Конец августа. Заметно укоротились дни, ночи почти темны и прохладны, а утра туманны. Участились утренники, лужицы подергивались звонким ледком. Цветы пожухли, но сенокос еще не кончился.

Каждый день в раннюю утреннюю пору отплывали от села вверх и вниз порожние лодки, а поздно вечером, груженные зеленой травой или свежим сеном, возвращались обратно. Так устроена жизнь — надо торопиться, чтобы запастись кормом для скота, пока не появились «белые комары».

Наста, Елення и Малань отчалили от берега и направились вниз, наискосок за Малую Обь, а там пешком по грязи перевалить около версты ко второй лодке и переправиться на покос через речку Аспуг-Обь. Она неширокая, но богатая в эту пору скатывающейся рыбой — промышляют там сетями-важанами. Наста и Елення гребут, Малань правит лодкой, все клюют носами, а Марьэ устроилась на дне лодки и спит.

Спали в эту рань и оставшиеся домовничать старушки Анн и Эдэ. Она приехала из чума к Ярасиму и осталась летовать.

Когда стало светло, они поднялись — им хватало забот и хлопот управляться с ребятишками и скотом. Целыми днями, особенно дождливыми, стоит шум и рев ребятишек. В такую погоду приходилось детей постарше выгонять в соседнюю Еленнину избу, чтобы малыши могли спокойно поспать…

А сегодня день хороший, солнечный и даже теплый, не будут дома ребятишки — разбегутся туда-сюда.

Дождавшись, когда встали все дети и поели, Эдэ сказала старшим:

— Сходите по ягоды. Я соскучилась по голубике да бруснике. И морошки можно. Они поспели уже давно. А нам, старушкам, недосуг. Да и старый человек, что заезженный олень. Толку-то от нас…

— Во-во. Возьмите лукошки али банки и айдате. — Анн кормила двухлетнего внука Федула молоком, в котором размочены кусочки хлеба. — Слава Богу, день сегодня ладный.

— Я пойду по ягоды и грибы, — изъявил желание Федюнька.

— И мы тоже!.. — послышались девчоночьи голоса. Девочки ринулись гурьбой искать лукошки.

А Илька запечалился — ему теперь не подойти на костылях к Югану — грязь кругом. Надо, выходит, опять ловить удочкой щуругаев.

— Придется ловить! — вздохнул Илька, сидя на скамье напротив бабушки Анн. — Но не сейчас — надо сначала придумать хорошую приманку для щучек.

Старуха Анн тоже вздохнула:

— Ох-хо-хо! Тебе, коньэрэй, что остается делать? Ловить хоть щуругаев. И кошки будут сыты, и мы изжарим для себя.

— Хоть рыбки поедим, коли нет оленины, — сказала Эдэ, тоже кормя Груню молоком с хлебом из кружки.

К полудню, когда ребята разошлись из дому, старухи решили выйти на улицу и посидеть-погреться на солнышке. Малышей одели в легкие малицы, чтоб взять с собой.

— Мы пойдем на ульку? — спросила малышка Груня бабушку.

— Конечно, на улицу. — Эдэ накинула шаль. — Ты хорошо стала говорить.

— А вот у меня внук Федул и чуть старше Груни, а не говорит ведь до сей поры. — Старуха Анн неторопливо одевала внука. — Все понимает, а говорит только: вав, вав… Вавлё, что ль, хочет сказать, — она засмеялась.

Эдэ удивленно посмотрела на Анн:

— Вавлё?! Он разве известен и здесь? Вот чудеса! Мы думали, рассказывают лишь пастухи за Камнем о Вавлё.

— Да ведь Вавлё-то был схвачен в Обдорске, — отвечала Анн. — Давно это было… Ну, пошлите на улицу, там наговоримся…

Старушки вышли и сели на завалинке старого дома на солнечной стороне. А малыши увидели возле крыльца густую, еще зеленую травку и кинулись к ней.

— Петул-Вась ведь лекарь. Почему до сих пор не лечит сына Федула? — спросила Эдэ.

— Говорит, ребенок слышит все, значит, и разговор появится. Это, мол, бывает, — ответила Анн. Она посмотрела на солнце, зажмурилась:

— А Вавлё-то точно в Обдорске был схвачен…

И две старушки, посматривая иногда на малышей, заговорили о Вавлё.

Илька, сидя на полу в сенях у распахнутой двери, сперва не слушал их голоса, погруженный в какую-то думу. Но потом вдруг до его слуха дошло: «Вавлё».

«Может, Вавлё-Максим? — подумал Илька. — Наверно, бабушка Анн рассказывает про его чудачества».

— Бабушка Анн! Ты говоришь про Вавлё-Максима? — крикнул Илька.

— Не-ет, — ответила старушка Анн. — Мы вспоминаем настоящего Вавлё…

— О-о, надо послушать. — Илька быстро перелез через порог на крыльцо, взял костыли, подошел к бабушкам, сел на край толстущего лиственничного пня. Ноги его были обуты в чурки-тюфни из старой кожи с длинными, до колен, чулками, как и у всех ребятишек в эту пору.

Бабушка Анн уставилась на внука:

— Мы толкуем про Вавлё настоящего, а не про Вавлё-Максима. Давно это было. Ты, Иленька, еще и в помине не был. Ну да, расскажу вроде сказки о Вавлё и его племяннике. Может, вспомню али придумаю сама…

— Давай, давай, бабушка, — обрадовался мальчик и сел поудобнее. — Люблю слушать сказки…

Бабушка Анн шевельнулась на месте, причмокнула губами и языком, видимо готовясь к началу сказки. Подперев рукой впалую щеку и качаясь из стороны в сторону, бабушка запела чуть дрожащим голосом:

— В малице родившийся… — Эдэ вспомнила эту подробность.

— Во-во, — поддакнула старуха Анн и продолжила сказку.

Но тут Илька спросил:

— Как это родился в малице? В животе у мамки, что ли, был так?

Бабушка Анн ласково сказала:

— Ты слушай, а не мешай. Ладно? А то могу ведь и запутаться… Так вот, слушайте:

— А богато живут — шкурок-то сколько! — добавила Эдэ и, вспомнив наказ Анн, закрыла рот.

Илька зашикал — нельзя мешать бабушке.

— Ничего, — сказала она. — Теперь можно. Вспомнила наконец.