Валентин смотрел, как София осуществляет свою хирургическую операцию. Это зрелище вызвало у маленького каталонца странные смешанные чувства. Он восхищался тем, как сосредоточенно и четко она делает свое дело. Он также ясно видел всю глубину ее сострадания. Но в то же время он с трудом мог переносить это зрелище: окровавленные бледные руки Софии карманным ножиком разрезают тело Юэлла.

Он молча помогал, когда для него находилась работа, и делал это быстро и четко, хотя ему постоянно хотелось отвернуться. Он даже не возражал, когда София попросила его прижать свернутые влажные тряпки к ранам Юэлла, пока она готовила нитки, чтобы зашить эти раны.

Когда все было закончено, солнце еще светило, хотя уже спускалось к горизонту и посылало оттуда оранжевые лучи почти параллельно земле. По мере того как София обрабатывала и зашивала раны, Юэлл дергался все сильнее и энергичнее. И как раз в тот момент, когда Валентин собирался позвать кого-нибудь на подмогу, она затянула последний узел, обрезала конец нитки и облегченно выпрямилась.

— Должна сказать, что этот человек живуч и силен, как слон. Смотрите, он уже пытается подняться.

Она вытерла руки о влажную тряпку, продолжая внимательно наблюдать за Юэллом.

Одноглазый, а теперь уже и одноухий человек зашевелился, тряхнул головой и вдруг сел, неестественно выпрямившись и колошматя воздух кулаками. С его губ одно за другим сбегали ужасные, грубые ругательства и проклятия. Однако скоро сознание вернулось к нему, и его глаза приобрели осмысленное выражение. Он замолчал и начал неуверенно подниматься, наконец он встал, широко расставив ноги, словно находясь на качающейся палубе корабля.

— Меня подстрелили? — спросил он. Кожа его стала серой, почти пепельной. — Что случилось с моей головой?

София встала и подошла к нему. Левой рукой она взяла запястье его руки, а правой потрогала его лоб. Спустя несколько мгновений она улыбнулась:

— Ну, Юэлл, вы оказались даже сильнее, чем я думала. Теперь вы будете жить и, надеюсь, очень-очень долго. — Она снова улыбнулась, глядя в его испуганно моргающие глаза. — Никто больше не стреляет в вас из винтовки, поэтому не надо больше ни на кого нападать.

— Да, мэм, — наконец, запинаясь, проговорил он. — Да, мэм.

Сержант Хобарт вздохнул и пожелал для себя, хотя бы свободы немного посидеть. Похоже, что с арестованными особых проблем не ожидалось, тем более что помимо него их будут сопровождать еще один солдат и три офицера. Ему не нравились взгляды, которые время от времени бросали на него Темплетон, дезертир, и Натан, главарь группы беглых рабов. Он еще раз вздохнул, смирившись с чем, что придется провести бессонную ночь. Часового надо было поставить на ночь обязательно, а доверять такое важное дело желторотому рядовому Вэверли сержант не хотел.

Он сделал несколько шагов вперед и, скрестив руки на груди, молча смотрел на арестованных, на лошадей, на фургон, на офицеров и на приближающуюся со стороны восточного горизонта ночь.

Один раз сегодня Хобарта уже застала врасплох Скаска, спрыгнувшая на него с дерева, под которым он сейчас как раз стоял. По этой причине сержант теперь внимательно следил за всеми кустами и деревьями, где могла быть еще одна засада.

Но он никак не был готов к засаде снизу, когда какой-то человек выпрыгнул позади него, словно черт из табакерки. Земля посыпалась во все стороны, и корни дуба заскрипели и задрожали.

Мэддок вылез из-под земли и несколько раз глубоко вдохнул сладкий воздух свободы.

Первое, что он увидел на земле, — это спина сержанта Хобарта. Хобарт уже оборачивался назад, и его руки потянулись к револьверам. Но Мэддок действовал быстрее, и он выхватил револьверы из кобуры раньше чем сержанту удалось достать их.

Он бросил один пистолет Темплетону, другой попал в руки Скаски. Вечер еще не наступил, но танцы уже начались.

Скаска не знала, что ей делать с пистолетом. Она уже почти убедила генерала Бакстера с помощью моральных аргументов, и использование оружия теперь означало признание провала силы разума.

«Впрочем, — подумала она, пожав плечами и тряхнув головой, — сама война есть не что иное, как поражение разума. Будь что будет, — подумала она, высоко подбросив револьвер и наблюдая, как он описывает в воздухе дугу. Пистолет упал в траву перед озадаченным Валентином. Скаска знала, что он готов был стрелять в том, дневном сражении. Она подумала, что это вполне может оказаться тот самый револьвер.

Валентин еще толком не понял, что это там возникло из-под земли за спиной сержанта Хобарта. До него также не сразу дошло, что это упало сверху к его ногам. Он наклонился, затем опустился на колени и с удивлением разглядывал пистолет.

Темплетон гораздо быстрее сообразил, что к чему, и поймал брошенный ему револьвер. Он с профессиональной быстротой положил палец на курок и прицелился прямо в лицо генерала Бакстера. Всего пять или шесть шагов отделяли его от Бакстера и остальных двух офицеров, судя по виду, готовых умереть за свою страну, причем не обязательно героической смертью.

Темплетон покусывал губы, не переставая удивляться тому, как неожиданно поменялись роли.

— Пора нам поговорить, как мне кажется, — сказал он, слегка выделив слово «поговорить».

А под дубом раздраженный сержант Хобарт схватился с возникшим из-под земли привидением. Сперва его охватил леденящий душу страх, но спустя несколько мгновений он понял, что борется с человеком. Всего лишь с человеком, всего лишь с Мэддоком. Охваченный бешенством, он бился изо всех сил. Мэддок схватил его за руки и сражался также с неистовой яростью, совершенно не свойственной ему в обычном состоянии. На короткое время эти двое превратились в грубых хищных зверей, сцепившихся в смертельной схватке.

Рядовой Вэверли, забрызганный грязью в результате неожиданной эксгумации Мэддока, долго и глупо хлопал глазами, не зная, бежать ли ему прочь или рука об руку с сержантом сражаться против нового врага. Наконец, держа перед собой винтовку скорее для защиты, чем в качестве оружия, он сделал несколько нерешительных шагов туда, где шло сражение. Он перевернул винтовку прикладом вперед, используя его скорее как дубинку, а не как огнестрельное оружие.

Все еще не оправившийся после ранения и операции на открытом воздухе Юэлл поднял голову и увидел рукопашную схватку под деревом. Тяжело и неровно дыша, он вскочил на ноги и начал лихорадочно искать свой нож. Не обнаружив его, Юэлл сжал руки в тяжелые, твердые кулаки и громовым голосом закричал:

— Сейчас же прекратить!

Высоко держа свою изуродованную голову, он неожиданно быстро побежал вперед по траве. Уилфред успел нанести Мэддоку один довольно слабый удар, когда Юэлл свалил его на землю, крепко обхватив за пояс руками. Не имея ножа, он яростно раздирал мягкое тело Уилфреда своими ногтями и зубами, стараясь добраться до горла и лица.

Ошеломленные Скаска, Валентин и София смотрели на разразившуюся битву. Все трое считали себя уже привыкшими к мысли о животной природе человеческих войн и сражений, но сейчас они были потрясены развернувшейся перед ними картиной первобытной жестокости. Застыв на месте, они смотрели, как Мэддок и Юэлл, бок о бок катаясь по траве, мертвой хваткой схватили свои тщетно пытающиеся освободиться жертвы. Мэддок и Юэлл, быстрее всех подружившиеся в фургоне, сейчас быстрее всех потеряли остатки человеческого достоинства в своем желании пролить людскую кровь.

Натан, также наблюдавший за сражением, первый пришел в себя.

— Это надо остановить! — закричал он хриплым голосом, затем побежал к уже окровавленному месту битвы, где Юэлл уже готов был убить Уилфреда. — Прекрати!

Он повторял это снова и снова, вцепившись в рубашку и штаны Юэлла, напрасно стараясь оторвать его от своей жертвы.

Скаска, более осторожная и куда более хладнокровная, наклонилась над Мэддоком и также попыталась, схватившись за его одежду рукой, остановить этот приступ ярости.