепно, Крис! Просто великолепно! Отличное применение магической силы! Мне даже пришлось подгонять Мафусаила магией!

Я торжествующе зарычал. Он вынужден был наложить на своего скакуна подобное заклинание? Ха!

Минут через пять я восстановил физические и магические силы достаточно, чтобы применить преобразующие заклятья, возвращаясь к моему обычному полузверинному облику и сесть по-человечески.

Мы разбили лагерь почти там же, где я остановился — лишь отошли в сторону от дороги. Поставив магическую охрану по периметру, Честер сел у костра:

— Нет смысла дежурить; мы проснемся, если хоть что-нибудь приблизится.

И мы сидели у костра, просто глядя в пламя, любуясь танцующими языками и думая — каждый о своем. О чем думал я? Я думал о нас. Обо мне и Честере. О том, что прошло восемь лет... И вот человек, что был мне братом во всем, кроме рождения, а во многом и отцом, внезапно снова появился в моей жизни... Но могу ли я теперь назвать его братом?

Я долго собирался с духом, и наконец решился:

— Честер, почему ты здесь?

— O чем ты говоришь? — воззрился он на меня. —  Твой отец умирает — этого мало?

Я покачал головой:

— Ты отлично знаешь как мы расстались. Ты знаешь, что и отец и я поклялись никогда более не разговаривать. Здесь присутствует что-то еще. Что?

Честер устало вздохнул и отвернулся:

— Крис... твоя мать очень тяжело перенесла твой разрыв с отцом... Ты прекрасно знаешь, сколько сил она прилагала, чтобы удержать тебя и твоего отца от ссор. Она была сильной женщиной, но ты ушел, поклявшись никогда не возвращаться, и в ней словно что-то сломалось... Целительское искусство не подводило ее — до твоего ухода. А потом пришла чума. И половина Эллькарана за какие-то три недели вымерла напрочь! И твоя мать тоже...

Твой отец пережил эпидемию лишь потому, что по сути дела заперся в лаборатории.

Впрочем... Избежав болезни восемь лет назад, он не смог уйти от ее последствий — смерть жены подкосила его самого. Уже два года он болеет непрерывно, а в последние десять дней медленно, но верно умирает. Он уже не встает с постели, его душит кашель — легкие совсем прогнили, сердце постоянно пытается остановиться. Демон тебя побери, Крис!! Я мчался в Цитадель изо всех сил, остановившись лишь раз — чтобы определить твое расположение... — Честер умолк, на секунду уставившись в огонь. — И мчал я, зная причину его смерти, Крис. Сердце твоего отца разбито. Разбито тобой, брат мой!

Я смотрел в огонь, рассеянно наблюдая игру языков пламени, и слова Честера камнем лежали на моем сердце. Никогда я не думал о том, какую боль причинил маме мой разрыв с отцом...

Я знал — она мечтала о большой семье, но после моего рождения она стала бесплодной, и причину, ни отец, ни Честер так и не смогли определить. Я был ее гордостью и радостью, но мои ссоры с отцом причиняли ей ужасную боль — она защищала нас друг от друга, причем нередко во вред обоим.

Когда я объявил о своей независимости, отец охотно согласился, дав мне достаточно денег, чтобы оплатить дорогу и учебу в университете в Эльфквеллине. Но я даже не догадывался, какую боль причинил маме, пока об этом не сказал Честер... Вернее, я не думал... заставил себя не думать...

Непрошеные слезы, смачивая мех на морде, тихо капали на землю...

Честер поднялся, обнял меня, и продолжал обнимать, пока я плакал. Потом он отодвинулся, и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Жизнь продолжается, брат.

Я кивнул, глядя на него все еще затуманенным взором:

— Да, брат...

Путешествие к Эллькарану заняло у нас три последующих дня.

Днем мы мчались по торговому тракту — решив, что так будет быстрее. Редкие прохожие и проезжие не могли нам помешать, — Честер использовал магию иллюзий, отводя их внимание. Я не люблю, когда ко мне применяют чародейство, особенно незнакомое... впрочем, меч испуганного путешественника в моих ребрах я люблю еще меньше.

Вечерами мы разбивали лагерь вдалеке от поселений, подальше от любопытных глаз местных, — Честер не хотел чтобы я беспокоил жителей Срединных Земель, опасаясь задержек. Время в лагере мы проводили, рассказывая друг другу о нашей жизни, о произошедшем за десятилетие, которое разделило нас.

Разговоры...

Мои студенты нередко в шутку обвиняют меня, что я говорю исключительно для того, чтобы слушать звук собственного голоса... Ха! Смешно, но доля правды в их словах есть.

Я рассказывал Честеру о жизни в Цитадели. О том, как это — быть зверочеловеком, морфом. Каково это — общаться с мужчинами, которые стали женщинами или детьми...

Он поражался тому, как быстро мы сумели приспособиться к новой жизни. Когда же я сказал, что некоторые из нас — например, Паскаль и я сам — были только рады изменению, Честер покачал головой и улыбнулся...

Наконец мы приблизились к Эллькарану.

Город изменился и сильно. Деревянный пригород и выселки, которые я когда-то знал, как свои пять пальцев исчезли, пепелища и развалины заросли травой и кустами. Лишь городская стена и главные ворота все так же гордо высились над дорогой.

Я замедлил бег и, подбежав к кустам в стороне от дороги, рухнул на землю.

Спрыгнув с коня, Честер подошел к краю дороги, и спросил:

— Почему ты остановился?

Я махнул лапой — мол подожди, сейчас — и он стоял, нетерпеливо притопывая, пока я отдышался и опять преобразовал себя к прямостоящей форме. Чуть отдохнув, я достал из рюкзака одежду, и натянул ее.

— Знаешь Честер, я предпочитаю не мчаться по городу, сбивая с ног его жителей.

Он вздохнул:

— Нам нужно торопиться, Крис!

Я взглянул ему в глаза, и зарычал. Он нахмурился, но не отвел взгляда.

В конце-концов я сказал:

— Честер, это моя родина! Я здесь вырос! Я войду через ворота и пойду по улицам к своему дому. На виду у всех. И это значит, что ты снимешь все иллюзии, которые наложил на меня. Ты думаешь, я не заметил, что люди на дороге не обращали ни малейшего внимания на бегущего медведя?