В рядах эрнодарской знати то тут, то там мелькали красные, желтые, зеленые и синие одеяния. Жрицы трех богинь и жрецы Отца — Неба тоже успели прибыть до начала шествия. Впрочем, они своего никогда не упускали. Считалось, что жречество должно быть выше придворных интриг, но Ильтера, пожалуй, не могла припомнить ни одной дворцовой заварушки, к которой бы каким‑либо образом не относились представители жречества. Агрессивных элерриан и нервных кверионцев немного сдерживали их жрицы — истинными служительницами двух лун могли считаться только женщины, а мужчины были просто «поклонниками» этих богинь. Манниарийцы были поспокойнее — в их рядах женщины — жрицы спокойно соседствовали с мужчинами — жрецами.
Зато Отец — Небо традиционно допускал в ряды своих верных служителей только мужчин. В прошлом порой жрецы даже сражались наравне с боевыми отрядами, хотя сейчас это вспоминалось скорее как легенда. Суровый отец трех богинь, как считалось, покровительствовал войнам. Пресловутая «милость небес» была скорее оборотом речи, нежели реальностью. Эрнодарцы твердо знали, что рассчитывать на милость Отца не следует — необходимо заслужить его благосклонность, а потом с полным правом требовать свою награду. Кстати, в рядах «синих жрецов» было немало магов — ведь во многих государствах, где чародеи были не в чести, они могли укрыться лишь под покровительством Храма Отца — Неба. Правда, храмовникам в любом случае запрещалось применять магию в бою — высшее жречество считало, что это искусство должно быть посвящено исключительно их покровителю.
Отдельно ото всех стоял, опираясь на посох, Джесала Бларер — нынешний глава Храма Отца — Неба. Несмотря на преклонный возраст, он выглядел таким же несгибаемым и спокойным, словно скала, как и тогда, когда Тера увидела его в первый раз. Ходили слухи, что в последнее время светлейшего подумывают сместить, чтобы поставить на его место кого‑нибудь из более молодых жрецов, но чародейка сомневалась, что он позволит этому случиться. Джесала, безусловно, прекрасно держал в руках своих подопечных, не разрешая им своевольничать.
Неподалеку стояли и представители других государств, пришедшие проводить Майрита в последний путь. Мейгон Айес, посол Равианы, южного соседа Эрнодара, время от времени претендующего на знаменитую «кейнтаровую полосу», с лица которого никогда не сходило унылое выражение, сейчас выглядел на редкость уместно — словно искренне скорбел по почившему. Невысокий Тейли Кирш, довгариец, печально покачал головой, увидев чародейку, и даже сделал шаг по направлению к ней, но в последний момент остановился. Найир Тенна, державшийся подальше от Кирша (как представитель Паданонга он считал, что Довгари — всего лишь провинция его государства, хотя эта часть отложилась от страны уже несколько столетий назад), выглядел невозмутимым. Остальные о чем‑то переговаривались, за исключением Ксанты Бойна — таэконского посла, который стоял чуть поодаль от остальных представителей иностранных государств. Казалось, он чувствует себя незваным гостем на этом прощании.
На подошедшую Ильтеру Морн в сопровождении телохранителя почившего короля покосились многие — и придворные, и последователи трех богинь и Неба, однако быстро потеряли к ней интерес. Бывшая фаворитка Майрита явно утратила свои позиции при дворе, и тратить время на нее не стоило.
Зато к Тере и Коттару тут же подскочил капитан боевого эскорта, явно чувствовавший себя не на месте в этой толпе высокопоставленных «скорбящих». Затем неторопливо подошел и поздоровался полковник Стигер Тари — командующий столичным гарнизоном. Вслед за ним подтянулись и остальные военные, и вскоре вокруг чародейки и Лонка образовалось что‑то вроде обособленной группы. Одновременно они отгородили девушку, словно щитом, от толпы «плакальщиков», и Ильтера почувствовала немалое облегчение, скрывшись от косых взглядов злорадствующих недоброжелателей. Боевой эскорт стоял, молча ожидая, когда из дверей дома госпожи Игрен появится глава процессии. Укутавшая их тишина немного успокоила взвинченную Теру, и она с радостью отметила, что придворные, то и дело поглядывавшие на их небольшую группку, тоже стали говорить тише — хотя и не из уважения к покойному, а скорее из боязни, что вооруженный эскорт их неправильно поймет.
Наконец, двери распахнулись, и по ступеням с подобающей медлительностью стали спускаться личные слуги Даллары Игрен, несущие на плечах гроб с покойным. Ильтера увидела рядом с ними и Сору и с облегчением поняла, что ей позволили участвовать в церемонии и проводить в последний путь государя. Слева от них шел Дорнан Койр, и чародейка с некоторым удовлетворением отметила, что он в отличие от придворных воздержался от украшений. Его черную одежду не расцвечивали драгоценные камни, и лишь на левой руке остался перстень — печатка с изображением чаши — знак принадлежности к ордену Тейллер, на плечах лежал также тяжелый церемониальный плащ с гербом Дома Койров — летящим ястребом, очерченным серебристым кругом.
На шаг позади него спускались Даллара и Менеста Игрен, обе ослепительно прекрасные в своей показательной скорби, их сопровождали служанки. Тера почти без горечи отметила, что дочь ее главной неприятельницы великолепно выглядит в черном. Наверное, сейчас придворные имели возможность лицезреть будущую королеву Эрнодара, да благословят ее небеса! Менеста — настоящая красавица, молодая, прекрасного происхождения, идеальная кандидатка в мужья будущему правителю. А если она не уступает в сметливости своей матушке, то вскоре вся столица начнет плясать под ее дудку!
Впрочем, еще не коронованный король, казалось, не обращал внимания на тех, кто шел за его спиной. Под его взглядом придворные замолчали, и над улицей воцарилась тишина. Спустившиеся со ступеней слуги на минуту растерянно замерли, новый глава Дома Койр невольно повел взгляд в сторону группы из Теры, Лонка и военного эскорта, по — прежнему стоящего поодаль от остальных.
— Коттар, командуй, — девушка сказала это негромко, но в полной тишине слова прозвучали, словно гром.
Это вырвалось у нее прежде, чем Тера успела понять, что она больше не имеет права здесь отдавать приказы. Она так привыкла участвовать в большинстве церемоний вместе с Майритом, что язык опередил мысли, выдав привычное распоряжение. Теперь Ильтера готова была провалиться сквозь землю. Холодные голубые глаза будущего короля остановились на ней, и она с трудом сглотнула: в этот момент он показался ей таким похожим на Майрита! Только вот покойный никогда не смотрел на нее с таким ледяным презрением! Несколько секунд молчания превратились для нее в вечность.
— Коттар, командуй, — наконец, вполголоса распорядился Дорнан Койр.
Встрепенувшийся Лонк в два счета окружил слуг, несущих гроб, вооруженным эскортом. Внутри этого кольца оказались также Дорнан и Ильтера, остальных военные оттеснили — вежливо, но без особой церемонности. Между двумя дюжими молодцами мелькнуло недовольное лицо Даллары, но возражать она не решилась. Неожиданно для самой себя Тера оказалась лицом к лицу с новым королем Эрнодара. Он холодно кивнул и, обогнув девушку, возглавил процессию, с двух сторон поддержанную военными. На правах воспитанницы усопшего Ильтера Морн пошла за спиной его наследника. За ней слуги несли последнее пристанище Майрита ан’Койра. По бокам от военного эскорта выстроились разноцветные процессии жриц и жрецов трех богинь и Отца — Неба. Кто‑то из них затянул ритуальные прощальные молитвы, и вскоре процессию окружило невнятное бормотание, из которого Тера не понимала ни слова: трудно услышать все, когда вокруг поются четыре разные молитвы. Только в голосах жрецов Отца — Неба звучали горделивые ноты — они провожали великого воина. Элерриане и кверионцы шептали что‑то маловнятное, а манниарийцы, казалось, искренне оплакивали ушедшего короля — в их голосах высокие ноты смешивались с неподдельной горечью утраты.
Колокол на башне скорбно прозвонил пять ударов, когда дорога привела традиционную процессию к королевской усыпальнице. Слуги опустили гроб на специальный постамент, чтобы с покойным могли попрощаться его подданные. После этого смотритель отопрет тяжелые ворота, и Майрита внесут внутрь, чтобы поместить его прах в специально приуготовленной для него нише. Королевскую гробницу покинут все, кроме самых близких, которые имеют право провести рядом с покойным последнюю ночь. Представители жречества останутся за воротами, чтобы по — прежнему оплакивать ушедшего. На следующее утро несущие ночное бдение выйдут, с королем попрощается жречество, пропев последние молитвы, и усыпальница будет закрыта, а процесс погребения сочтут завершенным.
