— Вот и славно, — сказала Дарла и резко сложила газету.

Мэри решила, что этим она дает понять дочери, что воспоминания о давно минувших днях не доставляют ей удовольствия и она предпочла бы оставить их в прошлом. С этого дня они станут разговаривать только о будущем, пообещала себе девушка.

Позже, войдя в кухню, Мэри принялась расспрашивать Сасси о том, как вела себя мать во время прогулки.

— Она заходила в розовый сад?

— Угу, — ответила Сасси.

— Как по-твоему, она помнит, как была там последний раз?

— Угу. Только не говорите мне, что она не помнит, как бесчинствовала там с кочергой в руках. Тоби уверяет, что она постояла несколько минут возле кустов, после чего пошла дальше, не сказав ни слова. Говорю вам, она что-то задумала.

— Ради всего святого, Сасси, — резко оборвала экономку Мэри. — Что, по-твоему, она должна была сказать? Что ей очень жаль и она просит прощения? Имей хоть капельку сострадания и вспомни, через что ей пришлось пройти.

—Я попробую. Ради вас, мисс Мэри, — отозвалась Сасси.

На следующий день, в назначенный час, Дарла была полностью готова к появлению в городе. Мир моды ушел далеко вперед, и ее огромная шляпа и широкая юбка с турнюром устарели. Мэри стало невыносимо стыдно и горько, когда она глядела на мать, спускающуюся по ступенькам и с королевским величием натягивающую длинные перчатки, не сознавая, сколь жалко она выглядит.

Когда они выехали на Мэйн-стрит, Дарла воскликнула:

— Святой Боже! Ты только взгляни, сколько здесь экипажей без лошадей! Они буквально заполонили площадь Правосудия.

— Скоро и у нас будет автомобиль, мама.

— Мне бы этого очень не хотелось, крошка Мэри.

Все покупки Дарла сделала в «Вудворте». К облегчению Мэри, магазин был почти пуст, и мать безраздельно завладела вниманием продавщицы. Они вместе стали отбирать мотки пряжи нежно-кремового цвета, так что вскоре весь прилавок был завален ими. Стараясь не выпускать мать из виду, Мэри, тем не менее, стояла достаточно далеко, чтобы разобрать хоть слово из их приглушенной беседы. В какой-то момент Дарла даже прикрикнула на нее:

— Нет, Мэри, отвернись, пожалуйста. Я решительно не хочу, чтобы ты видела мою следующую покупку.

Мэри повиновалась, после чего Дарла и продавщица вновь заговорили оживленным шепотом. До девушки донесся шелест разворачиваемой ткани, за которым последовал шорох бумаги - покупку заворачивали.

— Вот и все, — удовлетворенно заявила мать. — Теперь можешь повернуться.

Дарла раскраснелась, и на ее губах играла довольная улыбка, когда они тряслись в повозке, направляясь на Хьюстон-авеню. Видя, что мать буквально светится от восторга, Мэри спросила:

— Ты счастлива, мама?

Обратив на нее сияющий взгляд, Дарла ответила:

—Я давно не была так счастлива, моя девочка.

Мэри щелкнула вожжами над спиной Шони. Пожалуй, она напишет Майлзу и расскажет ему о воскрешении матери - о том, что Дарла Толивер наконец-то вернулась из мира мертвых.

В конце первой недели января Мэри приобрела «Находку». Мрачный Эммит Уэйт открыл свою контору в субботу после обеда, чтобы совершить сделку, и к пяти часам пополудни договор был подписан. Обычно Эммит доставал бутылку виски, которую держал специально для подобных случаев, чтобы отпраздновать немаловажное событие, но сегодня его «Дикая индейка»[12] осталась в столе.

О сделке стало известно в понедельник. К Мэри зашли Олли и Чарльз Уэйт, чтобы поздравить ее, а вот Перси так и не появился. С просьбой дать интервью к ней пожаловал репортер местной газеты. Он хотел написать статью о роли современной женщины в обществе, политике и бизнесе глазами молодой владелицы самой крупной хлопковой плантации в Техасе, пояснил он. Но, судя по фотографии, которая предваряла статью, Мэри не чувствовала себя достаточно современной. Глядя на свое нахмуренное, неулыбчивое лицо, блузку с расширяющимися конусом рукавами и длинные волосы, собранные в узел на затылке, она вдруг с ужасом поняла, насколько отстала от моды.

После покупки «Находки» рабочий день Мэри начинался с рассветом, а заканчивался за полночь. Она объехала всех арендаторов «Находки», познакомилась с их детьми и выпила множество чашек кофе в убогих маленьких хижинах, надеясь в один прекрасный день переселить людей в трехкомнатные коттеджи с отдельной кухней, которые выстроил для своих работников Вернон Толивер. Она осматривала свои новые поля, заграждения, оборудование, складские навесы и особняк, который Джервис поспешно освобождал, перед тем как отбыть в Европу.

Дурные предчувствия и усталость стали постоянными спутниками Мэри. Тревога ложилась с нею в постель по ночам и будила ее утром.

И неизменно на задворках сознания тенью лежали воспоминания о Перси. Она до сих пор не получила от него никаких известий. В последний раз они виделись на Рождество, когда он зашел, чтобы поздравить ее и пригласить на обед со своей семьей. Мэри отказалась, пояснив, что должна находиться рядом с матерью. Сасси приготовила для них скромный рождественский ужин, и Мэри отправила ее на праздник к внучке, а Тоби - к его брату. Перси же с Олли уехали в Даллас, где им предстояло выступить шаферами на свадьбе армейского друга. Они вернулись как раз к Новому году, и до Мэри дошли слухи, что Перси сопровождал Изабеллу Уитерс, дочь местного банкира, на ужин в загородном клубе.

Хотя голова Мэри была занята неотложными проблемами и заботами о плантации, она долго не могла успокоиться, страдая от ревности. Изабелла была блондинкой и являла собой тот самый тип дрезденской фарфоровой куколки с мелкими и изящными чертами лица, который предпочитал Перси.

Мэри отогнала эти мысли, сосредоточившись на делах насущных. Перси имел полное право встречаться с другими женщинами. В конце концов, он был мужчиной, и у него имелись определенные потребности. И чего еще она ожидала, если не спешила удовлетворить их сама? Но почему он остановил свой выбор на Изабелле, этой жеманной дурочке? Мэри не сомневалась, что покупку «Находки» Перси воспринял как личное оскорбление. Он знал, что новая плантация потребует от девушки массу времени и сил.

Они смогут выяснить отношения, когда он придет к ним на вечеринку в честь дня ее рождения.

Этого события Мэри и ждала, и боялась. У нее не было времени на подобные глупости, но эта вечеринка должна была стать «возвращением» для матери, и Мэри была рада, что у Дарлы появился повод заняться своей внешностью.

— Я должна есть побольше, чтобы нарастить мясо на костях, — говорила мать, накладывая себе добавку. — И мне необходимо трудиться на свежем воздухе, — заявила она, когда Мэри как-то застала ее в саду, орудующей лопатой.

— Как бы мне хотелось, чтобы ваша матушка не путалась у меня под ногами, — в сердцах произнесла Сасси после одного особенно утомительного дня.

Мэри ответила ей сочувственной улыбкой, обрадованная и одновременно испуганная бесцеремонностью, с которой мать стала отдавать распоряжения.

— Придержи язычок, Сасси, хотя я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.

Тем не менее Мэри купалась в лучах нежной любви и заботы, которую Дарла старалась выказать ей при малейшей возможности. Девушка с облегчением сознавала, что у матери отныне есть причина по утрам выбираться из постели. С тех самых пор, как они побывали в городе, Дарла поднималась с первыми лучами солнца, одевалась, спускалась вниз и начинала вязать из кремовых ниток нечто такое, что ставило всех в тупик.

«Что это будет, мисс Дарла?» — полюбопытствовала однажды экономка. «Скоро узнаешь, Сасси, милочка. Пусть это станет сюрпризом для Мэри на ее двадцатый день рождения».

—Я знаю, вам неприятно это слышать, мисс Мэри, — продолжала Сасси, — но все это мне совсем не нравится. У меня мурашки бегают по спине, когда я вижу, как ваша мать покачивается в кресле и чему-то улыбается, как будто знает какой-то секрет, а спицы так и мелькают у нее в руках. Нет, она что-то задумала, помяните мое слово.