Поняв бесполезность своих попыток, она остановилась и, качая головой, молча смотрела на дерущихся.

— Натан говорит, что надо остановиться, — сказала она неожиданно спокойным, рассудительным голосом. — Но нет. Нет, Мэддок, продолжайте. — Она отступила на шаг и скрестила руки на груди. — Процолжайте, Юэлл. Вперед, Мэддок. Никто не останавливает вас. Бейтесь до тех пор, пока не убьете ваших врагов.

Словно из чувства противоречия и Мэддок, и Юэлл прекратили избиение. Гораздо сильнее пострадавший Уилфред тяжело сполз на примятую траву, делая судорожные движения пальцами рук. У сержанта Хобарта еще оставалось немного сил, и он, услышав слова Скаски, уже вознамерился было броситься на нее. Но в этот момент подоспел Валентин с пистолетом в руке. Он уже понял, как работает это оружие, и его прибытие было залогом поражения Хобарта, так же, впрочем, как и его спасения.

Мэддок ощупал свое лицо, слегка морщась, когда пальцы касались поврежденных Хобартом мест. Хобарт в свою очередь также исследовал свои новые раны, чертыхаясь каждый раз, когда видел кровь на кончиках своих пальцев.

Юэлл, тяжело дыша от непривычной усталости, растянулся на траве, раскинув руки в стороны.

— Черт возьми, я долго желал этого, — вздохнул он.

Его дыхание стало более ровным, и через минуту он уже спал. Его тело знало то, чего не знал дух: после серьезного ранения и срочной хирургической операции у человека остается совсем немного сил для кулачных боев.

Подошедшая вместе с остальными беглецами София грустно и понимающе покачала головой и начала обрабатывать на скорую руку шрамы, царапины, порезы и другие повреждения Уилфреда.

Темплетон в течение всей битвы держал револьвер наготове, все эго время он был так напряжен, что его предплечья едва не сводила судорога. Он ни разу не оторвал взгляда от лица генерала Бакстера, держа его на мушке. Серьезность намерений Темплетона подтверждал смертельно холодный взгляд его глаз, сверкающих, словно застывшая на морозе сталь. Он не позволял сдвинуться с места ни Бакстеру, ни его полковнику, ни лейтенанту, хотя их было трое, а он один.

— Генерал, — сказал он, когда звуки состоявшегося на разодранном дерне под дубом сражения стихли. — Я думаю, что у нас еще есть возможность мирно расстаться.

— Нет, генерал! — выкрикнул полковник и, ощетинив усы, шагнул вперед. — Армия Соединенных Штатов не заключает договоров с предателями и дезертирами.

— Полковник… — ответил Бакстер, коснувшись руки своего подчиненного. — Теперь мы в плену у этого человека. Артиллерия у него, а не у нас.

— Я — кавалерист, а не артиллерист! — взревел полковник.

Быстрым движением руки он сорвал со своей головы фуражку и, держа ее перед собой, как щит, яростно бросился на Темплетона. В его ушах наверняка звучали звуки труб, а перед глазами развевались на ветру боевые знамена.

Темплетон непроизвольно спустил курок — ноги полковника будто зацепились за торчащую из земли проволоку. Пистолет в руке Темплетона дернулся, и это было так же неожиданно для него, как и ошеломляющий удар пули для полковника. Никто не видел, куда попала пуля.

Фуражки, которую он для защиты держал перед собой, хватило только на то, чтобы прикрыть темно-красную рану. Он упал на одно колено, пытаясь выставить вперед другое, словно грешник в церкви в экстазе раскаяния. Затем он упал на бок и больше не двигался.

Странный звон все время слышался сбоку от дороги — или это, возможно, был шум пульсирующей в голове Темплетона крови. Он отвел курок пистолета назад, приготовившись к следующему выстрелу либо даже целой серии выстрелов. Но на этот раз оружие было направлено на генерала Бакстера, заслонившего лежащего полковника своим телом.

Лейтенант, стоявший рядом с генералом, неожиданно также предпринял попытку прорыва, но не в сторону Темплетона, а к стоящими позади фургона на привязи лошадям.

Времени у Темплетона было только на один выстрел, но еще до того, как револьвер дернулся в его руке, он узнал, что промахнулся. Низко пригнувшись, чтобы в него труднее было попасть, лейтенант добежал до фургона. Лихорадочно работая пальцами, он отвязал лошадь. Затем он поднырнул ей под живот, чтобы оседлать ее с левого бока. В высоком прыжке он взлетел в седло и что было сил пришпорил лошадь. Та не стала тратить энергию на то, чтобы вставать на дыбы или приседать, а сразу взяла с места и, не сделав и пяти шагов, уже мчалась во весь опор. Темплетон, оказавшись перед выбором стрелять или не тратить попусту патроны, мудро выбрал последнее. Он снова повернулся к напряженно смотревшему на него Бакстеру и навел на генерала пистолет.

«Надеюсь, что он упадет на полном ходу с лошади и свернет себе шею», — недобро подумал Темплетон о лейтенанте.

— Быстро собираемся и уезжаем, — громко объявил он. — Нам нужно…

Он изумленно и довольно глупо заморгал глазами: София Гримстад неистово перебирая ногами по траве, опрометью бросилась к фургону. Она быстро пошла вдоль линии лошадей, быстрым взглядом оценивая характер каждой из них. Наконец она остановила свой выбор на огромном сильном жеребце с толстыми, мускулистыми бедрами. Темплетон, все еще озадаченный, также автоматически осмотрел лошадь. Все больше восхищаясь Софией, он кивнул головой, как бы одобряя ее выбор.

София отвязала вожжи и туго обмотала их вокруг правой руки. Затем она поднялась на фургон, используя его как лестницу, и изящно, словно усаживаясь на диван, влезла на жеребца. Она ударила лошадь по бокам своими сапожками на высоких каблуках и, что в высшей степени поразило Темплетона, заговорила с ней, взывая к ее природе и характеру.

— Ты рожден для скорости, — крикнула она, наклоняясь к уху лошади. — Именно для скорости. Я даю тебе возможность в полной мере проявить это данное Богом качество.

— Пошел! София, крикни ему это слово! — взревел Темплетон.

София кивнула, не переставая разговаривать с лошадью, и та тронулась с места, сначала просто шагая, затем перейдя на рысь и далее — в галоп. Когда женщина и лошадь скрылись за невысоким далеким холмом, они уже летели вперед с поистине невероятной скоростью.

Темплетон наконец пришел в себя и тряхнул головой. Мгновением позже он обнаружил, что генерал Бакстер стоит рядом с ним.

— Ни шагу ближе, — прорычал Темплетон, снова поднимая револьвер.

— Я не собираюсь предпринимать никаких действий против вас, — сказал Бакстер низким и торжественным голосом. — Мой полковник умер. Вы убили его.

Темплетон, пораженный этим известием, судорожно сглотнул.

— Ему не следовало бросаться на меня.

— Согласен, не следовало. — Генерал Бакстер глубоко вдохнул, словно вбирая в себя и усталость, и горе, и разум. — Ему не нужно было этого делать. И все же, если бы ему удалось выбить пистолет из ваших рук, я бы чествовал его как героя.

— А теперь…

— А теперь придется хоронить как героя.

— Мне очень жаль, сэр.

Бакстер взглянул на него и кивнул:

— Да, я вижу это. — Он отвел взгляд в сторону. — Мне тоже жаль.

После довольно продолжительного всеобщего молчания генерал вновь посмотрел на Темплетона. В его глазах неожиданно промелькнули искорки юмора.

— Для вас успех или провал — свобода или тюрьма — зависит от исхода лошадиных скачек.

— Да. — Темплетон слабо улыбнулся: — Кажется, это действительно так.

— Мой лейтенант, — Бакстер посмотрел в ту сторону, куда ускакали два всадника, — хороший наездник, и лошадь у него резвая, но она, похоже, не более чем спринтер.

— У Софии жеребец достаточно крупный, — ответил Темплетон, словно действительно находясь на скачках. — Он вынослив, и, похоже, его скорость выше.

— Отличная лошадь, скажу я вам.

— Это была как раз лошадь полковника, — сказал Бакстер.

Темплетон вновь упал духом.

София раньше ездила верхом и даже когда-то скакала наперегонки со своими двоюродными братьями и их друзьями. Позже, когда она жила в сельской местности близ Вашингтона, их сосед держал лошадей и охотно давал детям кататься в обмен на нетяжелую поденную работу.