— Ничего, — ответил Мэддок. Он посмотрел на нее полными слез глазами. — Ничего не случилось. Просто я нашел доказательство.

— Доказательство?

— Да. — Мэддок посмотрел на Стенелеоса: — Уже пора?

— Да, почти.

Стенелеос отступил назад, туда, где в камышах тихо журчала вода. Он опустился на колени прямо в тину и мягко, очень нежно продолжил успокоение душ. Закончив, он снова встал на ноги. К его блестящему черному меху не прилип ни единый комочек грязи. Стенелеос сделал шаг вперед, и Мэддок с Шарлин увидели его истинное могущество и величие.

У Мэддока перехватило дыхание.

— Шарлин. Я должен предупредить вас…

Но было уже поздно. Стенелеос протянул к ним руки с широко расставленными толстыми пальцами.

— Назад! Руки прочь! — закричала Шарлин дрожащим голосом, но дрожал он не от страха, а от гнева. — Вероятность равна нулю. Никаких шансов.

Откинувшись назад и сделав упор на одну ногу, она направила свой «чоп» прямо в лицо Стенелеоса.

— Одумайтесь, пока не поздно.

Стенелеос остановился так же быстро, как до этого шел на них. Он опустил руки, пальцы которых уже начали испускать свет какого-то иного мира.

Мэддок еще не пришел в себя от потрясений сегодняшнего дня. Очень печальным открытием стала могила Валентина, да и то, во что превратилась когда-то цветущая зеленая земля, не могло не шокировать истинного ирландца. Но больше всего его поразила манера поведения Шарлин. Что это за женщина, размышлял он снова и снова, которая может произносить такие слова? Вот и сейчас, с нацеленным в грудь Стенелеоса оружием, она была похожа на убийцу-разбойника с большой дороги, орудующего в одинокой степи.

Разве не должны быть женщины мягкими и нежными? Разве не должны они быть терпеливыми и разумными? Он покачал головой и слегка откашлялся.

— Мисс Риччи… — начал он.

— Остановись! — прорычала она ему. — Я никуда не собираюсь отправляться с вами и ничего не подпишу. Я хочу еще кое-что выяснить. Что из себя мнит этот высокомерный сукин сын? — Она бросила на Мэддока злобный взгляд: — Ты бормочешь, что моя жизнь подошла к концу, а этот лезет со своими огромными руками. — Она вновь взглянула на Стенелеоса и резко встряхнула свой чоп. — Объясни все толком, снежный человек, или я проверю, насколько хорошо горит твоя шкура.

Мэддок судорожно сглотнул и сделал шаг к женщине, чтобы помешать ей причинить зло Стенелеосу, а значит, и самой себе. Но Стенелеос заговорил первым. Говорил он тихим, мягким голосом и держался очень спокойно. С Мэддоком он общался, не скрывая своей силы и величия, но сейчас он разговаривал с Шарлин как с равной.

— Вы оба способны удивлять меня. — Высокий голос Стенелеоса как бы многократно отражался где-то внутри его грудной клетки. Его огромные глаза казались совсем белыми на фоне покрывающего лицо черного меха. — Только призванные мной люди обладали способностью удивлять меня. — Он обратился к Шарлин: — Ты поставила меня на грань риска, угрожая причинить вред своим оружием. — Затем он взглянул на Мэддока: — А ты ударил меня по лицу рыбой.

Пораженная Шарлин посмотрела на Мэддока:

— Не может быть!

— Да, было дело. — Он улыбнулся какой-то своей мысли. — А как насчет Валентина? Он тоже чем-нибудь удивил тебя?

Медленно наклонив голову, Стенелеос ответил:

— Он проткнул мне руку вилами. Это была моя первая рана более чем за восемьсот столетий.

Шарлин хотела было спросить, кто такой Валентин, но передумала и задала другой вопрос:

— Вы хотите сказать, что никто, кроме нас двоих, не может удивить вас?

— Да.

— Чертов болтун.

Мэддок поморщился, когда Шарлин сказала это. Она нахмурилась:

— Но в таком случае… почему?

— Вы другие. Вы особенные. Я живу вне времени, а поскольку я призвал вас, то и вы тоже.

— Мэддок уже рассказывал мне что-то о путешествии во времени, но…

— Он не лгал.

— Невозможно. — Шарлин вздохнула, и как-то вдруг с нее спало агрессивное напряжение. Она засунула оружие в прикрепленное к ремню подобие кобуры и сказала, обращаясь одновременно к Мэддоку и к Стенелеосу: — Вы даете мне противоречащие опыту сведения. Путешествовать во времени невозможно. Время не имеет глобальных субстрат, у него есть только локальные калибры. До тех пор, пока ваш размер превышает размер нейтрона, время — это просто время.

Мэддок взял ее за локоть:

— Вы утверждаете, что время — это просто время. А мир — это просто мир. А что вы в таком случае скажете об этих маленьких квадратиках разноцветной ткани? Что это просто материя?

Шарлин огорченно посмотрела на него и слегка пошевелила локтем, освобождаясь от прикосновения Мэддока.

— А чем еще они могут быть?

— Что вы почувствовали, когда дотронулись до одного из платочков?

— Он ужалил меня.

— Это было похоже… на что-то?

— Ток или огонь.

Теперь была очередь Мэддока задать глупый вопрос; он не знал, что такое «ток», но был рожден в стране любознательных людей. Однако вместо этого он сказал:

— Насколько я понимаю, вас обжег неугасимый огонь проклятия — я сам почувствовал все это некоторое время назад. Вы держали в руках бессмертную часть какого-то человека. Бессмертную, но вечно страдающую.

— Да вы прямо-таки специалист по истории средних веков, — усмехнулась Шарлин.

Мэддок уже понял, что это ее стиль, когда слова появляются несколько быстрее, чем соответствующие мысли. Он вспомнил многочисленные лекции иезуитов в Корке в соборе святого Финбара. Они словно играли в шахматы, но не фигурами, а идеями.

Мэддок выудил из своей памяти характерное для тех времен словечко, которое адресовал Шарлин:

— А вы, надо полагать, материалистка?

— Что? — она замолчала, явно находясь в замешательстве.

Солнце со страшной силой молотило по макушке Мэддока, угрожая замутить его сознание. Он встряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и возобновил свое наступление, стараясь быть максимально логичным.

— Вы слишком любите этот мир и эти вещи, которые можно пощупать и подержать в руках. Вы не верите в существование вещи, если она недостаточно твердая, чтобы сделать кому-либо синяк с ее помощью. — Он вытер пот со лба. — По моим представлениям, это и делает вас материалисткой.

Шарлин озадаченно посмотрела на Мэддока, который в свою очередь, мимолетно взглянув на Стенелеоса, заметил уважение в его спокойном взгляде.

— Это все реально, — сказал ирландец, показав движением руки на окружающий их мир. Он пнул ногой сухой комок грязи, который тут же рассыпался. — И этот комок реален.

Затем Мэддок потрогал рукав своей рубашки, попутно обратив внимание, насколько он стал засаленным.

— Рубашка. Вы. Я. И он настолько же реален, как мы оба.

Он показал пальцем на Стенелеоса.

К Шарлин вернулись самообладание и присущий ей дерзкий, острый ум.

— Да, мы реальны, — отрывисто сказала она. — Ну и что же дальше? Ты говорил о каком-то доказательстве. Предъяви его.

Мэддок начал подниматься вверх по склону по направлению к благословенной тени старого дуба, в которой он так сейчас нуждался. При этом он коротким жестом дал понять Шарлин, что та должна следовать за ним. Она так и сделала, в то время как Стенелеос остался на месте, словно растущее в речной тине дерево. Мэддок был даже рад этому. Ему не очень хотелось, чтобы кто-нибудь был свидетелем того, как он втолковывает истину этой твердолобой даме.

— Существуют вещи, которые вы не можете ни видеть, ни потрогать, ни подержать в руках, и тем не менее они реальны. — Он шагнул в тень дерева, отчего ему сразу же легче задышалось. — Например, тень.

— Отсутствие света, — фыркнула Шарлин.

— Ну, хорошо, — проворчал Мэддок и потер рукой бровь. — А как насчет самого света? Что это такое?

Он показал рукой на ослепительно яркое небо.

— Излучаемая энергия.

Мэддок секунду помолчал. Поэтичность словосочетания нашла отклик в его душе. Солнце, фонарь Земли, дневной камин, обеспечивающий мир излучаемой энергией…