Лютер оставил своим ученикам заботу об организации реформаторского движения, а сам продолжил деятельность преподавателя, проповедника и писателя. Он перевёл Новый Завет (с некоторыми сознательными и бессознательными уклонениями) на немецкий язык, понятный народу. Перевод Библии и оригинальные сочинения Лютера способствовали тому, что язык Лютера в течение немногих лет распространился по всей Германии и возвысился до всеобщего литературного языка. Библия в переводе Лютера используется и сегодня. Признание Лютером прав разума при толковании Библии послужило в Германии источником свободы мысли, венцом которой стала классическая немецкая философия — один из источников марксизма, по определению В.И. Ленина.

Касаясь отношения Русской Православной Церкви (РПЦ) к учению Лютера, следует сказать, что со времён Реформации отношение РПЦ к протестантизму было более спокойным, чем к католичеству. Дело в том, что в протестантизме церковное руководство не видело угрозы для религиозного сознания народа в силу слишком больших литургических и культовых различий. К тому же непримиримая позиция протестантов в отношении католиков устраивала русское духовенство, поскольку она ослабляла притязания Римской Церкви, против которых восставала и РПЦ. На протестантов смотрели как на еретиков, «недругов целостности православия», но относились к ним терпимее, чем к католичеству. Здесь сказывалась и традиционная латинобоязнь служителей Русской Церкви.

С поворотом Петра Великого к Западу и возрастанием влияния протестантов на внутренние государственные дела Российской империи соприкосновение русского общества с протестантским миром усиливается. Богословская полемика с религиозными, политическими, экономическими воззрениями протестантов («Камень веры» Стефана Яворского, 1718 г.), с которыми отождествлялось и отечественное религиозное вольнодумство, сочетается с расширением круга взаимодействия православного духовенства с протестантами (в частности, перенимается протестантский педагогический опыт при подготовке будущих православных пастырей), хотя формально весь архиерейский корпус и тем более простые священнослужители продолжают отторгать протестантские догмы и культ как ересь^{37}.

Если говорить об отношении протестантской Церкви к православию, то оно было отнюдь не терпимым, в особенности там, где шла борьба за души паствы. В Прибалтике начиная с 1840-х гг. нетерпимость протестантского духовенства к РПЦ достигнет крайних форм. На вооружение будет взят не только догматический меч Лютера, отточенный в борьбе с католичеством, но и всякого рода недостойные ухищрения: интриги, наветы, обман, очернительство, психологический террор, экономическое давление. В результате протестантская Церковь помешает цивилизационному срастанию балтийского берега с Российской империей. Но об этом речь впереди.

Учение Лютера победило и в Ливонии. Оно нашло поддержку среди немецких колонистов, поскольку стало катализатором давних враждебных отношений между католическими епископами и орденом.

Мы помним, что епископ Альберт был вынужден основать духовно-рыцарский орден, чтобы удержать ливонские завоевания перед лицом угроз внутренних (восстания туземцев) и внешних (со стороны Польши, Литвы, Руси, Швеции). Однако орден, почувствовав собственную силу, не замедлил вступить в борьбу со своим господином — архиепископом. В результате в Ливонии наблюдалась такая же борьба между духовной и светской властью, какая происходила в Германии между папой и императором. К началу XVI в. орден при магистре Плеттенберге стал приобретать решающий перевес над духовной властью. Как только Лютер в Германии заговорил о вавилонском пленении латинской Церкви и необходимости коренной церковной реформы, так сразу же дала о себе знать старая вражда, тянувшаяся целые столетия между орденом и духовенством: орденские чины и сам магистр Плетенберг явились доброжелателями нового учения. Город Рига, вассалы (как епископские, так и орденские) последовали за орденом и магистром, поскольку видели на их стороне преобладание и силу и к тому же не желали подчиняться власти духовенства. Важно отметить, что успеху лютеранства способствовало и само католическое духовенство, которое дискредитировало себя: высшие его представители были одержимы наживой, а низшие отличались крайней невежественностью. Когда в Ливонию проникло учение Лютера, колонисты, видя распущенность своего духовенства, просто отвернулись от него.

Что касается латышей и эстонцев, то им церковная реформа как таковая была совершенно безразлична. Хотя они при крещении и были зачислены в католики, но, в сущности, оставались такими же язычниками, какими и были до прихода крестоносцев. Ведь священников, знавших местные языки, не было. Богослужения проходили на латинском языке, непонятном не только туземцам, но и огромной массе самих колонистов. Проповедь же велась на языке немецком, который местное население также не знало. Не было и школ, которые могли бы приобщить крестьянских детей к азам христианства. Что касается перехода в лютеранство, то о желании ливонских туземцев никто не собирался спрашивать. Да они и сами не смогли бы чётко определиться в этом вопросе. Они не чувствовали ни малейшей солидарности со своим католическим духовенством, но и лютеранство им было так же чуждо и непонятно, как и латинство.

Вместе с тем опыт Реформации и в Германии, и в Ливонии показывает: чтобы победить, интересы духовные всегда должны вступать в союз с материальными. Если сам Лютер, как принято считать, думал не о себе и руководствовался исключительно своим пониманием Божьего Промысла, то другие сторонники Реформации видели, что каждый здесь может что-нибудь выиграть, и втайне помышляли о земных выгодах.

Как и в Германии, каждый слой здесь связывал с Реформацией свои собственные интересы. Светские вассалы-колонисты (как орденские, так и епископские) радовались возможности захватить церковные земли и имущество, освободиться из-под власти папы и епископов, сократить расходы на церковь и расширить свои права. Высокие прелаты прикидывали, не смогут ли они жениться на своих «хозяйках» и передать в наследство своим отпрыскам мужского пола земельные владения. Представители городов радовались новому расширению своей независимости благодаря отречению от католических епископов. Угнетённые крестьяне были не прочь использовать «лютеранское возмущение» для отстаивания своих земных интересов.

Магистр Вольтер фон Плеттенберг хотя и был расположен к реформации, но не забывал, что орден — это католическое учреждение. К тому же переход в лютеранство означал бы для него отказ от своих духовных ценностей, выход из прежнего жизненного круга. Он был уже в летах, мало вмешивался в события, но наблюдал за ними, чтобы извлечь из них возможно большую пользу для ордена и своего значения как магистра.

Реформация началась в Риге с бегством сюда из Трептова в 1521 г. последователя Лютера и учителя Андрея Кнопа (или Кнэпкена). В Трептове его деятельность по распространению учения Лютера шла рука об руку с разоблачениями злоупотреблений католической Церкви, что вело к разгулу страстей и выливалось в фактические оскорбления католических духовных лиц. Толпа, подстрекаемая адептами Лютера, с негодованием забрасывала их грязью во время обычных процессий по улицам города. А в одну из ночей чернь, привлечённая на сторону «просветленных религиозных воззрений», вытащила из церкви Святого Духа статуи и иконы и побросала их в близлежащий колодец. Поскольку епископ Каминский Эрасм Мантейфель принял меры против повторения подобных бесчинств, равно как и против распространения учения Лютера, Кнэпкен, чтобы избежать преследования епископа, решил продолжить свою миссию в Риге. Здесь он стал давать частные уроки юношеству, действуя вначале осторожно и втихомолку, поскольку круг приверженцев Лютера в Риге был ещё узок. Вскоре число его слушателей и друзей стало быстро расти. Кнэпкен обрёл и влиятельных покровителей в лице бургомистра Конрада Дуркопа и городского секретаря М. Иоанна Ломиллера.