В то время средством улаживания научных споров служили открытые диспуты. На таком диспуте, проходившем на хорах Петровской церкви под председательством и защитой бургомистра Конрода Дуркопа, Кнэпкен решительно разбил ссылками на Евангелие своих оппонентов-монахов по дискутировавшимся отдельным вероисповедным пунктам.
Чтобы противодействовать «распространению ереси», Рижский архиепископ Каспар Линде в союзе с Дерптским и Ревельским епископом Иоанном Бланкенфельдом объявили на ландтаге в Вольмаре (1522 г.) сочинения Лютера еретическими, соблазнительными и порочными и предали их проклятию. Это проклятие никого не испугало, а, напротив, способствовало объединению всего земского рыцарства и городов (Риги, Ревеля и Дерпта) против ливонского духовенства. Такое сближение было достигнуто особенно усилиями Ломиллера.
Однако архиепископ Каспар Линде по-прежнему не только ничего не хотел слышать о реформах, но и не собирался ликвидировать самые одиозные, по мнению сторонников Лютера, злоупотребления в церковной жизни. Тогда Рижский магистрат, первоначально не желавший идти на открытый разрыв с католической Церковью, вошёл в соглашение со старшинами обеих гильдий и избрал А. Кнэпкена архидьяконом при церкви Св. Петра. 23 октября 1522 г. Кнэпкен произнёс свою вступительную проповедь и тем самым заложил первый камень в основание евангелической Церкви в Ливонии.
В Ливонии, как и в Германии, утверждение идей Лютера сопровождалось бурными сценами. Толпы людей, возбуждённые необузданными проповедниками (особенно отличался Сильвестр Тегельмейер) и усвоившие только внешнюю форму лютеранства, стали проявлять своё усердие к новому учению путём низвержения и публичного сжигания икон, уничтожения украшений церквей, могильных памятников и другими насильственными действиями. Всеобщее возбуждение не стихало.
Лютер живо интересовался распространением евангелического учения в Ливонии, состоял в переписке со своими ливонскими сторонниками, направлял городам Риге, Ревелю и Дерпту послания, в которых делился своим богословским опытом. В частности в письме от 25 июня 1525 г. он предостерегал пасторов и проповедников от раздоров в деле обрядов. Хотя внешние обряды, учил Лютер, в богослужении для блаженства ничего не значат, всё же не по-христиански начинать по их поводу раздоры и тем сбивать с толку бедный народ. Лютер посвятил христианам в Риге и Ливонии своё изложение 27-го псалма{38}.
Известие о новом религиозном учении вскоре достигло и Ревеля и вылилось в такие же волнения, как и в Риге. Плеттенберг, обеспокоенный эксцессами в Риге, в письме магистрату Ревеля приказывал запретить проповеди против католической религии. Однако всеобщее возбуждение в пользу Реформации опрокидывало все запреты. 14 сентября Иоанн Ланге и Иоанн Массиен произнесли в Николаевской церкви Ревеля первые евангелические проповеди. С этого времени лютеранское учение стало утверждаться в городе. После того как Ревель, вслед за Ригой, отказался от своего епископа, Плеттенберг принял присягу от Ревеля одному себе и подтвердил этому городу его вольности.
Всеобщее религиозное возбуждение распространилось и на сельскую местность. В деревнях часть крестьян, прослышавших о требованиях восставших немецких крестьян, прекращали работу на барщине, отказывались платить долги и подати. Неурожай и голод 1525 г. ещё более усилили брожение среди «низов».
В 1525 г. эстонские крестьяне заявили о своём желании самим избирать проповедников чистого Евангелия и отстранять их, если они придутся им не по вкусу. Содержать проповедников они намеревались на собственные добровольные взносы, а излишек направлять в пользу вдов и сирот. Со ссылкой на Библию, они требовали отмены крепостного права, гражданского равенства, которое распространяли и на занятие общественных должностей. Хотя крестьянское движение в эстонской части Ливонии было непродолжительным и вскоре стихло, оно показало (как и Великая крестьянская война в Германии), что всякое духовное движение не замыкается в себе и мощно проникает в другие отношения, прежде всего социальные{39}. Этот вывод Вильгельма Брахмана, автора статьи «Реформация в Ливонии» (1850 г.), подтверждают на широком историческом материале и современные социологи.
В Дерпте начало Реформации было связано с личностью Мельхиора Гофмана, скорняка из Швабии. Это был человек, одарённый живым умом, хорошей памятью, пламенным воображением.
Свою проповедческую деятельность он начал как сторонник Лютера, что обеспечило ему доступ в ближайшее окружение этого вероучителя. Однако с течением времени Гофман подпал под влияние воззрений Томаса Мюнцера[16] и, по мнению лютеран, вместо дельного законоучителя стал религиозным мечтателем. Исследователь истории перекрещенцев Крон писал, что «Гофман начал своё предприятие как ревнитель, продолжил его как мечтатель, а кончил вместе с жизнью как обманутый глупец»{40}.
Один или в сопровождении своих единомышленников Гофман изъездил Германию, Швабию, побывал в Стокгольме, затем отправился в Ливонию. Везде он распространял свои учения, производя волнения среди народных «низов».
Гофман прибыл в Дерпт осенью 1524 г., когда под влиянием событий в Риге и Ревеле уже произошёл поворот горожан в пользу Реформации. Поэтому, когда епископская партия решила арестовать Гофмана, чтобы как можно скорее удалить его из города, эти намерения не только встретили сопротивление горожан, но и сообщили новый импульс реформационному движению и сопровождавшим его бесчинствам. Бюргеры не только разгромили церкви, но и заняли архиепископский замок, который долгое время держали в своей власти. Гофман же удалился из Дерпта в Ригу, а затем в Виттенберг к Лютеру. В этот период его идеи круто меняют прежнее направление. Он хочет, чтобы проповедник не стоял над паствой, а избирался из народной среды. Он мечтает об обществе, где нет голода, бедствий, нищеты и призывает к борьбе за этот идеал, т.е. соединяет религиозное учение с социальным протестом и земными интересами «низов».
Весной 1526 г. Гофман снова в Дерпте. Занятие скорняжными работами ради пропитания он сочетает с проповедями, излагая свои воззрения на предопределение, исповедь, отречение от Церкви, причастие, иконы, учительскую должность, день Страшного Суда и пр. Он проповедует с такой горячностью, что страсть к разрушению овладевает наэлектризованными слушателями. Как и в других ливонских городах, всё происходит по одному и тому же сценарию. Толпы из немецкого, латышского и эстонского городского простонародья врываются в церкви и монастыри, уничтожают алтари, иконы и скульптурные изображения святых, а церковное имущество растаскивают. В Дерпте чернь громит Мариинскую и Иоанновскую церкви, штурмом берёт Дерптский собор, занимает Доминиканский и Миноритский монастыри, а также женский монастырь Францисканского ордена, изгоняя оттуда монахов и монахинь. Некоторые из монахинь вскоре выходят замуж, монахи же, снявшие монашескую одежду и принявшие лютеранское учение, получают бюргерское право. Доходами этих монастырей завладевает город, а чтобы сами монастыри впредь не могли служить местом религиозных сборищ, дерптцы превратили Доминиканский монастырь в цейхгауз, а во Францисканском монастыре стали обжигать известь. Разрушению подверглась и православная церковь, воздвигнутая для русских купцов. Впоследствии за это злодеяние дерптцам придётся горько раскаяться, потому что оно станет для царя Иоанна Васильевича Грозного одним из поводов к войне, которая долго будет опустошать Ливонию.
Вскоре после учинённого мятежа Гофман покидает Дерпт и исчезает из ливонской истории. Дерпт же принимает лютеранское учение и отказывается от духовного управления своего епископа, которому остаются ограниченные права светского князя. В своих отношениях к городу епископ выступает более покровителем, чем собственно властителем.
